Прокопий Кесарийский - Война с готами. О постройках
Обратившись с такой ободряющей речью, он велел тремстам из своей свиты, перейдя реку стадий за двадцать отсюда, оказаться позади неприятельского войска и, когда начнется рукопашный бой, зайти им в тыл и со всей силой ударить по ним и, приведя их в беспорядок, заставить забыть о всякой смелости и противодействии. Сам же, перейдя тотчас с остальным войском реку, двинулся прямо на врагов. Римляне немедленно стали двигаться им навстречу. Когда оба войска, двигаясь своим путем, оказались близко одно от другого, один гот, по имени Валарис (Другое чтение: «Валиарис».), огромный ростом, и видом несказанно страшный, смелый и воинственный, одетый в панцирь и со шлемом па голове, выехав на коне перед войском и став посредине между двух войск, начал вызывать всех римлян, не хочет ли кто вступить с ним в единоборство. Все в страхе не двигались с места, один только Артабаз выступил против него на состязание. Оба погнали коней Друг на друга и, когда были близко один от другого, столкнулись копьями; но Артабаз предупредил противника и поразил Валариса в правый бок. Получив смертельную рану, варвар готов был уже упасть навзничь на землю, но его копье, упершись сзади его в землю в какой-то камень, не давало ему упасть, Артабаз еще сильнее налег на свое копье, стараясь вонзить его во внутренности врага: он думал, что Валарис получил еще не смертельную рану. Туг случилось, что железный наконечник копья Валариса, стоявшего почти прямо, коснулся панциря Артабаза и, вонзаясь все глубже и глубже, прошел через весь панцирь и [224] выступив оттуда, коснулся кожи Артабаза около шеи. Случайно этот острый наконечник, вонзаясь глубже, рассек проходившую там артерию, и кровь полилась сильной струей, причем Артабаз не испытывал никакого чувства боли, так что он сам погнал своего коня назад к римскому войску, а Валарис трупом упал на месте. Так как кровь никак но останавливалась, то Артабаз спустя три дня скончался и тем отнял у римлян всякую надежду на успех, так как даже в этом сражении из-за того, что он был уже небоеспособен, немало пострадало все дело римлян. Оставаясь вне линии боя, он лечил свою рану, оба же войска вступили в рукопашный бой. Когда бой уже кипел и был в самом разгаре, триста варварских всадников, двигаясь в тылу римского войска, внезапно появились у самого войска. Увидя их и думая, что в бой с ними вступает большее число врагов, римляне впали в панику и тотчас же бросились бежать изо всех сил, кто как только мог Варвары произвели страшное избиение римлян, бежавших без всякого порядка, многих взяли в плен живыми и заключили под стражу и, кроме того, захватили все знамена, чего прежде с римлянами не случалось. Каждый из римских начальников, как только мог, бежал, имея при себе небольшое число спутников; они заботились об охране тех городов, куда им удалось укрыться.
5. Немного времени спустя Тотила отправил войско против Юстина и Флоренции, во главе его он поставил самых воинственных готов – Бледу, Родерика и Улиариса. Подойдя к Флоренции, они стали лагерем вокруг ее стен и начали осаду, Юстин был этим очень обеспокоен, так как ему не удалось запастись никаким провиантом. Поэтому он послал в Равенну к начальникам римского войска, прося возможно скорое прийти к нему на помощь. Ночью посланный, пройдя незаметно для врагов, прибыл в Равенну и сообщил о настоящем положении дел. Поэтому тотчас же было послано во Флоренцию значительное войско, которым командовали Бесс, Киприан и Иоанн, племянник Виталиана. Когда через своих лазутчиков [225] об этом узнали готы, то, сняв осаду, они удалились в местечко, называвшееся Муцелла, находившееся от Флоренции на расстоянии двух дней пути. Когда римское войско соединилось с Юстином, то, оставив для охраны города немногих из бывших с ним, римские военачальники, выведя всех остальных, двинулись с ними против врагов. Во время этого пути они пришли к мысли, что было бы очень хорошо, если бы один из начальников, выбрав самых лучших из всего войска, пошел вперед и неожиданно, прямо с пути, напал на неприятеля, остальное же войско, двигаясь медленнее, должно было подойти туда же. Относительно этого они бросили жребий, ожидая решения и указания судьбы. Жребий выпал на Иоанна, хотя остальные военачальники вовсе не желали выполнять условие[5]. Поэтому Иоанн был принужден идти вперед со своим отрядом и с ним напасть на врагов. Варвары, узнав о наступлении врагов, охваченные сильным страхом, решили покинуть равнину, на которой они случайно стояли тогда, и с большим шумом бежали на высокий холм, который там возвышался. Когда здесь появился Иоанн со своим отрядом, они тоже бросились на этот холм и вступили в бой с врагами. Враги упорно отбивались; произошла сильная свалка, и многие с обеих сторон, проявив чудеса храбрости, пали. Когда Иоанн с великим криком и шумом устремился на стоящих против него врагов, случилось, что один из его телохранителей, пораженный копьем, пущенным кем-то из неприятелей, пал мертвым; тут римляне дрогнули и отбитые стали отступать. Уже и остальное римское войско успело прибыть на равнину и стояло там, выстроив фалангу. И если бы они приняли в свои ряды бежавший отряд Иоанна и двинулись вместе с ними на неприятелей, они победили бы в этой битве и могли бы всех взять в плен. Но по какому-то случаю в римском войске распространился ложный слух, будто в этом деле Иоанн погиб от руки одного из своих телохранителей. Когда эти речи дошли до начальников, они не сочли для себя возможным дольше оставаться здесь, но все устремились в позорное [226] отступление. И они стали отступать не стройными отрядами. не сплоченными отрядами, но каждый устремился в бегство, как только мог скорее. И многие погибли в этом бегстве, те же, которые спаслись, хотя никто их не преследовал, продолжали бежать еще много дней. Позже, укрывшись в первых попавшихся им укреплениях, они ничего другого не могли сообщить жителям этого места, кроме того, что Иоанн умер. И тут они уже не стали соединяться друг с другом и уже не собирались в дальнейшем идти на врагов, но каждый оставался внутри своих укреплений и готовился к осаде, боясь одного, как бы варвары не пошли против него. Со стороны же Тотилы к пленным была проявлена большая мягкость и дружеское отношение: он хотел привлечь их на свою сторону, чтобы большинство их добровольно принимало участие в его походах против римлян. Тем временем окончилась зима и с нею седьмой (541-542) год воины, которую описал Прокопий.
6. Затем Тотила взял крепости Цезену и Петру. Немного времени спустя он прибыл в Этрурию к попытался взять там укрепленные места, но так как никто не захотел сдаться ему добровольно, он, перейдя реку Тибр, не пошел в пределы Римской области, но быстро двинулся в Кампанию и в Самниум; там он без труда взял укрепленный юрод Беневент я сравнял с землею его стены с тем, чтобы войско, если оно прибудет из Византии, опираясь на этот укрепленный пункт, не могло причинять затруднения готам. Затем он решил осаждать Неаполь, так как принять его в свой город граждане решительно не пожелали, хотя он обещал им много хорошего. Начальником гарнизона там был Конон, имевший при себе тысячу римлян и исавров. Сам Тотила с большей частью войска, став лагерем недалеко от укреплений, оставался спокойным, другую же часть войска он послал по окрестностям и с его помощью взял укрепление Кум и другие защищенные городки и смог собрать оттуда много денег. Захватив там жен сенаторов, он не нанес им никакого оскорбления и, проявив большую сдержанность, дал им свободно уехать, за что заслужил [227] у всех римлян великую славу человека умного и благородного. Так как он не встречал никакого противодействия, то, рассылая из своего войска мелкие отряды, он совершил весьма важные дела. Он подчинил себе бруттиев, луканов, захватил Апулию и Калабрию; государственные налоги он взыскивал в свою пользу, деньги он велел вносить за доходы с земли владельцам этих мест и устанавливал и все остальное, как будто бы являясь владыкой Италии. Поэтому и римскому войску в назначенное время не было доставлено обычное жалованье, и император задолжал им крупные суммы. Из-за этого малийцы, лишенные своих обычных доходов и подвергшиеся столь крупной опасности, находились в глубокой печали. А солдаты стали проявлять себя еще более непослушными по отношению к начальникам и охотно оставались по городам. Таким образом, Константиан держал в своей власти Равенну, Иоанн – Рим, Бесс находился в Сполеции, Юстин – во Флоренции, Киприан – в Перузии, а остальные там, куда с самого начала каждый успел бежать и спастись.
Узнав об этом и считая это великим несчастьем, император тотчас же назначил префектом претории для Италии Максимина с тем, чтобы он был главнокомандующим над военными начальниками и доставлял воинам все, что нужно. С ним он послал флот, на корабли которого он посадил войско из фракийцев и армян. Начальником фракийцев был Геродиан, а во главе армян стоял Фаза, родом ибер, племянник Перания. Вместе с ним плыло и немного гуннов. Поднявшись со всем флотом из Византии, Максимин прибыл к Эпиру в Элладе. Там он без всякого основания остановился, теряя дорогое время. Он был совершенно неопытен в военном деле, поэтому труслив и крайне медлителен. Затем как начальника пешего войска император послал Деметрия, который и раньше совершал походы с Велизарием, командуя пешими легионами. Этот Деметрий, пристав к Сицилии, услыхал, что Конон и неаполитанцы терпят очень тяжелую осаду, так как у них полный недостаток продовольствия; он решил возможно [228] скорее двинуться к ним на помощь, но сделать это он был не в силах, так как войско у него было малочисленное и вообще весьма неважное. Тогда он придумал следующее: собрав и Сицилии возможно большее число кораблей и наполнив их хлебом и всяким продовольствием, он заставил неприятелей думать, что на кораблях плывет большое войско. Как оказалось, враги так и подумали. Они считали, что против них идет большое войско, заключая это из того, что, по их сведениям из Сицилии плывет против них большой флот. И если бы Деметрий решился сразу идти прямо к Неаполю, думаю, он испугал бы врагов и спас город, так как никто не выступи. бы против него. Но он сам, испугавшись опасности, решил совсем не приставать к Неаполю, а поплыл в гавань Рима и там спешно стал набирать солдат. Они же, разбитые варварами и чувствовавшие перед ними большой страх, решительно отказывались идти с Деметрием против Тотилы и готов. По этому он был принужден идти в Неаполь только с теми, которые прибыли с ним из Византии. Был тут другой Деметрий родом из Кефалении, старый моряк, очень опытный в морских делах и опасностях. Он участвовал вместе с Велизарием в его походах на Ливию и Италию и настолько прославился своей опытностью, что император назначил его наместником. Неаполя. Когда варвары начали осаждать это место, он, будучи человеком несдержанным на язык, очень часто оскорблял Тотилу и позволял себе говорить чересчур много лишнего Когда стало ухудшаться и без того их плохое положение и быстрыми шагами приближалась к осажденным гибель, он решился с согласия Конона один сесть тайно на маленьким челнок и отправиться к начальнику войска Деметрию. Сверх вероятия, прибыв благополучно и встретившись с Деметрием, он очень его ободрил и побудил к данному предприятию. Тотила же, услыхав, что это за флот, держал наготове очень много быстроходных судов «дромонов». Как только враги пристали к берегу в этом месте, недалеко от Неаполя, Тотила. появившись внезапно, поверг их в ужас и всех обратил в бегство [229]. Многих из них он убил, очень многих взял в плен живыми; бежали только те, которые с самого начала сумели вскочить в корабельные шлюпки; в числе их был и сам военачальник Деметрий. Все корабли со всем их грузом и экипажем варвары захватили в свои руки. Там они нашли и Деметрия-наместника. Отрезав ему язык и обе руки, они не убили его, но, покалечив его таким образом, разрешили ему идти куда он хочет. Такое возмездие понес Деметрий за свое злоречие и распущенность языка по отношению к Тотиле.
