Клаус Рейнгардт - Поворот под Москвой
Решающим моментом для дальнейшего хода операций явилось то, что русским удалось совершить небольшой прорыв в полосе обороны 43-го армейского корпуса в районе севернее Тулы. Командир этого корпуса генерал пехоты Готтхард Хейнрици с 6 декабря неоднократно информировал об опасной обстановке в полосе действий корпуса. При ширине фронта 70 км и значительно ослабленном боевом составе соединений было невозможно что-либо противопоставить удару противника между Тулой и Алексином[260]. Когда соединения 50-й армии 8 декабря перешли в наступление в полосе обороны корпуса, то вскоре немецкая оборона была прорвана на стыке между 31-й и 296-й пехотными дивизиями. Гудериан тотчас же распознал, какая опасность возникла на этом участке, и попросил подтянуть сюда часть сил 4-й армии, которая до этих пор находилась на относительно спокойном участке фронта[261]. Попытки ввести в бой для ликвидации прорыва пехотный полк «Великая Германия» окончились неудачей. 50-я армия, поняв свои преимущества, стала немедленно наносить удары из Тулы по 296-й пехотной дивизии, 24-му танковому корпусу с целью сковать эти силы и воспрепятствовать их соединению с отошедшей на северо-запад 31-й дивизией. Осуществившие прорыв 258-я и 290-я стрелковые дивизии продолжали стремительно двигаться в западном направлении на Дубну и Воскресенское, чтобы нанести удар по тыловым коммуникациям 2-й танковой армии.
10 декабря разрыв в позициях обороняющихся немецких войск составил 20 км. Попытки Бока высвободить из 4-й армии какое-то количество сил для нанесения контрудара в целях ликвидации этого прорыва остались так же безуспешными, как и намерения Гудериана сделать это частью сил 3-й и 4-й танковых дивизий. Из-за больших снежных заносов движение по дорогам было сильно затруднено, а в стороне от дорог продвижение немецких танковых соединений было невозможно. Между командующим группой армий «Центр» и Гудерианом происходили ежедневные споры по вопросу, какие силы можно использовать для ликвидации этого прорыва, а также прорыва в районе Ливны. В связи с этим Бок становился все более раздражительным, он упрекал Гудериана в отсутствии доброй воли. Гудериан старался втолковать ему, что армия подвергается атакам противника на всем фронте и поэтому не может высвободить никаких сил, что вследствие потерь при отходе у нее осталось всего около 40 танков. Гудериан потребовал от командования группы армий подтянуть к нему резервы.
Но командование группы армий не имело больше никаких резервов. 12 декабря Бок отдал распоряжение о немедленном запрещении отпусков во всех своих соединениях. Из тылового района группы армий «Центр» он вопреки протестам начальника тылового района перебросил на фронт 1-ю бригаду СС, 221-ю охранную дивизию и два полицейских батальона.
Начальник тылового района группы армий в письме, адресованном ОКХ, со всей серьезностью отмечал, что в результате переброски из тылового района на фронт большого количества охранных соединений стало невозможно обеспечивать охрану сооружений и шоссейных дорог и вести борьбу с партизанами. 221-я охранная дивизия и 1-я бригада СС были переброшены в полосу действий 2-й армии, полицейские батальоны были использованы для ликвидации прорыва в районе Лихвина.
Части этих охранных дивизий и полицейские батальоны должны были по обе стороны от Лихвина вдоль Оки оборудовать новый рубеж обороны для того, чтобы задержать дальнейшее продвижение русских соединений в западном направлении, но их главные силы уже повернули на север.
Командование 2-й армии, еще 5 декабря рассчитывавшее относительно спокойно укрепиться на зимней позиции (перед этой позицией создавалась на глубину 15–20 км «зона пустыни», в пределах которой предполагалось сжечь и разрушить все дома; речь шла даже об уничтожении Ельца с его 50 тыс. жителей), 7 декабря сообщило командованию группы армий о грозящей войскам серьезной опасности и просило срочно перебросить подкрепления. 7 декабря, когда русские соединения оперативной группы Костенко предприняли наступательные операции против 2-й армии, там начал вырисовываться самый тяжелый на всем участке фронта кризис, который удалось преодолеть только в конце месяца.
6 декабря русская разведка захватила офицера квартирмейстерского отдела штаба 95-й пехотной дивизии, имевшего при себе различного рода документы. Штаб Костенко, узнавший из этих документов диспозицию и намерения 95-й пехотной дивизии, сумел выгодно использовать полученные сведения для организации наступления своих соединений. Оперативная группа немедленно нанесла удар по 95-й пехотной дивизии и уже 7 декабря отбросила ее и 45-ю пехотную дивизию в северном направлении, а кавалерийскими и танковыми соединениями двинулась в направлении Ливны, чтобы рассечь силы 2-й армии. 9 декабря оборона была прорвана и русские передовые отряды подошли к Ливнам. Попытка 2-й армии контрударами по флангам русских соединений отрезать их передовые части не увенчалась успехом. Создалась угроза глубокого оперативного прорыва Красной Армии на курском и орловском направлениях и связанная с этим опасность нарушения всех важнейших коммуникаций и путей отхода 2-й танковой армии.
Командование 2-й армии в своем донесении указывало, что, если противнику удастся перерезать железную дорогу Орел — Курск, будет поставлено под угрозу снабжение значительной части сил на Восточном фронте, а это может привести к полному развалу армии.
10 декабря интенсивные наступательные действия стала развивать также русская 13-я армия, отбросившая 35-й армейский корпус в западном направлении. Генерал танковых войск Рудольф Шмидт обратился в этот день к командованию группы армий с просьбой немедленно предоставить ему не менее четырех дивизий, так как в противном случае он не сможет силами своих семи, а фактически четырех дивизий удерживать линию фронта в 300 км. Но резервов не было, тем более что почти на всех участках фронта группы армий наблюдалась такая же картина.
Поэтому как единственный выход из положения было решено выделить в распоряжение 2-й армии два усиленных полка двух пехотных дивизий группы армий «Юг», на прибытие которых в Курск можно было, однако, рассчитывать не ранее 13 и 14 декабря. Но и эти силы были лишь каплей в море и совершенно недостаточными для ликвидации прорыва.
Все предпринимаемые с 10 декабря попытки установить связь с 34-м армейским корпусом, попавшим в окружение в результате внезапного удара группы Костенко, также оставались безуспешными. Таким образом, на участке фронта 2-й армии сложилась чрезвычайно опасная обстановка. В районе Ливны противник осуществил прорыв на фронте 30 км, ликвидировать который было невозможно в связи с недостатком сил. В окружение попали и были разгромлены армейский корпус (две дивизии) и одна дивизия другого корпуса[262].
Уже 11 декабря командование 2-й армии констатировало, что на боеспособность 45-й и 134-й пехотных дивизий едва ли можно рассчитывать и что 95-я пехотная дивизия почти полностью разгромлена. 21 декабря ОКХ отдало приказ расформировать 34-й армейский корпус.
Моральный дух солдат настолько упал, что командующий 2-й армией генерал танковых войск Шмидт был вынужден отдать приказ выявить лиц, ведущих пораженческие разговоры, и для примера другим расстрелять. Положение на всем южном участке фронта группы армий «Центр» за одну неделю настолько обострилось, что Боку пришлось сосредоточить управление всеми войсками между Тулой и Тимом в одних руках. По просьбе Гудериана он 12 декабря передал 2-ю армию в подчинение 2-й танковой армии и объединил эти силы в танковую группу Гудериана, поставив перед ней задачу остановить вклинившиеся соединения противника по крайней мере на общем рубеже района восточнее Курска, Новожил, Алексин. Но немецкие войска были уже настолько ослаблены, что не могли задержать продвигающегося вперед противника. Гудериан объяснял слабость своих соединений их малочисленностью и главным образом плохим моральным и физическим состоянием солдат:
«У нас остались, собственно, только еще вооруженные шайки, которые медленно бредут назад».
Выслушав сообщение Бока о тяжелом положении на фронте, Гальдер все еще сомневался в том, что противник сможет использовать свои успехи. На это Бок возразил ему:
«Да, он сделает это. При появлении русского танка наши солдаты бегут без оглядки».
Страх немецких войск перед русскими танками объяснялся тем, что русская броня была неуязвима для обычного противотанкового оружия. Эффективная кумулятивная граната, так называемая красноголовочная граната, не применялась, так как Гитлер опасался, что она попадет в руки противника и тот возьмет ее на вооружение и будет использовать против немецких танков. Однако 12 декабря Гитлер наконец разрешил пользоваться «красноголовочными гранатами». Затем он добавил, что появилась танкобоязнь и что положение «настолько серьезно, насколько можно себе представить». Только теперь Гальдер тоже, кажется, осознал всю меру опасности и сделал вывод, что в войсках сложилось критическое положение. Командир 8-го авиационного корпуса генерал Рихтгофен также пытался вразумить верховное немецкое командование. В беседе с начальником штаба военно-воздушных сил генералом Ешоннеком он сказал, что решается вопрос: быть или не быть? Ешоннек заявил, что никто так ясно не отдает себе в этом отчета, как он.
