Валерий Шамбаров - Взятие Казани и другие войны Ивана Грозного
Царь, казалось, был в восторге от того, что ему навешивали на уши. Ублажал и угощал послов, и Поссевино записал: «Я видел не грозного самодержца, но радушного хозяина среди любезных ему гостей». На пиру Иван Васильевич доверительно наклонился к нему и объяснял, насколько он «чтит душевно» папу. Но переговоры вежливо тормознул. Посетовал, что бы рад обсудить столь интересные предложения, да ведь сперва надо кровопролитие унять. А уж дальше, без помех, сядем и все решим. Отправил иезуитов обратно к ляхам.
Кровь и впрямь уже лилась. На Русь надвигалась огромная армия. Король собрал и изготовил гораздо больше войск, чем в прошлые годы. У него насчитывали свыше 100 тыс. воинов — поляков, литовцев, венгров, пруссаков, австрийцев, браунгшвейцев, шотландцев, датчан. Приехавший к Баторию посол Мурада III, обозревая несметные силы, восхищенно говорил: если король и султан объединятся, они «победят вселенную». На своем пути эта лавина захлестнула крепости Опочку, Остров.
Когда в Псков прискакали гонцы с тревожными вестями и горизонт расчертили зловещие дымы на месте сел и деревень, горожане подожгли предместья. Совершили крестный ход вокруг стен с чудотворными иконами и мощами св. князя Всеволода-Гавриила. Их было 30 тыс., защитников. Но не ратников, а всех, кто целовал крест стоять насмерть. А целовало его все население, «старые и малые». И в крестном ходе участвовали «старые и малые», матери несли на руках грудных младенцев. И город защищать готовились вместе: воины, мастеровые, купцы, крестьяне, бабы, подростки. 18 августа показались передовые неприятельские отряды, у стен Пскова завязались стычки. А за ними валила вся масса армии Батория. Заполонила окрестности, стала строить лагерь и полевые укрепления. Но русские пушки поражали осаждающих так далеко и метко, что пришлось бросить позиции и перенести их подальше. После этого враги начали приближаться к стенам траншеями, ставить батареи.
По литературе кочует «факт», будто у царя в Старице было собрано аж 300 тыс. войска и стояло в бездействии. Любопытно, откуда же их было взять? Такое количество ратников насчитывала вся русская армия в лучшие времена. А сейчас царь счастлив был бы иметь их, но он только распускал слухи про 300 тыс., чтобы дезинформировать противника. Реальная армия сосредоточилась в Новгороде, чтобы помогать Пскову, — 40 тыс. под командованием Голицына. В Ржеве стоял корпус Симеона Бекбулатовича, 15 тыс. конницы, прикрывал дороги в глубь страны. И в Смоленске — примерно столько же всадников Хворостинина. Эти корпуса были последним резервом государя. Чтобы усилить контингенты в Пскове и Новгороде, пришлось даже ослаблять гарнизоны ливонских городов.
А этим не преминули воспользоваться шведы. Сперва они вели отвлекающие операции на западе Эстонии, взяли Габзаль и три замка. А когда закипели бои за Псков, скрытно перебросили армию под Нарву. Подошел и флот. Загремели тяжелые пушки, круша стены. Ну а нарвские немцы установили связи с осаждающими, подсказали слабые места обороны и сами нанесли удар в спину защитникам. 6 сентября шведы ворвались в город. Он уже 23 года принадлежал царю, в нем выросли большие кварталы русских купцов, ремесленников, да и военные жили с семьями. Уничтожили всех. Поголовно, независимо от пола и возраста — 7 тыс. человек. Это не пропагандистская цифра, она сухо, между делом названа одним из «обличителей» Ивана Грозного, пастором Рюссовом. Перебили вдвое или втрое больше мирных жителей, чем в Париже в Варфоломеевскую ночь, не говоря уж о надуманных «новгородском погроме» или «венденской каре».
Резали шведы, горожане — расплатившись за то, как царь сохранил им все права и свободы. Истребляли на улицах, в домах. Чтобы не возиться с множеством трупов, толпами сгоняли к реке. Грабили подчистую и глумились, обдирая донага, и забивали, как скот, целыми семьями, скидывая в воду. Женщин и девочек сперва «использовали», а потом все равно умерщвляли, чтобы до единого…
Эти кошмарные сцены и вопли жертв вогнали в ужас малочисленный гарнизон Ивангорода. Когда шведы начали высаживаться на другом берегу реки, ратники не стали обороняться, бросили крепость и бежали. А ко всему прочему, неприятелям опять помогла измена. На сторону убийц перебежал брат предателя Давида Вельского, Афанасий. Благодаря ему шведы захватили небольшие крепости Ям и Копорье.
Но в Новгороде предателей не оказалось. Подстрекательские грамоты Батория с призывами к восстанию жители переслали царю. Не нашлось изменников и в Пскове. Король на стреле перекинул осажденным предложение сдаться. За это обещал, разумеется, «свободы», а вдобавок всяческие льготы, невиданные торговые привилегии. В противном же случае давал другое обещание — не пощадить никого. Ему ответили: «Мы не жиды; не продаем ни Христа, ни царя, ни Отечества». И бомбардировка разгоралась все жарче. Ядра сделали пролом между Покровской и Свинусской башнями. Но псковичи, угадывая направление атаки, строили за каменной стеной деревянную, собрали здесь лучших воинов.
8 сентября произошел штурм. Венгры захватили две башни, подняли на них королевские знамена. За ними хлынули другие полки. Однако в страшной рубке у деревянной стены их остановили. Сам воевода Шуйский, раненый, возглавлял контратаку. Дрогнувших и отступавших воинов поворачивали священники с иконами. Пожертвовав собой, неизвестные герои взорвали Свинусскую башню вместе с неприятелями, а в Покровской врагов перебили. Баторий слал на помощь все новые отряды, но и к защитникам подошла подмога с других участков стены, противников выкинули из пролома, сами пошли на вылазку, взяли трофеи и много пленных. В атаке участвовали даже женщины, они под пулями собирали раненых, впрягались группами в захваченные королевские пушки и утаскивали их в город.
После этого поражения Баторий распорядился устраиваться в осаде основательно, строить землянки на холодное время — и рыть подкопы для мин. Он решил взять Псков несмотря ни на что. И причиной было вовсе не упрямство короля. Ему и в самом деле требовалась только победа. От этого зависел его престиж в собственном королевстве. От этого зависело и выделение новых средств сеймом и кредиторами. Часть войск Баторий отправил «загонами» собирать продовольствие. Они взяли и разграбили Изборск, Гдов, Старую Руссу, Красный.
Но стала давать свои результаты и тактика, выбранная царем. Корпус Радзивилла, сунувшийся к Ржеву, встретила конница Симеона Бекбулатовича и крепко побила его. А Голицын из Новгорода высылал отряды на коммуникации, они громили польских фуражиров. Особенно досаждали Баторию 200–300 воинов Нечаева, засевшие в Печерском монастыре. Король приказал взять монастырь воеводе Борнемиссе и ливонцам изменника Ференсбаха. Но ратники вместе с монахами отбили два приступа и заставили многочисленных врагов отступить. Голицын посылал псковичам и подкрепления. В сентябре-октябре его отряды предприняли три попытки пробиться в город, и части войск это удалось.
В героической обороне Пскова ярко проявили себя и казаки. На его стенах сражались тысяча служилых и 500 донских казаков под предводительством Черкашина. Он и среди псковичей прославился как «характерник». Летописец отмечал: «А заговоры были от него ядром многим». Записал и его предсказание: «А угадал себе сам, что ему быти убиту, а Псков будет цел. И то он сказал воеводам». Предсказание исполнилось, в одном из боев знаменитый атаман сложил свою буйну голову. А город стоял. Подкопы королю не помогли, некоторые обрушились, о других узнали обороняющиеся и «переняли» их, копая встречные ходы.
28 октября последовал второй штурм. Все батареи осаждающих открыли шквальный огонь, и гайдуки, прикрываясь деревянными щитами, кинулись к стене, стали крушить ее ломами и кирками, ставить лестницы. Их перебили из пищалей, лили горящую смолу, бросали новое оружие, «кувшины с зельем» (порохом). То есть секрет Батория русские разгадали и научились делать собственные бомбы. А вскоре ударили ранние морозы, и 2 ноября противник предпринял третий штурм — по льду через р. Великую. Массы пехоты двинулись к проделанным проломам, но их вообще не подпустили к стенам, расстреляли на реке и обратили в бегство. А извне, пользуясь этим боем, прорвалось новое подкрепление.
Но в это же время царю был нанесен еще один удар. Подлый, исподтишка. Внезапно умер его сын Иван… Хотя здесь, наверное, читатель вправе выразить недоумение: как же это, удар царю? Все знают, что сам царь нанес сыну удар в висок. Даже Репин картину написал… Да, «все знают». Но мало кто знает, что у Репина после создания этой картины стала быстро сохнуть рука. Ведь и в Священном Писании сказано: «Не прикасайтесь к помазанным Моим» (Пс. 104; 15). Но давайте для начала оставим то, что было наворочено в художественных произведениях, и обратимся к строгим фактам. Они были выявлены в XX в. при вскрытии царских гробниц. Волосы Ивана Ивановича очень хорошо сохранились, но химический и спектральный анализ ни малейших следов крови на них не обнаружил. Когда обмывали покойного, полностью удалить их было нельзя, какие-то частицы должны были остаться. А найти, видать, сильно хотелось, разными способами исследовали — и не нашли! Зато нашли, что содержание мышьяка в останках втрое выше предельно допустимого уровня, а ртути — в 30 раз. Царевича травили не единожды. И этому имеется подтверждение в документах: Иван неоднократно болел, в 1570 г. сделал большие вклады в Кирилло-Белозерский монастырь, даже не исключал, что при дальнейшем ухудшении здоровья пострижется.
