Татьяна Соболева - История шифровального дела в России
К концу царствования Александра I, как известно, правительственный шпионаж распространился чрезвычайно широко, и, конечно, перлюстрация занимала видное место среди способов, с помощью которых правительство узнавало о том, что говорят и делают в обществе. В этом отношении определенный интерес представляет переписка министра внутренних дел при Александре I О. П. Козодавлева с тогдашним московским почт–директором Д. П. Руничем, часть из которой опубликовал в свое время A. В. Предтеченский[156].
Николай I, Александр II охотно читали выписки из перлюстрированных писем и в архиве секретной экспедиции при царской канцелярии находились таковые с их собственноручными пометками, как и другие документы с царскими подписями, касающиеся этой секретной деятельности. Перлюстрация дипломатической, военной, частной и иной корреспонденции продолжалась и в дальнейшем. Материалы, раскрывающие эту сторону деятельности государства, сохранились в архивах, часть из них опубликована. На наш взгляд, большую ценность в этом отношении представляют мемуары государственных деятелей той эпохи. И здесь нам бы хотелось остановиться на таком ценнейшем историческом источнике, каким является «Дневник» B. Н. Ламздорфа[157].
Владимир Николаевич Ламздорф родился в 1844 г. в родовитой дворянской семье. Род Ламздорфов (Ламбздорффов) уходит своими корнями в XIII в. к германскому рыцарю Отто фон Ламездорпе. В XIV— XIX вв. представители этой фамилии проживали в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии. В России дед В. Н. Ламздорфа Матвей Иванович, к которому сам Ламздорф относился с чувством глубочайшего почитания, начал свою служебную карьеру еще при Екатерине И, участвовал в чине генерала в русско–турецких войнах, а затем стал первым губернатором вновь присоединенной Курляндии. Позднее дед стал воспитателем будущего императора Николая I. В. Н. Ламздорф очень ревниво относился к своей карьере, к положению при дворе, безраздельно причисляя себя к придворной российской аристократии.
Образование В. Н. Ламздорф получил в аристократическом Пажеском корпусе, свою карьеру начал в качестве придворного камер–пажа и через три десятка лет с гордостью вспоминал, как 24 ноября 1861 г. царь Александр II спросил его на лестнице дворца, не из Ламздорфов ли он, опознав по фамильному сходству. В 1866 г. Ламздорф поступает в Министерство иностранных дел. Его дипломатическая служба была начата на весьма скромных должностях, но с 1878 г., после пребывания у царя в Ливадии вместе с будущим министром иностранных дел Гирсом, карьера Ламздорфа резко убыстряется, на него сыплются награды. В 1879 г. он уже камергер и управляющий литографией министерства с правом на хорошую казенную квартиру в здании министерства. С апреля 1881 г. — второй советник министра, с сентября 1882 г. — директор канцелярии министерства, с апреля 1886 г. — первый советник министра. По совместительству он является членом Цифирного комитета.
Вся жизнь и карьера Ламздорфа были тесно связаны с центральным аппаратом министерства. «Граф Ламздорф, — вспоминал впоследствии С. Ю. Витте, — вечно работал, и вследствие этого, как только он поступил в Министерство иностранных дел, он всегда был одним из ближайших сотрудников министров… Граф Ламздорф был ходячим архивом Министерства иностранных дел по всем секретным делам этого министерства»[158].
В январе 1895 г., после смерти министра иностранных дел Н. К. Гирса, Ламздорф, располагавший всеми секретными внешнеполитическими архивами, оказывается на некоторое время человеком, наиболее посвященным в тайны дипломатии царской России. «Странным является мое положение в данный момент, — записывает он в дневник, — мои секретные архивы содержат все тонкости политики последнего царствования. Ни молодой государь (Николай II. — Т. С.), ни почтеннейший Шишкин, назначенный временно управляющим министерством иностранных дел, не имеют ни малейшего представления о документах, доверенных в последние годы исключительно и совершенно бесконтрольно мне. Я работал в глубокой тени возле моего бедного старого начальника (Н. К. Гирса. — Т. С.), меня никто не знает, и вот теперь, когда исчезли как он сам, так и государь, которому он столь замечательно помогал править, я оказываюсь в положении единственного обладателя государственных тайн, являющихся основой наших отношений с другими державами»[159].
В 1900 г. В. Н. Ламздорф назначается министром иностранных дел России. На этом посту он находится до 1906 г.
В течение многих лет В. Н. Ламздорф вел дневник, который хранится в настоящее время в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в Москве и представляет собой бесценный документ эпохи. Сам Ламздорф, очевидно, представлял ценность своих записей для потомков. Так, он писал на страницах дневника: «Мое положение дает мне возможность записывать факты, вскрывать подспудные стороны исторической игры в карты; это может оказаться полезным в будущем. Сколько исследований пришлось бы тогда делать в секретных и недоступных архивах, чтобы выяснить даже частицу того, что мне легко сделать сегодня путем фотографирования, если можно так выразиться, своего рабочего дня»[160].
В свой дневник Ламздорф, кроме регулярных скрупулезных записей о текущих событиях, в первую очередь связанных с высшей государственной политикой и дипломатией, помещал копии важнейших документов, в том числе копии перлюстраций.
Наряду с авторским текстом и отдельными газетными вырезками значительное место в дневнике отводится Ламздорфом цитированию различных документов на русском, французском, немецком и английском языках. Некоторые документы заносятся им в дневник без всякой субъективной оценки и притом с исчерпывающей полнотой.
В числе прочих подобных документов Ламздорф зафиксировал в дневнике в виде копий английского текста[161] происходивший в 1895 г. обмен письмами между русским царем Николаем II и его двоюродным братом германским кайзером Вильгельмом II, а также копии перлюстраций переписки германского посольства в России. В качестве примера можно привести перлюстрированную телеграмму кайзеру Вильгельму II, посланную из Петербурга 18 (30) сентября 1895 г. его флигель–адъютантом Хельмутом Мольтке после свидания с Николаем И. Ламздорф вносит в дневник копию полного текста расшифрованной телеграммы Мольтке и внизу приписывает: «Государь вернул эту перлюстрацию без всякой пометы; как видно, доклад Мольтке о состоявшейся аудиенции у Его Величества является точным»[162]. Пометы Николая II порой поражали Ламздорфа своей некомпетентностью. Так, на перлюстрации одной из телеграмм, пришедших из Берлина в адрес германского посла в России Радолина и содержащей несколько рекомендаций, государь сделал помету: «Детски глупые советы!» Ламздорф пишет по этому поводу: «Я не особенно понимаю, почему глупые? Сознаюсь, что я, наоборот, восхищен той тщательной заботливостью и высоким благоразумием, с которыми Берлин направляет первые шаги своего нового посла в области, которая ему еще не достаточно знакома. Совсем неплохо было бы и нам последовать такому примеру»[163]. Однако были на перлюстрациях пометы Николая II и другого типа. Ламздорф пишет: «В пакете с возвращенными бумагами имеется телеграмма от Капниста[164], на которой нашим августейшим повелителем сделаны озорные пометы в духе тех, которые иногда делал покойный государь Александр III в адрес Михаила Горчакова»[165].
Российская служба перлюстрации к концу XIX в. накопила уже колоссальный опыт. Традиционно большое внимание уделялось перлюстрации дипломатической корреспонденции, а также так называемых «шпионных» писем для генеральных штабов — военного и морского. Эта корреспонденция получалась в Петербурге и отправлялась за границу в особых пост–пакетах, была зашифрована и опечатана. Все эти предосторожности, однако, не спасали ее от перлюстрации. В этом пост–пакете она и попадала в «черный кабинет», притом обязательно. Туда же она попадала и в случае, если доставлялась на почту всего за несколько минут до заделки пост–пакета перед отправкой его на вокзал. В «черных кабинетах» имелась полная коллекция безукоризненно сделанных металлических печатей как всех иностранных посольств, консульств, миссий и агентов в Петербурге и Министерстве иностранных дел за границей, так и всех послов, консулов, атташе министров и канцлеров. С помощью этих печатей вскрывать и заделывать дипломатическую корреспонденцию не представляло никаких трудностей.
За предшествовавший период существования «черных кабинетов» в России, т.е. со времен царствования Елизаветы Петровны, русским перлюстраторам были известны и практиковались три способа производства поддельных печатей. В старину печать отливалась из свинца по форме, снятой гипсом с негатива печати, сделанного из воска. Этот способ, кроме того, что был сложен из–за четырехкратного переснимания оттиска (негатива — воском, позитива — гипсом, вновь негатива — свинцом и, наконец, снова позитива уже на самом письме — сургучом), давал недостаточно резкие отпечатки. В середине XIX в. один из чиновников МИД изобрел способ производства поддельных печатей из серебряного порошка с амальгамой. Этот способ был очень прост и скор, а печати получались резкие. Однако они имели существенный недостаток — были весьма недолговечны, ломались от малейшего неосторожного прикосновения. Наконец, уже в начале XX в. другим секретным чиновником МИД России был изобретен остроумнейший способ производства идеальных печатей из твердого металла. Резкость получаемого оттиска была безукоризненна, сама печать — долговечна, а время, необходимое для ее изготовления, исчислялось минутами. Талантливый чиновник, изобретший этот способ производства печатей, а кроме того, аппарат для вскрытия писем паром, по докладу министра Столыпина царю был награжден орденом Владимира 4–й степени «за полезные и применимые на деле открытия».
