Андрей Сахаров - Владимир Мономах
Молча, не поднимая глаз, проехал мимо Олега и Мономах.
Началась новая жизнь в Переяславле.
Прежде Мономах заезжал сюда ненадолго как правящий черниговский князь, как могучий властелин всей Руси, посмотреть на город своего детства, повидаться с Ростиславом, отдохнуть после очередного лихого удара по половцам. Город в те годы жил полной жизнью, кипел строительством; митрополит Ефрем месяцами не выезжал из Переяславля, откуда он ушел на киевскую митрополию. Молодая Ростиславова дружина вливала в город дерзкую яростную силу. И весь он был под стать своему юному князю - молодой, растущий, дерзкий, грозный.
Сейчас же Мономах не узиал Переяславля. Город словно одряб, постарел, ссутулился. Уже несколько лет не подновлялись его строения, и многие из них пришли в упадок, жителей стало мало. Лишь несколько человек вышли навстречу князю на улицы города. Монастыри и слободы в округе стояли сожженные и ограбленные, люди из них разошлись по городам и весям. Вся Ростиславова дружина полегла на берегу Стугны, потонула в ее желтых водах, иона да в плен, и теперь в городе едва ли находилось несколько десятков воинов. В недавние половецкие приступы Переяславль обороняли в основном смерды и ремесленники. В скорбной наготе лежали и окрестные поля, посевы на которых были уничтожены тучами саранчи, обрушившимися на Русь, В киевской и черниговской землях смерды с трудом, но взрастили хлеб после ее набегов, здесь же таких сил не нашлось. Жители вынимали из амбаров последнее зерно, город из-за постоянных половецких нашествий оставался долгое время без соли - все пути на Волынь, откуда везли соль по русским ropoh дам, оказались перенятыми степняками.
Но жить в городе было можно. В целости стояли новые мощные каменные стены детинца, крепкими выглядели земляные и дубовые валы, окружавшие город. Взять Переяславль по-прежнему было непросто. За это время город не выгорел, стояли в исправности колодцы. На исходе педели задымила трубой каменная баня - гордость переяславцев.
Как и прежде, Мономах начал с главного - с войска.
С собой Владимир привел из Чернигова около ста всадников. Это были воины, закаленные в сечах, прошеДг шие с ним по Волыни и польским землям, гонявшиеся за половцами но берегам Сулы и Трубежа, бившиеся под Стародубом, Юрьевом и Красным и вынесшие его из волн Стугны.
Немедля гонцы поскакали в Ростов к Мстиславу. Много Мономах не просил, но требовал от сына, чтобы прислал пять десятков конных от Ростова и Суздаля, вместе взятых.
Послал Владимир людей к Святополку объявить ему, что он, Мономах, перешел на княжение в Переяславль и готов теперь вновь принять на себя первый удар со стороны дикого поля. Поэтому он просил у великого князя помощи оружием, железным припасом, людьми из тех, что служили еще Всеволоду Ярославичу и ему, Владимиру, и готовы прийти к нему в Переяславль. Им же он обещал и золото, и ткани, и скот - все, что собирался отпять у половцев.
Через несколько педель еще до осенней распутицы первые обозы пришли из Ростова и Киева, и жизнь в Переяславле сразу ожила. Зашевелились кузнецы и оружейники. Денег на оружие ни князь, ни его дружинники не жалели. Пришли в Переяславль и первые купеческие караваны из Киева и Чернигова - теперь переяславские сторожи вновь были выдвинуты в поле, и купцы могли спокойно передвигаться между городами, потому что сторожи берегли их от мелких половецких выходов, о круга ных же предупреждали заранее, и дороги сразу же пустели, жители запирались за городскими стенами.
Зима 1094/95 года прошла спокойно, если не считать новых известий о Евпраксии. Первые же санные караваны привезли из Киева вести о том, что сестра Мономаха обретается в Италии, вдалеке от мужа.
Враги Генриха IV наконец организовали похищение Евпраксии Всеволодовны из Веронского замка, где она охранялась слугами императора.
И потом на соборах в Констанце и особенно в Вичен- Ц Це в присутствии четырех тысяч церковников и тридцати тысяч мирян, собравшихся под открытым небом, она, не щадя себя, рассказала о всех мерзостях мужа. Люди, пораженные, слушали самоистязания молодой женщины, молились. Евпраксия, несмотря на видимые свои грехи, была даже освобождена от епитимьи, потому что собор признал, что к греху ее принуждали тяжелейшим насилием.
В ту пору Евпраксии едва исполнилось двадцать пять лет.
Прошло несколько месяцев жизни Мономаха в Иереяславле, и город быстро возродил свою военную мощь. Там была создана пусть еще небольшая, но хорошо сбитая дружина. День за днем шли сюда обозы с ествой и питьем, с припасами, оружием и людьми из Ростова, Суздаля, Любеча.
Любеч Мономах сохранил за собой, п теперь эта крепость грозно стояла посреди русских земель, неся верную службу своему хозяину. Здесь Мономах нередко останавливался, объезжая свои огромные владения. Более двух тысяч верст падо было проскакать ему, чтобы побывать во всех своих крупных городах, и он неустанно, день за днем сбивал в единый мощный хозяйственный, и военный кулак свои обширные владения.
Весной 1095 года в подкрепление к Любечу он затеял строительство на Десие Остерского городка - небольшой, но хорошо укрепленной крепостцы как раз напол-дороге между Киевом и Черниговом. Что мог сказать ему Святополк, чем мог помешать ему Олег, если Владимир провозгласил на всю Русь, что, сооружая Остерский городок, он продолжает дело своего деда и прадеда, воз-
водивших крепостцы и валы против печенегов й половцев. Но сам он хорошо понимал-, что здесь, на развилке важных торговых и военных путей, его новая крепость будет грозной сторожей не только против степняков, но и против врагов внутренних.
К лету этого же года он выбил Давыда Святославича из Новгорода и вновь посадил там своего сына Мстислава. Сделать это было непросто. Он раскинул сеть своих людей в Новгороде, снабдил их золотом и пожитками. А они уже замутили и торг, и Софийскую сторону, нашептали в уяш новгородскому владыке и боярам.
Вскоре новгородцы заявили Давыду,. что он им не люб и пусть идет прочь из города, и тут же послали в Ростов за Мстиславом, сказав на вече, что он их прирожденный КТЕЯЗЬ, что они с малолетства его вспоили и вскормили.
Мстислав отправился в Новгород, а ему на смену в Ростов из Переяславля выехал второй сын Мономаха - Изяслав Владимирович, который только-только вышел из отроческого возраста.
И снова Гита и Владимир провожали очередного робеющего молодого кпязя в его- первый путь, в далекие северные леса, вновь, как и в молодые годы Мономаха, рядом с новым ростовским кыязем1 ехал зрелый муж Ставка Гордятич, которого Владимир отпускал на время от себя, чтобы тот устроил сына в Ростове.
Ставка постарел и потучнел, седана посеребрила его все еще пышные темные волосы, лицо было покрыто рубцами, следами ранений, полученных в многочисленных сражениях. Но глаза глядели все так же дерзко, он так же легко вскакивал в седло.
Мономах всегда грустил, когда этот близкий ему боярин, своевольный и упрямый,, но безраздельно ему преданный, на время покидал его. Не каждаш осмеливался сказать князю правду в глаза, и Мономах ценил это. Нередко, поразмыслив над запальчивыми, порой обидными словами боярина, он менял свое, казалось, выношенное решение и говорил старому товарищу; «Ну что ж, Ставка, правильно рекут: «Муж облачающий лучше льстящего. Спасибо тебе за правду».
Уехал Изяслав, и словно- опустел княжеский дворец, хотя детей в нем был еще достаточно. Но в те дни Мономах и; Гита вдруг поняли, что с- уходом каждого сына уходит частица жизни; и человек уветвует себя, молодым до тех пор, пока есть в доме маленькие дети, и вот уже они вырастают, и ты шдишь, как сам додашь ешься к
роковой черте, и она уже гдо-то неотвратимо проглядивается - еще далеко, но с каждым бегущим годом будет
подвигаться все ближе и ближе, пока не захватит весь
горизонт…
С каждым месяцем укреплялись связи Переяславля с Константинополем. Греки, зная о давнишней привержен-ности Всеволодова дома к Византии, постепенно обживали -город, ставили здесь дома и лавки, внедрялись в церков-. ньш причт, старались ввести свои порядки в богоелуже-нии.
Вскоре тесные дружеские связи с Византией пригодились. Из Константинополя прискакали гонцы с извес- -. тием, что огромные полчища половцев во главе с Тугор-, каном, тестем великого киевского князя Святополка, оставили приднепровские степи и ушли иа Византию. Потом пришли гонцы из Киева от Святополка и подтвердили вести византийцев: Тугоркан продвинулся к Константинополю и остановился близ Адрианополя, в одном переходе от византийской столицы.
Ив это время в середине февраля 1095 года новая половецкая орда - чадь хаиов Итяаря и Китана - вышла к Иереяславлю.
Половцы хорошо зпали, что Мономах еще ие имел сильного войска, что он еще только начал создавать дружину, готовить оружие для полка смердов и ремеслешш»-ков. Знали они и то, что ни Чернигов, ни Смоленск, ни Тмутаракань Переяславлю ие помощники. Не верили Итларь и Китан, что Святополк киевский после последнего сокрушительного поражения под Киевом сможет собрать войско в помощь Мономаху.
