Герберт Уэллс - Очерки истории цивилизации
Впрочем, это вполне объяснимо. В тексте Исхода, написанном гораздо позже тех событий, о которых в нем повествуется, исторические факты могли быть сжаты и упрощены и, вероятно, одному человеку-символу были приписаны деяния, которые на самом деле составляли продолжительную и совсем не однозначную последовательность племенных вторжений. Одно еврейское племя могло прийти в Египет и там попасть в рабство, в то время как другие атаковали окраинные ханаанские города. Вполне возможно, что даже сама страна пленения — не Египет (по-еврейски Мицраим), но Мишрим на севере Аравии, на другой стороне Красного моря.
Две других книги Пятикнижия — Левит и Второзаконие — посвящены Закону и предписаниям для жрецов. Книга Чисел продолжает повествование о странствиях потомков Израиля в пустыне и их вторжении в Ханаан.
Какими бы ни были действительные обстоятельства вторжения евреев в Ханаан, несомненно, что эта земля значительно изменилась со времен легендарного обещания («обетования») Аврааму, сделанному несколькими веками ранее. Тогда эти земли были, по всей видимости, преимущественно семитскими по населению, с многочисленными городами, процветавшими на оживленных торговых путях. Однако нашествия иноземцев волна за волной накатывались на этот берег.
Мы уже говорили о том, как смуглокожие средиземноморские народы Италии и Греции, создавшие эгейскую цивилизацию, кульминацией которой был Кносс, оказались под натиском арийских племен, продвигавшихся на юг. Кносс, как уже говорилось, был захвачен в XV–XIV вв. до н. э. и затем полностью разрушен около 1000 г. до н. э.
Теперь мы знаем, что жители этих эгейских городов пересекали море в поисках более безопасного пристанища. Они вторглись в дельту Нила и на африканское побережье Египта, образовали союзы с хеттами и другими арийскими или арианизированными народами.
Это происходило уже после времени Рамзеса II, при правлении Рамзеса III (XI в. до н. э.). На египетских памятниках запечатлены масштабные морские сражения, а также поход этих племен по палестинскому побережью на Египет. Они пользовались воловьими упряжками, характерными для арийских народов, и действовали в союзе с кем-то из ранних арийских завоевателей.
Военные конфликты, происходившие между XIII и Х вв. до н. э., нуждаются в более последовательном и доскональном рассмотрении. Из библейского изложения очевидно, что евреи, во время своего медленного покорения земли обетованной под началом Иисуса Навина, столкнулись с этим новым народом — филистимлянами. Те осели вдоль побережья, основав множество городов, из которых главными были Газа, Геф, Ашдод (Азот), Ашкелон (Аскалон) и Экрон.
Филистимляне, как и евреи, были пришельцами — в основном, вероятно, критянами, переселившимися из-за моря. Еврейское вторжение таким образом, начавшееся с нападения на хананеев, быстро переросло в длительную и не очень успешную войну за эту землю с куда более внушительными силами пришельцев-филистимлян.
Нельзя сказать, чтобы земля обетованная когда-либо была полностью в руках евреев. Вслед за Пятикнижием в Библии идут книги Иисуса Навина, Судей, Руфи, I–IV книги Царств и Хроники (Паралипоменон), которые в другом изложении повторяют значительную часть содержания книг Царств. Описание событий становится все более правдоподобным по мере того, как речь идет о более поздней истории. В этих книгах мы видим, что филистимляне уверенно удерживают плодородные земли на юге, а хананеи и финикийцы противостоят израильтянам на севере.
Первые триумфальные победы Иисуса Навина больше не повторяются. Книга Судей — это унылое перечисление неудач и поражений. Израильтяне пали духом. Они оставили поклонение своему единому богу Яхве и стали поклоняться Ваалу и Астарте (Белу и Иштар). Они стали смешиваться с филистимлянами, хеттами и другими народами, превратившись в этнически неоднородную нацию — какими они были и во все последующие времена.
Под предводительством нескольких мудрецов и вождей они продолжали в целом безуспешную и никогда по-настоящему не сплоченную войну против своих противников. Их завоевывали последовательно моавитяне, хананеи, мадианитяне и филистимляне. История этих конфликтов, история Гедеона, Самсона и других героев — луч надежды среди непрерывных бедствий Израиля — рассказывается в Книге Судей.
Из Первой книги Царств мы узнаем, как филистимляне наголову разгромили евреев.
Это было поистине сокрушительное поражение, стоившее израильтянам жизни 30 000 (!) человек. Они уже потеряли до этого четыре тысячи в стычке с филистимлянами, после чего решили принести в свой стан самую великую святыню, Ковчег Завета Господня.
2Но само расположение этой земли препятствовало тому, чтобы евреи могли на ней обосноваться. И их первый царь Саул оказался не более успешным, чем судьи. Длительным интригам авантюриста Давида против Саула посвящена оставшаяся часть Первой книги Царств. Гибель Саула знаменовала собой поражение войска евреев в сражении на горе Гелвуе. Оно оказалось бессильным перед ловкостью филистимских лучников.
«На другой день филистимляне пришли грабить убитых и нашли Саула и трех сыновей его, павших на горе Гелвуйской.
И отсекли ему голову, и сняли с него оружие, и послали по всей земле Филистимской, чтобы возвестить о сем в капищах идолов своих и народу.
И положили оружие его в капище Астарты, а тело его повесили на стене Беф-Сана» (1 Цар., 31: 8–10).
Давид (около 1000 г. до н. э.) проявил больше политической смекалки и был более успешен, чем его предшественник. Видимо, ему удалось заручиться покровительством Хирама, царя Тира. Этот союз с финикийцами оказался весьма на руку Давиду и был основой величия его сына Соломона. История Соломона, с ее постоянными убийствами и казнями, походит скорее на историю вождя племени дикарей, чем цивилизованного монарха. Она очень красочно описана во Второй книге Царств.
С правления царя Соломона (около 950 г. до н. э.) начинается Третья книга Царств. Для исследователя-историка самым любопытным здесь представляется отношение Соломона к национальной религии и жречеству, в частности, к первосвященнику Садоку и пророку Нафану.
Начало царствования Соломона стало таким же кровавым, как и царствование его отца. Писание передает нам предсмертные слова Давида — распоряжение об убийстве Семея. Последнее слово, произнесенное Давидом, — «кровь». «Низвести седину его в крови в преисподнюю» (3 Цар., 2:9), — требует он от своего сына. Давид поклялся Семею Господом, что «не умертвит его мечом», пока жив. Однако Соломону, говорит он, ничто не мешает поквитаться с тем, кто злословил Давида «тяжкими злословиями».
Соломон вслед за тем убивает и своего старшего брата, претендовавшего на трон, но затем отступившего и подчинившегося младшему брату, после чего легко разделывается со сторонниками брата. До какой степени религия мало значила в этой этнической и общественной неразберихе, переживаемой еврейским народом, видно по той легкости, с которой Соломон замещает враждебного ему первосвященника своим сторонником Садоком. Еще более поразительно убийство Иоава Вениамитянина, который до того был главным исполнителем кровавых приказаний Соломона. Иоава не спасло и то, что он укрылся в скинии и даже держался за рога жертвенника Яхве.
Далее Соломон берется переделывать религию своего народа. В этом он также был не одинок, если судить по другим правителям того времени. Он укрепляет союз с Хирамом, царем Тира, который использует царство Соломона как перевалочный пункт на торговом пути к Красному морю. В результате этого партнерства невиданные до того богатства скапливаются в Иерусалиме.
В Израиле начинает появляться массовый труд рабов. Соломон отправляет своих людей заготавливать кедр в Ливане для союзника Хирама и обеспечивает доставку кедра по своей земле к портам на Красном море, где финикийцы держали свои корабли.
Далее Соломон приступает к строительству дворца для себя и храма — поскромнее размерами — для Яхве. До этих пор ковчег Завета, божественный символ древних евреев, пребывал в просторном шатре — скинии, которую переносили с одной возвышенности на другую; жертвоприношения Богу Израиля отправляли на различных возвышенных местах.
Теперь же ковчег переносят в святая святых каменного, обшитого по стенам кедровыми досками, сияющего золотым убранством храма.
Ковчег поместили между двумя крылатыми фигурами из позолоченного оливкового дерева, и жертвоприношения должны были совершаться с тех пор только на алтаре перед ковчегом.
Эта централизация культа не может не напомнить читателю о новациях Эхнатона и Набонида. Успех подобным начинаниям сопутствует только тогда, когда преемственность в жреческой среде, ее престиж и ученость опускаются до очень низкого уровня.
