Джоан Флетчер - Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой
Судя по литературным произведениям того времени, а также по надписям на стенах бань, это, несомненно, случалось в расслабленной обстановке ванной; совместные посещения бань стали нормой для всех классов к концу I столетия до н. э. и любимым времяпрепровождением супружеских пар. Затем традиционно, ближе к вечеру или вечером, устраивали ужин, за которым, поскольку завтрак был весьма скромным, а обед — не более чем легкой закуской, потреблялась основная дневная норма пищи.
Званые ужины являлись выражением социального статуса. Стены в столовых обычно красили в яркий красный цвет или мрачный черный и украшали натюрмортами. Тема еды могла присутствовать даже в напольных мозаиках с изображением и по-восточному колоритных, сверкающих на солнце свежих морепродуктов, и словно разбросанной во время пиршества всякой снеди — действительно «Неубранный зал». Контрастировали с такими картинами монохроматические мозаики со скелетом, несущим кувшины с вином и словно говорящим: «Ешьте, пейте, веселитесь». Точно так же, как у Геродота, когда небольшие чучела покойников приносили на египетские пиры, чтобы подчеркнуть преходящую сущность жизни.
Гости возлежали на ложах вокруг центрального обеденного стола. Каждый имел две полотняные салфетки — одну повязывали на шею, а другой вытирали пальцы. Вилок тогда еще не придумали, хотя римляне обожали привезенное с Востока столовое серебро. После обращения с молитвами к богам процессия слуг вносила серебряные и золотые блюда с едой.
Основным продуктом питания в древности служил хлеб. Богатые ели хлеб из лучшей пшеничной муки artophites, солдатский рацион составлял хлеб buccelltum, лепешками из грубых отрубей кормили рабов и собак. И хотя в силу экономической необходимости большинство римлян к хлебу добавляли разве что яйца и овощи, простая пища считалась признаком республиканских пристрастий перед наплывом экзотического съестного с Востока. Одному римскому полководцу III столетия до н. э. достаточно было тарелки пареной репы, потому что «человек, который довольствуется таким обедом, не нуждается в золоте»[334]. Однако Цезарь и Клеопатра, как и большинство богатых римлян, рассчитывали на более разнообразное меню за обеденным столом, чем хлеб и репа.
Традиционной любимой закуской — gustatio — было блюдо из спаржи, подававшейся за столом Цезаря с приправой на основе оливкового масла, или из нее делали какие-нибудь муссы. Одновременно подавали такие блюда, как грибы в красном вине, сельдерей в изюмном соусе, чечевицу с мидиями и травами, маслины в приправленном ароматными травами масле, хлеб с оливковой пастой, овощные оладьи и небольшие сырники в виде шариков — globi.
В Риме Клеопатра, наверное, во всем старалась подражать римлянам, и неудивительно, если она наслаждалась чем-то вроде современной широкой лапши, называвшейся lagana, которую обожал сподвижник Цезаря Цицерон, а также кукурузной лапшой palmentus. При добавлении в нее сыра получалось блюдо puls punica — каша по-карфагенски. Уже в те времена выделывали много сортов сыра — от ricotta (творога) до более мягких сливочных сыров с наполнителями из трав и орехов. Сицилийские повара славились тем, что свои блюда заправляли большим количеством сыра, однако их рыбные блюда с сыром не всем приходились по вкусу.
Тем не менее рыба простая, хорошо приправленная, часто подавалась в качестве primae mensae — основного блюда. Любимые у греков и многих итальянцев всевозможные морепродукты добывались в Неаполитанском заливе, хотя Цезарю они также поставлялись из рыбного хозяйства его богатого двоюродного брата, специализировавшегося на ловле морского угря, которого, вероятно, подавали к столу Клеопатры, когда она жила в Риме. Угорь был одной из самых дорогих рыб, а то, что египтяне поклонялись ему, стало предметом шутливой ремарки в одной греческой комедии: «Вы считаете угря великим божеством, а мы — деликатесом»[335].
Но тогда чрезмерная любовь к морепродуктам у греков также граничила с религией.
В одном рецепте приготовления угрей в свекольной ботве они сравнивались с богинями в брачном возрасте точно так же, как двух сестер-гречанок назвали анчоусами за «их бледность, худобу и большие глаза»[336]. Некоторых людей за то, что они обожали рыбу, называли «рыболюбами», хотя правильнее их было бы называть «женолюбами» за их любвеобильность, вот почему рыба обычно символизирует любовные чары. Обычная барабулька ассоциировалась с богиней классического пантеона Гекатой, а нильский окунь считался священным животным Хатхор. У египтян ассоциация между рыбой и любовной игрой отражена в словах, с которыми выходящая из воды девушка обращается к своему возлюбленному: «Посмотри, у меня между пальцев трепещется красная рыбка». Тогда, как и сейчас, некоторые морепродукты считались афродизиаками. Согласно поверьям, Венера в полночь ела устрицы. Не трудно представить, что Цезарь и Клеопатра вместе вкушали блюдо из устриц, доставляемых в Рим даже из Красного моря и Британии, надо полагать, во льду или в уксусе.
На столах богачей могли быть и такие экзотические деликатесы, как британская говядина, привезенная через Галлию, «нумидийские птички» — цесарки из Северной Африки, копченые перепела из Египта, любимое кушанье Александра, и даже индийские павлины, которых содержали как декоративных птиц, но в некоторых случаях их мясо употребляли в пищу, хотя оно такое жесткое, что из него делали котлеты, а потом их тушили в бульоне. Подавали и более ординарные блюда: жареного ягненка, утку, голубя или молочного поросенка с разными замысловатыми соусами. У секретаря Цезаря Авла Гиртия был повар, восхищавший всех своими отменными соусами; он готовил и ягненка по-лидийски с сыром фета, и говядину или телятину в кисло-сладком соусе.
Сомнительно, чтобы Клеопатре довелось отведать знаменитые римские деликатесы, такие как сони[337] в меду или сваренные в молоке улитки с соусом из забродивших рыбьих внутренностей. Римляне очень любили эту приправу и добавляли ее для пикантности в большинство блюд. Она обязательно стояла на столе, как и более острая приправа гарум. Еда у римлян получалась очень острой, из-за того что они часто приправляли ее солью, винным уксусом, дорогим черным перцем, который, как и имбирь, гвоздику и куркуму, везли из Юго-Восточной Азии через египетские порты на Красном море.
На десерт шли различные фрукты: виноград, яблоки, гранаты и фиги. Клеопатре особенно нравился крупный, сочный инжир, как и египетские финики, мешками доставлявшиеся из Фив. Подавали также мягкие фрукты из Кампании, запеченные в вине. Из них еще делали желе, его запивали коктейлем из меда и сока со льдом — неким подобием современного мороженого. Это был любимый десерт Александра, который, несомненно, вкушали и его преемники. Медом поливали запеченные фрукты, яичные драчёны и различные кондитерские изделия, такие как кунжутные и медовые вафли, ореховое и маковое печенье, фруктовые и ореховые кексы — панфорте и характерные пирамидальной формы пирожные из пропитанных медом пшеничных зерен — как знак почтительного отношения к родине Клеопатры.
Ужин заканчивался философской беседой с «винопитием», и хотя сам Цезарь пил мало, он мог позволить себе посмаковать вместе с Клеопатрой лучшее цекубское вино — римский аналог современного шампанского, и пили его из хрустальных бокалов. С одной стороны, это были своего рода музыкально-поэтические вечера с участием таких знаменитостей, как «благоухающий певец и музыкант-виртуоз»[338] Марк Тигелий Гермоген и митиленский поэт Кринагор, кстати, посетивший Цезаря в 45 году до н. э., а с другой — философские дискуссии единомышленников-филэллинов, которые вел иногда друг Клеопатры, философ Филострат.
Изначально греческие пиры представляли собой исключительно мужские вечеринки с выпивкой, куда женщин приглашали только для того, чтобы разбавить сугубо однополые компании, однако смешанные собрания не очень нравились некоторым мужчинам. Вот что по этому поводу сочинил Ювенал:
Впрочем, несноснее та, что, едва за столом
поместившись, <…>
Сопоставляет поэтов друг с другом, <…>
Та, что стремится прослыть ученой, речистой не в меру;
Пусть же матрона, что рядом с тобой возлежит,
не владеет
Стилем речей, <…>
Пусть не поймет и из книг кой-чего, мне прямо
противна <…>
Та, что, древность любя, неизвестный нам стих
вспоминает[339].
Хотя на таких мероприятиях привычки потребления вина женщинами строго регламентировались, двор Клеопатры на Тибре, по-видимому, руководствовался совсем иными традициями Птолемеев и их божества-покровителя Диониса, бога виноделия, чьи мистерии были раньше запрещены в Риме, а потом возрождены знаменитым трезвенником Цезарем. Несомненно, этот жест адресовался Клеопатре, однако появление культа, связанного с потреблением спиртного на людях и плясками, должно быть, не нашло понимания у многих нетерпимых в вопросах нравственности римлян. Это утверждение особенно справедливо в отношении тех, кто ратовал за возвращение республики и кому, главным образом противникам Цезаря, не очень-то нравилось, что в Риме пребывает иностранка в окружении своих придворных.
