Михаил Хейфец - Цареубийство в 1918 году
Бруцкус указывает на слабое место в построениях следствия, касавшихся Голощекина: все обвинения в адрес «распорядителя» держались исключительно на единственном дедуктивном умозаключении: раз он еврей, то и должен быть главным.
«Праведный судья от незначительного факта (показаний шофера, что «всем на месте командовал Голощекин» – М.Х.) переходит к глубочайшим выводам, на обслуживание которых привлекаются философия, психология, история, политика. Не может того быть, чуть не плачет Соколов, чтобы этот еврей ничем не провинился в Екатеринбурге. Кто же мне тогда остается, один Юровский? И вот завивается паутинка… Если, как говорит Соколов, физического участия Голощекина ни лично, ни ни путем распоряжений никак доказать невозможно, то надо навести на него подозрения в участии интеллектуальном. У Голощекина, доказывает Соколов, были хорошие связи с Москвой, и кремлевское правительство, организовавшее убийство в Екатеринбурге, несомненно имело в этом городе своего человека. Это кремлевское правительство он выставляет в виде еврея Свердлова, а своего человека данного еврея – в виде еврея Голощекина. Таким образом, легко получается истина национального духа: евреи (Свердлов) умыслили в Москве и евреи (Голощекин) совершили в Екатеринбурге… Соколов искал не правду, а евреев».
В этом месте позволю себе совершить экскурс в книгу автора, которого Бруцкус считал хозяином и заказчиком соколовской версии убийства, – в двухтомник Дитерихса. Сочинение его отличается от «Убийства царской семьи» Соколова большей прямотой в изложении фактов, большей откровенностью, и Бруцкус не раз опровергал данные Соколова фактами из двухтомника генерала. Последний, по Бруцкусу, был наивным солдафоном, в отличие от следователя, который якобы все понимал как оно есть, но постоянно «подмигивал читателю, мол, мы-то с тобой понимаем, какую ахинею я несу, но таково требование национального духа».
Думается, разница в оформлении одной и той же концепции в обеих книгах заключалась в более примитивном генеральском методе доказательств. Любой отрицательный персонаж у генерала немедленно назывался евреем – и тогда не было нужды ломать голову над деформацией других следственных фактов: просто любые он записывал на еврейский счет. Соколов же понимал, что так действовать – слишком грубо, вот почему у него возникают «по-видимому, русские» и «национальность его мне неизвестна». Зато приходилось, деформируя, прилаживать сведения одно к другому, от чего генерал был свободен, как птица в полете…
Приведу типичные примеры генеральской авторской техники.
Сакович, например, не был им объявлен евреем, несмотря на фамилию на «ич» и звание врача, потому что он попал в руки к белым и выяснилось: назывался гусаром, ходил со стеком, чрезвычайно счастливо играл в карты, ухаживал за медсестрами – короче, брат-офицер, с какой стороны ни возьми. Но как правило пишется: «Председатель Белобородов и его помощники Сафаров, Войков, Голощекин, Поляков, Краснов, Хотимский – все евреи» (т.1, стр.34); «евреи Сафаров, Войков, Поляков, Хотимский, Чупкаев, Голощекпн. Краснов» (там же, стр.130); «Сафаров, еврей, ехавший с Бронштейном в пломбированном вагоне… родом из Киева, иногда ставивший на своих подписях букву «Г» (стр.31, 309); «Чуцкаев, еврей, каково его прошлое, откуда он родом неизвестно» (301); «Войков, еврей, по-русски называл себя Петром Лазаревичем» (311); «Сыромолотов. Многие утверждают, что он еврей» (312); «Поляков, Хотимский и Крылов – три еврея» (313). Достаточно простейшей проверки, чтобы выяснилось: генеральская информация взята даже не из соколовского дела, а просто из взбудораженной фантазии писателя в погонах.
Белобородова, например, Соколов проверял на зуб у всех возможных свидетелей, знавших того с юности, увы, разночтений не оказалось, все признали русским. Тогда-то Соколову и пришлось сочинять легенду о второстепенной роли председателя совета в городе – вопреки всем документам, имевшимся в руках следствия. А генералу такого не нужно, и у него Голощекин не командовал председателем Уралсовета, ведь тот сам был еврей.
Второй в списке, Сафаров, вовсе не ездил с Бронштейном в пломбированном вагоне, хотя в нем и находился: он ехал в вагоне с Ульяновым (Бронштейн-Троцкий приехал в Россию из Штатов через Англию). И не случайно он ставил на бумагах инициал «Г», звали его Георгием Ивановичем, чего не выяснил генерал, выяснивший, однако, что Сафаров еврей. В реабилитационном деле Сафарова, опубликованном нынче в журнале «Известия ЦК КПСС», КГБ записал: «Национальность – русский». К слову, фамилия Сафаровых, если только это его настоящая фамилия, известна в России с XV века, так звали сурожских (крымских) купцов греческого происхождения. (В Ленинграде, однако, до меня доходили слухи, якобы его настоящая фамилия Вольдин и был он армянином.)
О Чуцкаеве, чье имя-отчество и происхождение генералу установить не удалось, а удалось узнать одно – что был тот евреем, в энциклопедии «Гранат» сказано: звали его Сергей Егорович, родом из семьи станционного смотрителя в деревне Сугат, Камышловского уезда. (Краткая еврейская энциклопедия сообщает, что Чуцкаев был последним по времени председателем ОЗЕТа – Общества земельных еврейских товариществ, помечая возле фамилии: «Нееврей».) Сыромолотова, о коем многие говорят, что он еврей, звали Федором Федоровичем, был он сыном мастера сталепрокатного цеха из Златоуста. Поляков в принципе мог быть и евреем, и русским – фамилия встречается у обоих народов, но загадка подстерегает нас возле обоих его соседей из генеральского списка. Во-первых, неясно, как все же фамилия комиссара-еврея: Краснов или Крылов, – в разных местах он обозначен по-разному. Во-вторых, неясно, почему человек с фамилией как у атамана Всевеликого войска донского или, на выбор, как у великого баснописца, оказался у генерала евреем?
Зато на Хотимского, третьего в списке, я признаться, грешил из-за окончания его фамилии на сакраментальное «скнй», которым кончаются многие фамилии русских евреев. Увы, в мемуарах чешского коммуниста Арношта Кольмана «Мы не должны были так жить» встречается имя его друга Хотимского, причем наверняка того самого, поскольку он служил начполитотделом в 5-й армии (у Тухачевского на Урале), а потом главой Челябинского агитпропа. По словам Кольмана, звали Хотимского Валентином Ивановичем, и пострадал-таки он от нехорошего окончания своей фамилии на «ский», только по эту сторону фронта его казнили в 1938 году как польского шпиона.
…Зато, повторяю, Дитерихсу и не требовалось пользоваться формулами Соколова, скажем, для того же Сафарова: «Национальность его мне неизвестна» или для одного из палачей – Никулина: «По-видимому, русский». Использование таких формул довело Бруцкуса до исступления:
«Зная с полнейшей точностью, что Никулин чисто русский, происходит из местной уральской православной семьи, осведомившись об этом из документов и опроса свидетелей, Соколов все-таки старается спасти завет Дитерихса: «Русский народ в этом деле не участвовал» – этим вот по-видимому: авось, в ком-нибудь останется сомнение, что Никулин – псевдоним какого-нибудь Хаима. Увы! Списки охранников Ипатьевского дома, списки палачей и мучителей сохранились полностью – и нет в них еврейских имен, и все это русские, русские, русские, с незначительной примесью инородческих, но не еврейских фамилий. Не помогают хитрости усердного антисемита!»
А вот сюжеты, связанные с потаенной историей цареубийства («еврейской» по определению следователя): они добыты из расшифрованных телеграфных лент, отправленных с Урала в Кремль в июле 1918 года. Ленты обнаружил в архиве телеграфа екатеринбургский прокурор Остроумов: поскольку официальные депеши отправлялись в Кремль бесплатно, за счет совета, то их копии хранились в архиве как отчетный денежный документ. Комиссары не догадались эти копии изъять и уничтожить. Соколов – отдадим должное – сообразил, что главные секреты преступления скрыты в этих шифровках, но раскодировать их долго не мог: это сумел сделать для него только в эмиграции крупнейший специалист по шифрам. Тем не менее все шифровки были подписаны внизу открыто, и подпись неизменно была одна и та же: «Белобородов»,
Проще всего было объявить Белобородова Хаимом или Ициком: как читатель, надеюсь, помнит, в сочинении «Русофобия» И. Шафаревича он и назван Вайсбардом. (Математик не сам это придумал, а заимствовал из трудов эмигрантов-монархистов, понимавших, что Белобородова в истории убийства не объехать.) Кстати, первым автором подобной легенды был сам Николай П.
Вспоминает разговор с ним дежурный по ДОНу член исполкома:
«– Скажите, пожалуйста, Белобородов – еврей? – Пораженный нелепостью и неожиданностью вопроса, я не сразу нашел, что ответить. – Он на меня произвел впечатление русского человека…
– Он русский и есть.
