Андрей Фурсов - Холодный восточный ветер русской весны
Опричнина, явившаяся как своего рода чрезвычайная комиссия, не была ни случайностью, ни вывертом русской истории. В данных исторических условиях это был один из двух возможных вариантов развития Московии – превращение страны либо в боярскую олигархию, русский (но очень русский) вариант Речи Посполитой, либо в едино(само)державную властную систему. Первый вариант вел к последующему распаду олигархического государства – Россия не компактная Польша, а огромная и к тому же многонациональная (уже в середине XVI в.) страна. И, конечно же, к превращению в объект захвата для соседей с запада и юга. Второй вариант системно был более вероятным в силу нескольких факторов. Речь идет, во-первых, о незначительном по объему создаваемом совокупном общественном продукте, что предполагало наличие жесткого распределительного контроля (в том числе за уровнем потребления верхушки) из центра/верха – т. е. центроверха; во-вторых, о внешней угрозе; в-третьих, о сложности стоящих перед властью задач и необходимости их срочного решения. Срочность, необходимость историкостратегического рывка была обусловлена спецификой русского развития – не вглубь, а вширь, приматом экстенсивного развития над интенсивным, замедленностью темпов. Все это в определенные моменты требует сверхинтенсивного развития, рывка, который меняет судьбу, после чего страна, выложившись, опять замедляет свое развитие. Недаром китайцы называют Россию «э го» – «страна внезапных замедлений и ускорений».
На Руси к середине XVI в. накопился целый ворох нерешенных задач, тянувшихся с прежних времен – киевских и удельно-ордынских, т. е. системные условия, предпосылки были налицо. Не было субъектного условия, т. е. субъекта, способного реализовать системную логику, необходимость, решить назревшие задачи. Институциональных средств решения этих задач не было; напротив, наличные институты работали на консервацию этих проблем, на сохранение сформировавшегося в ордынскую эпоху «княжебоярского комбайна», т. е. на боярско-олигархический вариант. Еще более осложняло ситуацию если не полное отсутствие, то несформированность общественных групп, способных активно поддержать установление антиолигархического единодержавия, воплощающего общенациональные интересы, целостные и долгосрочные тенденции развития Большой системы «Россия». Но и кланово организованная боярская верхушка – десятки и десятки кланов, с которой из-за недоформированности социальной структуры царь оставался один на один, – не выступала как единое целое, а потому ее можно было уравновесить некой оргструктурой социальноноваторского типа, объективно выступающего в качестве оргоружия, эдакого властного гиперболоида. Такой гиперболоид и был создан; автор – инженер Грозный; конкретная форма – опричнина.
Опричнина была чрезвычайной комиссией, призванной преодолеть сформировавшийся в ордынское время и во многом ставший залогом тогдашних успехов Москвы олигархический (княжебоярский) принцип, подавить его, снять в себе – результатом этого снятия и стало самодержавие. Опричнина (в разное время от 3 тыс. до 5 тыс. человек) была квазиорденской организацией, в которой служили представители различных групп и рангов господствующего слоя и которая, надстраиваясь над «остальной» Русью, почти обнуляла ее органы власти – институциональные (прежде всего Боярскую думу).
Опричнина стала не только триумфом чрезвычайки над институтами, не только новым уделом-ордой над ними, не только эмбрионом самодержавия, но и важнейшим принципом власти в России, «заточенным» на преодоление-подавление олигархического принципа и порождающим этим актом преодоления самодержавие как принцип (форму в платоновском смысле) и реальность, как «волю и представление».
Со времен грозного царя опричный принцип постоянно присутствует в русской истории, встроен в нее как и его антипод – олигархический принцип. Их материализации чередуются: опричный принцип подавляет олигархический, порождая самодержавие, последнее со временем расслабляется-олигархизируется, в результате возникает спрос на новую опричнину или, как минимум, на возрождение опричного принципа с малой или неявной его материализацией. Всякий раз, когда Россия сталкивалась с острой проблемой стратегического рывка в будущее, этот рывок осуществлялся на основе опричного принципа – осуществлялся в той или иной форме чрезвычайки. Даже отмена крепостного состояния готовилась чрезвычайкой – Редакционными комиссиями, поскольку существовавшие институты работали против затеи Александра II и его квазилиберального окружения.
2Широкомасштабно опричнина и опричный принцип являлись в русской истории трижды: во времена Ивана IV, Петра I и Иосифа Сталина. Чрезвычайки эти были разными. Во-первых, если опричнина XVI в. была полной материализацией опричного принципа, то при Петре I его торжество над институциональным принципом не было полным, а что касается Сталина, то он в значительно большей степени использовал опричнину как принцип, чем как организацию, заставляя работать на опричный манер, в чрезвычайном режиме иные формы. Во-вторых, каждая новая опричнина была более жестокой, чем предыдущая, в ней был больший процент тех, кого И. Солоневич называл «биологическими подонками человечества». И это естественно: чем менее здоровым является общество, чем более оно больно и порочно, тем более жестокие силы оно порождает для самоизлечения, для коррекции исторического курса, тем более жестокие методы использует, тем более мерзкий человеческий материал попадает в опричнину.
Если Иван IV имел дело с не очень больным обществом, то Петр I оказался в менее благоприятной ситуации, ну а Сталин так просто имел перед собой больное, гнилое, разодранное поздним самодержавием, мировой войной, революцией, гражданской войной и НЭПом, мало способное к развитию общество. Если же говорить о внешнем, геополитическом аспекте, то каждая последующая опричнина возникала и как реакция на значительно более острую, сложную и тяжелую для страны ситуацию. Опричнина Грозного развивалась в контексте Ливонской войны и набегов крымчаков; Петр I столкнулся со значительно более серьезной угрозой, ну а сталинский СССР в конце 19201930-х годов оказался почти в катастрофической ситуации тотального вражеского окружения.
РФ как в плане здоровья, а точнее болезни общества, степени ее запущенности, так и в плане внешних угроз находится в значительно худшем положении, чем сталинский СССР. Внешнеполитически у РФ нет стратегических союзников, одни «партнеры». РФ – более больное общество, чем нэповский СССР; кроме того, у большевиков был футуристический план, их режим был идеалистическим и устремленным в будущее. У нынешней верхушки нет ни идеализма, ни футуристичности, ни, как следствие, стратегии борьбы за будущее; она ориентирована на прошлое – в смысле на утилизацию и прожирание достижений прошлых, т. е. советских поколений. Поэтому если России суждено выскочить из исторической ловушки на основе мобилизационно-опричного проекта (а это единственно возможный вариант как с точки зрения логики и диалектики русской истории, так и с точки зрения складывающейся мировой ситуации – нового глобального передела, новой пересдачи Карт Истории со стиранием из нее ластиком проигравших), то новой опричнине, неоопричнине XXI в. суждено стать более жесткой и репрессивной, чем сталинская, а возможно и всех трех вместе взятых. Слишком много гнили, грязи и слизи накопилось с конца 1970-х годов, слишком изгадили страну за два поколения – счищать придется скорее всего (увы) с мясом и кровью, вот будет потеха для биологических подонков. Это потом их ликвидируют, как сделал Сталин в конце 1930-х. В связи с этим одна из задач неоопричнины – жесткий контроль над самой собой, т. е. использование элементов институционального принципа в реализации неинституциональной формы. И, естественно, ориентация на целостные и долгосрочные национальные интересы, прежде всего на интересы державообразующего народа, поскольку без него как без стержня и другим коренным народам исторической России не устоять перед напором иноземных Чужих и Хищников и их пятой колонны.
В связи с реализацией национальных интересов необходимо отметить отличие опричнины Ивана Грозного и Иосифа Грозного от таковой Петра I, грозненской опричнины от питерской. С какими бы издержками ни реализовывались обе версии грозненской опричнины, в конечном счете они были национально ориентированы и стремились к реализации исторической самобытности России. Питерская версия была иной. У нее была четкая классовая ориентация, ее целью было создание принципиально нового господствующего класса, намного более эксплуататорского и западоподобного («западоидного») социокультурно – и в этом плане противостоящего основной массе населения в качестве чуждого ей не только классово, но и социокультурно элемента. Инерция, приданная обществу питерской опричниной, логически привела к нескольким десятилетиям хозяйничанья иноземцев при власти, к трансформации (в нарушение русской традиции) дворянства из служилого в привилегированно-паразитическое сословие (указ Петра III от 18 февраля 1762 г.) и к превращению крепостных в рабов в правление Екатерины II.
