Жан Жуанвиль - История Крестовых походов
Добрый графде Суасон, которого трудно было смутить даже в такой момент, подшучивал над нашим положением и весело сказал мне: «Сенешаль, пусть эти псы воют сколько хотят. Да видит Бог — это было его любимым выражением, — мы еще вспомним этот день, сидя дома с нашими женщинами!»
Вечером, когда солнце уже садилось, прибыл коннетабль с отрядом пеших королевских арбалетчиков, которые выстроились перед нами. Когда сарацины увидели, как они, упираясь ногой в стремя своих арбалетов, натягивают тетивы, они оставили нас в покое и поспешно отступили. Коннетабль сказал мне: «Сенешаль, сделано хорошее дело. А теперь отправляйтесь к королю и не отходите от него, пока он не вернется в свой шатер». Когда я оказался рядом с королем, к нему подошел Жан де Валери и сказал: «Ваше величество, сеньор Шатийон просит вас поручить ему командование арьергардом». Король охотно согласился. Пока мы ехали, я заставил его снять шлем и дал ему свой наголовник, чтобы он подышал свежим воздухом.
После того как король пересек реку, брат Анри де Рони, провост (настоятель, управляющий. — Ред.) госпитальеров, подошел к нему и поцеловал руку в железной перчатке. Ко-рольспросил, естьли у него какие-то известия о графе д'Артуа, на что провост ответил, что да, новости у него имеются, ибо он не сомневается, что брат его величества ныне находится в раю. «О, ваше величество, — добавил провост, — утешьтесь мыслью, что никто из королей Франции не удостоился такой чести, как вы сегодня. Ибо, желая вступить в схватку с врагом, вы перешли реку, полностью разгромили его и заставили бежать с поля битвы. Кроме того, вы захватили их метательные машины, а также шатры, в которых вы сегодня проведете ночь». — «Да благословит Бог все, что Он дал мне», — ответил король, и из глаз его покатились большие слезы.
Когда мы достигли лагеря, то увидели, что группа пеших сарацин тянет канаты шатра, который они только что сняли, а наши тянут с другой стороны. Настоятель храмовников (тамплиеров) и я поскакали к ним, враг бежал, и шатер остался в наших руках.
В ходе сражения этого дня было много даже весьма достойных воинов, которые постыдно бежали через маленький мост, о котором вы знаете; они были настолько охвачены паникой, что все наши попытки остановить их были тщетны. Я мог бы назвать их имена, но воздерживаюсь, потому что ныне все они мертвы.
Тем не менее я не могу удержаться, чтобы не назвать имя Гюи Мовуазена, который с честью вернулся из Мансуры. Пока мы с коннетаблем шли вверх по реке, он следовал вниз по ней. И когда сарацины стали нажимать на графа де Бретань и его людей, под их напор попал и Гюи Мовуазен, но в сражении этого дня и он, и его воины покрыли себя славой. Не стоит удивляться их мужеству, потому что — это я узнал позже от тех, кто знал состав его отряда, — весь он за немногими исключениями состоял из рыцарей, которые были или членами семьи Мовуазена, или его вассалами.
После того как мы обратили в бегство наших врагов и отогнали их от их же шатров, наши люди оставили лагерь без защиты, и в него хлынули бедуины, которые занялись грабежом, потому что в лагере находились места расположения высокопоставленных людей, у которых было много имущества. Мародеры ничего не оставляли после себя, унося все, что осталось от сарацин. Тем не менее я слышал, что бедуины, хотя и зависят от сарацин, никогда не упускают возможности что-то украсть и скрыться с добычей. Хорошо известно, что подобная привычка была самой слабой стороной этого племени.
Поскольку я затронул эту тему, расскажу вам, что за народ бедуины. Они не последователи Магомета, но принимают учение Али, который был дядей Магомета. (Старец горы, которому подчиняются асасины, тоже его приверженец.) Эти люди веруют, что, когда человек погибает ради своего господина или каким-то иным достойным образом, его душа переселяется в другое тело, которому суждена лучшая и более счастливая судьба, чем прежнему. Вот почему асасинов мало волнует, погибнут ли они, выполняя приказ своего господина. Тем не менее пока больше ничего не буду говорить о старце горы, а только о бедуинах.
Эти люди не живут ни в деревнях, ни в городах, ни в замках, а всегда спят на открытом пространстве. По ночам или днем, когда погода портится, они помещают своих слуг, своих жен и детей в некое подобие укрытия. Его делают из дуг, напоминающих обручи от бочек, которые привязывают к шестам, как паланкин для женщин. Поверх этих обручей они набрасывают выдубленные в квасцах овечьи шкуры, которые известны под названием дамасских кож.
Сами бедуины носят просторные шерстяные плащи, которые покрывают все тело, включая руки и ноги. Когда вечерами идет дождь или ночью портится погода, они заворачиваются в них и, вынимая удила изо рта у лошадей, пускают тех пастись на траве неподалеку. По утрам бедуины расстилают свои накидки на солнце, вытряхивают их и покрывают новым слоем квасцов, после чего не остается ни следа влаги.
Они верят, что никто не может умереть раньше назначенного ему дня, и по этой причине отказываются надевать любые доспехи. Когда они хотят отругать своих детей, то говорят им: «Будь ты проклят — как франк, который носит доспехи из страха смерти!» В сражении у бедуинов нет ничего, кроме сабли или копья.
Почти все они носят длинные туники, похожие на подрясники у священников. Головы они покрывают тканью, которая тянется из-под подбородка, так что их угольно-черные волосы и бороды выглядят уродливо, местами — устрашающе.
Они питаются молоком от своих животных, платят аренду богатым людям, которым принадлежат пастбища для выпаса животных. Никто не знает количества этих людей; их видят то в Египетском султанате, то в Иерусалимском королевстве, то во всех других землях, принадлежащих сарацинам и иным языческим народам, которым бедуины каждый год платят большие суммы в виде дани.
Вернувшись из-за моря, я и в нашей собственной стране встречал неправедных христиан, которые следуют вере бедуинов, что человек не может умереть раньше назначенного ему дня. Эти верования служат отрицанию нашей религии, поскольку они утверждают, что Бог бессилен помочь нам.
Для тех из нас, кто служит Богу, в самом деле было бы глупо считать, что у Него нет власти продлить наши дни или охранить нас от зла и несчастий. Конечно, наша вера в Него крепнет, когда мы видим, что все это в Его власти.
Глава 8
ПОБЕДА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Теперь я продолжу рассказ о том, как с приходом ночи король и остальные после возвращения из жестокой битвы, которую я уже описывал, расположились в том самом месте, откуда мы прогнали врагов. Мои люди, которые оставались в том же лагере, принесли мне палатку, подаренную тамплиерами, и раскинули ее перед осадными машинами, которые мы отбили у сарацин. Рядом с ними король выставил охрану.
Когда наконец я лег отдыхать на постель — а я в самом деле нуждался в отдыхе из-за ран, которые получил в течение дня, — отдыха не получилось. Прежде чем день окончательно погас, по лагерю разнесся клич «К оружию! К оружию!». Я поднял слугу, который спал в ногах кровати, и сказал ему пойти и выяснить, что происходит. Он вернулся, трясясь от страха, и закричал: «Вставайте, мессир, вставайте! Тут сарацины! Они явились большим отрядом, и пешие, и конные, напали на королевских оруженосцев, которые охраняли машины, и оттеснили их к канатам наших шатров!»
Я вскочил, накинул на спину стеганый плащ, надел на голову стальной шлем и крикнул нашим сержантам: «Во имя святого Николая, они тут не останутся!» Мои рыцари собрались вокруг, у всех были раны, но мы отбросили сарацин и оттеснили их к скопищу их конных воинов, которые расположились едва ли не вплотную к машинам, которые мы отбили у них. Я послал к королю за помощью, потому что ни я, ни мои рыцари из-за полученных нами ран не могли натянуть кольчуги. Король прислал к нам Готье де Шатийона, который занял позицию перед нами, преграждая путь сарацинам.
Когда наши защитники отогнали пеших врагов, те присоединились к большому отряду конных сарацин, которые выстроились перед нашим лагерем, чтобы предупредить внезапное нападение на их армию, что стояла лагерем за ними. Восемь из ведущих командиров этого отряда, все в полном вооружении, спешились и стали укладывать что-то вроде укрытия из тесаных камней, чтобы наши лучники не смогли поразить их. Эти восемь человек посылали в наш лагерь стрелу за стрелой, ранив несколько наших людей и коней.
Посовещавшись, мы со своими рыцарями пришли к согласию, что, как только стемнеет, мы должны растащить эти камни, за которыми скрываются стрелки. Мой священник Жан де Вуази, который присутствовал при обсуждении, не был согласен ждать так долго. Оставив наш лагерь, он в одиночку в стеганом плаще и в стальном шлеме двинулся к сарацинам, таща за собой зажатое под мышкой копье, острие которого было обращено к земле, так что сарацины не могли увидеть его.