Эдгар Уоллес - В сетях аферистки
- Я условился встретиться с другом в театре, мне нужно идти.
- Целую вечность не была в театре, - она громко вздохнула.
- Тебя не заинтересует эта пьеса... Это русская социальная драма из жизни рабочих.
Диана снова вздохнула.
- Я так люблю русские пьесы! Русский театр мне очень нравится. Главные герои умирают на сцене так красиво, что я просто очарована. В опере и оперетте никогда не знаешь, кого, собственно, певцы представляют, потому что не знаешь текста, но в драме - все ясно!
- Но русская пьеса не подходит для молодых девушек, - вежливо ответил Гордон.
- Если возьмешь меня с собой, буду готова через пять минут. Я все равно не знаю, что предпринять сегодня вечером.
- Ты ведь можешь обдумывать, что подать утром к завтраку, - язвительно заметил Гордон.
Оставшись одна, Диана завела граммофон, но вскоре это ей надоело, и она погрузилась в раздумья. На память невольно приходил Демпси, хотя мысль о нем была неприятна. Не потому что она любила этого странного человека. Он перевернул всю ее жизнь: психика ее созрела, и мировоззрение изменилось. Теперь она слабо помнила его тонкое лицо, мускулистое тело и страстные речи. Нет, по-настоящему она не любила его. Он лежал у ее ног, умоляя о любви, угрожая застрелить ее, говорил, что обожает и готов отказаться от карьеры священника. В одно теплое февральское утро, когда розы до срока расцвели в саду, Демпси бросил к ее ногам изящно упакованную пачку банкнот - все его состояние - и со слезами попрощался с ней. Он бежал от любовных пыток в джунгли и больше не вернулся. Он погиб там, не в силах переносить мучений отвергнутой любви. Диана не оплакивала его и не огорчалась. Только думала о том, когда он вернется и потребует обратно восемь тысяч фунтов, которые бросил к ногам в столь драматическом порыве. Она не верила, что он вернется, но не исключала такой возможности...
Об этих деньгах тетя ничего не знала. Миссис Тэдзерби была чрезвычайно ленива и не переносила малейшего огорчения или раздражения. Она ненавидела деньги и связанные с ними расчеты. Вот почему все ее денежные дела находились в руках энергичной несовершеннолетней племянницы.
Диана поместила восемь тысяч фунтов Демпси на свой текущий банковский счет и три месяца занималась наброском могильного памятника для Демпси. Наконец, на последней странице энциклопедии она нашла подходящую надпись для надгробья: "Он обладал даром речи, но недостаточным умом".
Время шло, и мысль о деньгах Демпси не давала ей покоя. Она искала его родственников, но не могла найти. Постепенно он исчез из ее памяти.
Избавившись от тягостных мыслей, Диана вновь принялась за граммофон, танцуя под звуки вальса, фокстрота. Ритм подходил для джаз-мелодии, и это забавляло ее.
- Не понимаю, как наш хозяин может позволять это, - сказал Третнер Элеоноре. - Неприлично, когда девушка живет в доме холостяка. Это напоминает мне один случай, рассказанный Сюпербусом. Он судебный пристав и всегда видит только изнанку жизни.
- Я бы постыдилась иметь среди друзей судебного пристава, - возразила Элеонора, - Лучше уж дружить с нищим. Не беспокойтесь о мисс Диане, Артур. Я очень рада, что она здесь. Разве вы позабыли обо мне? Разве я безнравственна? Ведь мы с кухаркой прожили под одной крышей с холостяком много лет. Я очень рада, что Диана здесь!
- Но вы - не мисс Форд! С вами дело обстоит совсем иначе. Дом уже больше не тот, что прежде, - заметил Третнер с горечью.
Жалобы слуги имели, так сказать, более прозаическое основание, чем предполагала Элеонора. Несмотря на свою педантичность, Гордон никогда не считал своих сигар, зато практичная Диана, прибравшая все хозяйство к рукам, отлично знала, сколько он выкурил. В один прекрасный день она спросила у Третнера, нет ли в доме мышей, и когда он ответил, что их немало, наивно удивилась тому, сколько гаванских сигар они сожрали.
- Да, плохи наши дела, я это чувствую! Скоро наступят большие перемены, - печально сказал Третнер.
Глава 5
Стояло "бабье лето". После полудня Элойз Ван Ойн прогуливалась с Гордоном по берегу реки. Разговор шел о метафизике.
- Расскажите мне еще о Диане, она, наверное, обворожительна, - вдруг сказала Элойз.
Гордон забеспокоился: он и так рассказал ей больше, чем следовало.
- Гм... Мне нечего добавить. Надеюсь, что в один прекрасный день... Вы познакомитесь с нею.
Маленькая пауза, сделанная им, имела для чувствительной женщины большое значение. У Элойз был острый слух, она улавливала малейший нюанс в голосе собеседника.
Миссис Ван Ойн была красива, стройна и развита в умственном и духовном отношении. Ее глубокие черные глаза горели загадочным огнем. Временами Гордон даже побаивался их. Он предложил ей выпить чаю на террасе отеля.
Гордон Сэльсбери не был влюблен. Он не принадлежал к мужчинам, легко поддающимся женскому обаянию. Но он был доволен, что у него есть тайна.
Если бы Диана не была его кузиной и была бы постарше, если бы она не вторглась в его дом, не считаясь ни с приличиями, ни с обычаями, если бы, наконец, не была такой надменной и эгоистичной, он бы почувствовал к ней симпатию, быть может, даже любовь.
Подумав о девушке, он вдруг посмотрел на часы - вспомнил об обещании вернуться домой к ужину. Элойз заметила это и мысленно усмехнулась.
- Первая любовь Дианы была серьезной?
Гордон откашлялся.
Элойз не упускала ни одного случая, чтобы не заговорить о прежней любви его кузины. Это была, по-видимому, особая женская манера, которой он раньше не замечал в ней. Он собирался уже что-то ответить, но спутница вдруг задала ему еще один вопрос.
- Кто этот господин?
Уже дважды мимо террасы прошел какой-то краснолицый толстяк, который внимательно поглядывал на них.
- Право, не знаю... не лучше ли будет нам уйти отсюда?
Элойз даже не сделала попытки.
- Когда я опять увижу вас, Гордон? Жизнь без вас пуста и неинтересна. Разве Диана имеет на вас монопольное право? Люди все равно не поняли бы нас. Мы ведь не любим друг друга чувственной любовью; если бы вы знали, что я могу полюбить вас, вы избегали бы встреч со мной. - Она спокойно усмехнулась. - Только ваше духовное величие, только взаимное понимание объединяет нас. Никакая плотская любовь или брак не в состоянии дать нам того наслаждения, которое мы испытываем, беседуя о душе и бытии.
- Ваши слова - бальзам для меня. Да, окружающие никогда не поймут нас! Я страстно тоскую о том, наступит ли этот единственный день - день моих мечтаний, когда...
Гордон также сомневался в этом. Но не знал, как ему лучше выразить свои мысли.
- Я хорошо обдумал план нашей поездки в Остенде. Было бы чудесно видеть друг друга целый день и жить, по крайней мере, в одинаковых условиях. Беспрепятственный союз наших душ - это слишком великое счастье. Но будет ли это благоразумно? Я, конечно, имею в виду вас, ибо сплетни мало затрагивают мужчину.
Миссис Ван Ойн посмотрела на него сияющими глазами.
- В чем люди могут нас обвинить? Что они будут говорить о нас? Пусть сплетничают! - сказала она с презрением.
- Нет, Элойз, ваша репутация для меня священна, - сказал он с воодушевлением. - Она дорога мне и должна остаться незапятнанной. Сезон в Остенде уже прошел, большая часть отелей закрыта и большинство курортных гостей разъехалось, но все-таки не исключено, что мы встретим там знакомого, который подумает о нас плохо и примет нашу платоническую дружбу за чувственную любовь. Это чрезвычайно опасно!
Элойз поднялась и громко рассмеялась.
- Я вижу, Гордон, вы все еще внутренне не превозмогли себя. Это была безумная мысль, и мы не будем больше к ней возвращаться. Мне больно об этом слышать.
Гордон был обескуражен. Никто до сих пор не говорил ему, что он внутренне не свободен. Он уплатил по счету и молча последовал за ней в авто. На полдороге к Ричмон-парку Гордон сказал:
- Ладно, мы поедем в Остенде. Встретимся, как договорились.
Она не ответила, но сердечно пожала его руку. Они молча мечтали, покуда не достигли Райптон-Лайн.
- В нашей дружбе есть нечто великое, бесконечное. Ах, Гордон, это слишком чудесно...
Когда он вернулся домой, Диана отшвырнула модный журнал и вскочила со стула.
- Стол давно накрыт. Ты приходишь очень поздно, милый Горд.
Гордон почувствовал себя оскорбленным.
- Диана, прошу тебя, не называй меня так, - сказал он с упреком. - Это звучит почти как насмешка.
- Но "Горд" замечательно подходит для тебя. Мне хочется называть тебя этим именем.
Гордон пожал плечами.
- Да, милый Горд, где ты пропадал все время? - спросила она со свойственной ей дерзостью.
- Меня задержали дела...
- Но не в твоем бюро, - быстро перебила она, - там тебя не было с обеда.
Гордон не ответил.
- Значит, ты не хочешь мне сказать? - настойчиво продолжала девушка.
Он в отчаянии уперся глазами в салфетку.
- Я задержался по частному делу, - в его голосе прозвучал холодок.
