Александр Хинштейн - Тайны Лубянки
Голос судьи раздается гулко:
– Признаете себя виновным?
– Нет, ваша честь, не признаю. Я ничем не нарушил интересы Японии и действовал исключительно в рамках закона. Я – не изменник и не шпион, а советский разведчик.
…Если бы еще полтора года назад кто-то сказал немецкому послу в Японии генералу Отту, что его близкий друг германский журналист Рихард Зорге – «красный шпион», он первым бы пустил такому «доброхоту» пулю в лоб.
Рихард! Старый член партии! Человек, вхожий во все кабинеты Токио и едва не ставший руководителем отделения НСДАП в Японии!
Пройдет много лет. О шпионской группе «Рамзая» будет написано множество книг, тонны статей, но даже тогда генерал – уже бывший – Отт так и не сумеет поверить в эту чудовищную правду.
В неприятную правду вообще не хочется верить. Каково было, например, узнать премьер-министру Японии принцу Коноэ, что его личный секретарь Ходзуми Одзаки был советским шпионом, входившим в разведсеть Зорге?
Добрых восемь лет эта сеть снабжала Москву самой ценной и секретной информацией. Именно Зорге сообщил точную дату начала войны. Именно Зорге сделал все, чтобы Япония отказалась вступать в войну вместе с немцами. Подготовленный Зорге и Одзаки, секретарем премьер-министра, доклад о состоянии японской промышленности окончательно убедил правительство в том, что войну объявлять не надо. Сухие статистические цифры доклада доказали, что промышленность Японии не выдержит войны…
«Человек, для которого не было тайн» – так называлась одна из сотен книг о Зорге, написанных уже после, в 1960-е годы. Для группы Зорге в Японии действительно не было никаких тайн. И в германском посольстве, и в японском МИДе, и в токийском правительстве, и в минобороне разведчики чувствовали себя как дома…
…Когда в октябре 41-го группа Зорге провалилась, японцам показалось, что с них сорвали одежду. Вся страна, все кабинеты власти, чудилось им, наводнены шпионами, ничто не проходит мимо глаз агентов Москвы.
В группе Зорге работало более 35 человек. Среди них были немецкие, австрийские и югославские журналисты, японские чиновники, ученые, художники, врачи – цвет нации…
«Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Рихар-том Зарге?» Лежа на тюремной шконке, она вновь и вновь слышала этот вопрос следователя, и память сама возвращалась в далекий уже 30-й год…
Они встретились случайно у их общего знакомого Вильгельма Шталя. Зорге, как и Шталь – немец.
Красивое, мужественное лицо, лицо человека, немало пережившего. Он много рассказывает о себе: родился в Азербайджане, где на нефтезаводе работал его отец, инженер Адольф Зорге.
Вырос в Германии: когда отец накопил небольшое состояние, семья вернулась на родину – Рихарду было тогда три года.
Вскоре отец умер, оставив кучу сирот. Мать – урожденная Ко-белева, русская – поднимала их одна.
С началом Первой мировой, не сдав даже школьных выпускных экзаменов, ушел добровольцем на фронт. Был трижды ранен. Демобилизовался, поступил в институт. Увлекся коммунистическими идеями. Стал подпольщиком.
В 1919-м вступил в Компартию Германии. Участвовал в восстании матросов в Киле, в подавлении капповского мятежа, редактировал коммунистическую газету. Был депутатом девятого съезда КПГ.
В 1925-м приехал в Москву. Пошел работать в Институт марксизма-ленинизма…
И Катерине досталось немало. Была артисткой. Первый муж – тоже артист – умер у нее на руках, в Италии. После его смерти навсегда рассталась со сценой. Пошла аппаратчицей на завод.
Может, череда былых страданий и объединяла их? Каждый смотрел на жизнь без иллюзий…
Рихард был старше: ему 35, Катерине – 28. От него исходила какая-то исключительная надежность, мужская основательность – рядом с ним Катя чувствовала себя очень спокойно. Наверное, потому что не знала, какая беспокойная работа у этого человека. О том, что в 1926 году Рихард был завербован на службу в военную разведку Красной Армии, он не говорил ей до поры до времени…
В 1930-м Зорге уехал в первую командировку: в Китай. Отправлял его лично комиссар Берзин1, начальник военной разведки страны.
Берзин придавал этой командировке особое значение. Японский империализм и германский фашизм поднимали головы. Мир постепенно катился к войне.
После провала китайской революции нанкинское правительство разорвало дипотношения с СССР. На КВЖД – китайско-восточной железной дороге – произошло вооруженное столкновение китайских и советских солдат. Японцы ввели в Китай войска.
Война с Советским Союзом, писал своему императору генерал Танаки, неизбежна.
И в то же время позиции советской разведки в Китае – ничтожны. Военное командование почти не владеет обстановкой, тычутся, словно слепые кутята. Зорге предстояло выполнить невозможное – создать в этой сопредельной, полудикой стране мощную агентурную сеть…
Когда за Рихардом хлопнула входная дверь, Катя неожиданно остро поняла, что лишилась чего-то очень важного – может быть, самого главного в жизни. Хотелось броситься за ним, кинуться на шею, по-бабьи зарыдать. С каждым днем она все сильнее ощущала, как не хватает ей Рихарда; его голоса, его сильных, ухоженных рук, морщин.
Письма, которые приходили от него, она заучивала наизусть. Перечитывала по вечерам и корила себя, ругала последними бранными словами: нет, не достойна она любви этого человека…
Он появился неожиданно – в 1933-м. Загорелый, в иностранного покроя одежде. На лице – новые морщины.
На другой же день они поженились. А вскоре Рихард уехал в Японию. Им суждено было встретиться еще только раз, в 1935-м, когда на целый месяц он прибыл в Москву для инструктажа.
Всего месяц – много это или мало? Катерине казалось, что много. Она с самого начала знала, что скоро им предстоит расстаться, а потому смаковала этот месяц: наслаждалась каждым его мгновением.
Она спешила запомнить Рихарда – Ику. Каждый жест, каждую черточку лица, чтобы потом, оставшись одной, можно было возвращаться в воспоминания. В мгновения, ради которых и стоит, наверное, жить…
…Иногда Катерине начинало казаться, что Ики и вовсе не было. Что это был лишь придуманный ею образ, несбыточная мечта, фантазии бывшей актрисы. И только письма, которые изредка приносили ей молчаливые люди в военной форме, убеждали в обратном.
А потом, в 1938-м, прекратились и письма…
Из письма Рихарда Зорге жене:
«Милая К… Иногда я очень беспокоюсь о тебе. Не потому, что с тобой может что-то случиться, а потому, что ты одна и так далеко.
Я постоянно спрашиваю себя – должна ли ты это делать? Не была бы ты более счастлива, если бы не знала меня?…
Все это наводит на размышления, и потому пишу тебе об этом, хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой, к тебе».
Катерина держалась недолго. Уже через месяц после ареста, в октябре 1942-го, к радости свердловских чекистов она наконец «призналась»:
«Да, с 1933 года я была агентом немецкой разведки. Была завербована на эту работу Шталем».
В НКВД – безотходный метод производства; здесь ничего не пропадает зря. Вот и Вильгельму Шталю, человеку, познакомившему Максимову с Зорге, нашлось свое место в сценарии, благо еще в 1937-м он был арестован как шпион и умер в тюрьме.
Но что энкавэдэшникам мертвый Шталь? Во главе шпионского заговора должен стоять не мертвый, а живой. И такой человек есть – Рихард Зорге.
Подобный абсурд не привидится и в страшном сне: работающего за рубежом разведчика объявляют шпионом только потому, что он… работает за рубежом.
– Вам известны цели поездок Зорге за границу? – допытываются у Максимовой.
Катерина обреченно мотает головой: «Нет»…
Ей действительно не известно, чем занимается за кордоном муж. Она знает только, что Рихард – сотрудник военной разведки РККА, потому и квартира в Москве записана на подставное имя.
А знают ли это свердловские чекисты? Знают ли, что объявляют шпионом своего коллегу?
Максимова говорила об этом на допросах много раз. Не проверить ее слова энкавэдэшники просто не могли.
Тогда в чем же дело? Почему военная разведка предала своего агента? Не хотели связываться с Лубянкой?
Или, может, потому, что Центр знал уже о провале Зорге и он не представлял больше никакой ценности? Был отработанным материалом?
Или потому, что Зорге многократно предупреждал Центр о подготовке немцев к войне и это приводило Сталина в бешенство?
А может, потому, что отправляли его в Японию руководители Разведупра Берзин и Урицкий2, арестованные в 1937-м как враги народа?
Гадать можно долго. Неоспоримо одно: в ноябре 1942-го лейтенант госбезопасности Кузнецов в одном из следственных документов написал, точно вынес уже приговор:
«Установлено, что в 1934 году Максимова связалась по поручению агента германской разведки (выделено мной. – Прим. авт.), прибывшего из-за границы, со Шталем и собирала материалы о полит. настроениях трудящихся СССР провокационного характера».
