Евгений Кукаркин - Моя жена - всевидящая
- Валя, Ярцев, - я дергаю его.
Он приходит в себя.
- Старшина...
- Сейчас будет замена.
- Какой ужас. Столько покалеченных, а там...
Он устало выбрасывает руку.
- Их еще много. Мы даже не расчистили половины вагонов.
- А мы перевязываем простынями... Рвем их и мотаем, так прямо и мотаем...
Какие то гражданские ходят между лежащими и обыскивают их.
- А это кто?
- Воры, - равнодушно отвечает Ярцев.
- Вот я им сейчас...
- Сережа, не надо...
Но я пошел на ближайшую фигуру.
- Что ты здесь делаешь?
- Иди ты..., - огрызается тип.
Тут во мне прорывается злость. Я всаживаю ему кулаком в переносицу. Тело наглеца отлетает, он ногами зацепляется за раненого и падает... И тут я чувствую, что у меня больше нет сил, медленно опускаюсь на землю. Сзади раздались крики, из-за ручья к нам бежали сотни солдат и офицеров. Помощь пришла.
- Здорово вы его, - раздается женский голос.
Я узнаю ее, эта та женщина с вывернутой ногой, которую мы с Бобровым откапали в вагоне. Она приподняла голову с земли и смотрит на меня.
- Как ваша нога?
- Вправили. Ваш фельдшер вправил. Даже не спрашивая ни о чем, подошел, дернул, повернул ногу и пошел дальше. А вы откуда знаете, что у меня нога...?
- Я помогал, вытаскивал вас, когда застряли в сиденьях.
- Так это вы?
- Там еще один был...
Она кивает головой. Мимо нас топают солдатские сапоги. Один задерживаются у женщины.
- Вы, как?
Это с сумкой красного креста, худощавый солдатик.
- Я ничего. Вон там другим плохо.
Солдатик срывается и бежит дальше. Ко мне подходит Ярцев и садится рядом на землю. Вокруг начинают собираться люди нашей части. Приходит Селиванов, с мутными глазами, со своими, помешанными от всего увиденного и жары, ребятами. Эти падают на землю и кое-кто засыпает. Появляются солдаты всех четырех взводов, вид у них плачевный, все валятся на землю, между носилками и молчат. Рядом подсаживается сержант Абрамов и Васенька и тут я почему то вспоминаю, что они должны сходить были за селедкой в столовую.
- Ну как, селедку достали?
- Какую селедку? - в глазах тупое недоумение. - А... Ну ее в....
Абрамов ругается.
- Ты Володьку не видел?
- Володьку? Нет.
Абрамов откидывается назад и, чуть не задев лежащую женщину, затихает на земле. Проходит минут двадцать.
- Старшина.
Это лейтенант Синицын, командир транспортного взвода.
- Поднимайте людей, пусть идут к машинам, мы отправляемся обратно в часть.
- Слушаюсь, - мои мускулы одеревенели, но я пересиливаю себя и поднимаюсь. - Подъем. Все к машинам.
Замершая на земле масса людей зашевелилась и неохотно стала подниматься.
- Абрамов, подъем.
- Пошли вы все...
- Коля, - я наклоняюсь над ним, - пойдем, мне еще надо обойти все вагоны, посмотреть не отстал ли кто из наших. Ведите с лейтенантом людей.
Абрамов мрачно поднимается и первый идет к ручью. Остальные плетутся за ним.
- Вы уже уходите? - приподнимается на локтях женщина.
- Да, уходим.
- До свидания, ребята. Спасибо вам.
- Вас как звать? - я присаживаюсь на корточки перед ней.
- Оля.
- Все будет хорошо, Оля.
- Я надеюсь.
Я пожимаю ее плечо и отправляюсь к вагонам.
Лейтенант не захотел идти со всеми он шагает рядом со мной. Мы обшариваем вагоны, где уже трудятся, как муравьи, ребята из других частей. Потом возвращаемся обратно. Женщину уже унесли. Цепочки носильщиков переносят раненых на ту сторону ручья, где их обрабатывают в палатках и сортируют по машинам. Наша техника уже ушла и только "летучка", да машина радиостанции стоят прижавшись к деревьям. Синицын кивает на "летучку".
- Для нас оставили.
- А эти, - я киваю на радиостанции.
- Командующий приказал ей задержаться, пока здесь все не закончат...
Я открываю двери фургона и вижу на полу спящие фигуры. Сержант Абрамов, откинув голову на живот какого то солдата дергается лицом и его руки судорожно сжимаются, рядом всхлипывает во сне его друг Васенька. Кто то постанывает в углу. Я протискиваюсь между лежащими и сажусь на запасное колесо. Машина дергается. Поехали.
Два дня все отходят. Большинство не может прикоснуться к пище. Сержант Селиванов после первой ночи, проснулся с белой головой, все волосы поседели, Ярцев ушел в себя и ни с кем не говорит. Абрамов наоборот, всех и все кроет матом, в его наборе слов фигурируют только несколько матюгов, которыми он обозначает все. Офицеры нас пока не трогают, дают придти в себя. Весь мир вокруг нас изменился, только Володька Пресняк не изменился.
- Где ты был? - спросил я его.
- Но ты же знаешь. Я ходил за самогонкой.
- Разве ты не слыхал сигналов тревоги?
- Я думал, это очередная блаж..
- Посмотри на ребят. Вот она очередная блаж...
- Но я же не думал...
- Замри. Сиди теперь тихо, а то кто-нибудь психанет, а они уже все стали психами, и разобьет тебе морду. Просто так... Они имеют на это право, они побывали в аду...
За палаткой слышны женские голоса.
- Пропустите, мы к вашему старшине, Ковалеву.
- Не положено, здесь воинская часть.
- Да у вас заборов нигде нет, везде пройти можно.
- Не поло... Что такое... Мне больно...
- Где палатка Ковалева?
- Третья... от сюда.
По брезенту хлопает ладошка.
- Есть здесь кто-нибудь?
Сержанты встрепенулись. Васенька накрылся одеялом. Абрамов мгновенно развернулся на топчане лицом к двери. Ярцев сел и спешно натягивал сапоги. Володька в темпе заправлял койку
- Есть. Входи, Катя.
Она вошла вместе с матерью. Старуха оглядела всех и поклонилась.
- Здравствуйте, - проскрипела она.
Мы недружно ответили ей.
- Здравствуйте... Здравствуйте... Здрав...
- Спасибо вам ребята за то, что вы сделали, за то что спасли многих людей.
Опять поклон. Мы молчим, получив неожиданную благодарность от старого человека. Катя подошла ко мне и посмотрела в глаза.
- Ты как?
- Нормально. Ты оказалась права, там можно было сойти с ума. Неужели ты все это предвидела?
Она кивает головой.
- И не могла мне сказать?
- Нет, не могу. Судьбой нельзя командовать, иначе могут произойти непредвиденные вещи, может возникнуть еще худшая цепочка катастроф. Кому суждено умереть, тот не должен продолжать жизнь на земле.
- Вы шли пешком?
- Да здесь идти то, всего семь километров. Встали с мамой пораньше и пошли. Всего то, два часа спокойно шли.
Катя села ко мне на лежанку и обняла меня. Абрамов показал матери на свою койку и та присела там. Ярцев подошел к койке Володьки и бесцеремонно оттолкнув его плюхнулся рядом.
- Простите, я не ослышался, вы сказали, что предвидели эту трагедию? с удивлением спросил он.
- Она у меня все может, - с гордостью сказала мать.
Катя осмотрела внимательно всех присутствующих и задержалась на Володьке.
- Да, я не скрываю, что могу предвидеть, кое что.
- Как Ванга?
- Может быть. Я много слышала о ней.
- Я не верю в эти чудеса. Даже не верю, что Ванга способна что то предсказать, она просто псих.
- Зря вы так.
- То что вы предвидели, это цепочка случайностей.
- Ладно вам, ребята, - пытаюсь остановить я его. - Лучше скажите, на кухне мы можем достать поесть нашим гостям.
- Можем, - оживает Володька, - это я сейчас, сбегаю туда. Сегодня воскресение и там дежурный Селиванов.
- Давай.
- Да нам не надо, мы поели...
Но Володька выскочил из палатки и побежал.
По палаткам ходит пожилой гражданский человек. Вот и сейчас он просунул к нам голову.
- Да у вас здесь женщины. К вам можно?
Даже не услышав ответа, он входит внутрь и садиться на нары вместо убежавшего Володьки.
- Я из следственного отдела, майор Гаврилов, по поводу крушения поезда...,- он машинально достал из портфеля бумагу и ручку. - Кто-нибудь из вас, когда вы прибыли на место катастрофы, чего-нибудь заметил. Ну, необычные предметы, что ли, людей, которые явно не были пассажирами?
- Нет, мать... его...,- пытался отматериться Абрамова, но тут же замолк..
Следователь обводит глазами остальных.
- Это не несчастный случай? - спрашиваю я.
- Нет. Кто то умышленно отвинтил и отогнул рельс.
Во мне закипает злость против этих неведомых поганцев.
- Сволочи, как бы я их хотел разорвать.
- Постойте. Я вижу их...
Катя прижалась ко мне и, закрыв глаза, продолжает.
- Это двое...
- Видите их? - удивляется Гаврилов.
Ярцев прижимает свой палец к губам.
- Тише, ни слова не говорите.
- Да, их двое. Вот они идут по насыпи, подходят к повороту рельс. У маленького на плече длинная железная палка, он отдает его большому человеку и тот начинает этой палкой, что делать с рельсом.. Маленький что то ему говорит... Потом они используют эту железку как рычаг и рельс отходит в сторону. Большой - мужик в клетчатой кепке, небритое лицо, под левым глазом большой синяк, одет небрежно, в синие брюки, и совсем изношенные сапоги, свитер с дырками, грязно желтого цвета. Маленький - без головного убора. Волосы длинные, зачесаны назад, лицо белое-белое вытянутое худощавое, правая бровь тоще левой, одет в серый костюм, но без галстука, штиблеты пыльные, какого цвета разглядеть невозможно.
