Роберт Грейвз - Белая Богиня
У англо-саксов не было посвященных учителей-поэтов, только менестрели, и английская поэтическая традиция получена как бы из третьих рук через нормандско-французские сказания от бриттских, галльских и ирландских источников. Это объясняет, почему в Англии нет того подсознательно почтительного отношения к званию поэта, которое вы всегда найдете в отдаленных селениях Уэльса, Ирландии и Шотландии. Английские поэты как бы всегда извиняются за свою профессию, если они не в литературном кругу, и называют себя чиновниками или, если им приходится свидетельствовать в суде, — государственными служащими, журналистами, учителями, писателями, короче говоря, кем угодно, только не поэтами. Даже звание поэта-лауреата в Англии было введено лишь Карлом I. (Лавровый венок Джона Скелтона был отличием, дарованным ему университетом за красноречие, и никак не связан с покровительством Генриха VIII.) Лауреатство не предполагает ответственности за национальную поэтическую традицию и присуждается без всякого предварительного соревнования первым лордом-казначеем, а не каким-либо просвещенным сообществом. Тем не менее, многие английские поэты писали с незаурядным формальным мастерством, и начиная с двенадцатого века ни одно поколение не уходило полностью от Темы. Дело в том, что хотя англо-саксы обратили в ничто власть прежних вождей и поэтов, они ничего не могли поделать с крестьянами, поэтому древняя британская система праздников осталась нетронутой, даже когда англо-саксы приняли христианство. Английская социальная жизнь основывалась на сельском труде, скотоводстве и охоте, а не на промышленном производстве, и Тема оставалась главной во время народных праздников, известных теперь как Сретение, Благовещение, Майский праздник, Середина лета, Праздник урожая, Михайлов день, День Всех Святых и Рождество, а также тайно сохранялась как религиозная доктрина в антихристианских ведьминских культах. Таким образом, англичане, не имея традиционного уважения к поэту, сохранили традиционное отношение к Теме.
Если коротко, то Тема — это древняя история в тринадцати частях с эпилогом о рождении, жизни, смерти и воскресении Бога Прибывающего Года, где главное место уделено поражению его в битве с Богом Убывающего Года, в которую он вступил за любовь непостоянной и всевластной Триединой Богини, их матери, жены и убийцы. Поэт идентифицирует себя с Богом Прибывающего Года, а свою музу — с Богиней. Его соперник — его кровный брат, его второе «я», его судьба. Вся истинная поэзия — определенная так согласно практическому тесту Хаусмана — отмечает какой-то эпизод или сцену этой древней истории, а три главных персонажа настолько неотъемлемы от нашего наследия, что не только утверждают себя в поэзии, но и являются в периоды эмоционального напряжения в снах, параноидальных видениях и галлюцинациях. Судьба, рок, соперник часто появляются в ночном кошмаре в виде высокого, худого, темнолицего призрака, Воздушного Короля, который пытается утащить спящего в окно, а когда тот оглядывается, то видит себя лежащим в постели. Однако он может иметь множество других страшных то ли дьявольских, то ли змеиных личин.
Богиня — красивая хрупкая женщина с крючковатым носом, со смертельной бледностью на лице, красными, как ягоды рябины, губами, блестящими синими глазами и длинными светлыми волосами. Она может мгновенно преобразиться в свинью, кобылу, собаку, лисицу, ослицу, ласку, змею, сову, волчицу, тигрицу, русалку или отвратительную ведьму. Ее имен не счесть. В рассказах о привидениях ее обычно называют «Белой дамой», а в древних религиях от Британских островов до Кавказа — Белой Богиней. Не думаю, чтобы хоть один истинный поэт после Гомера не попытался писать о ней. Можно сказать, что способность к поэтическому видению проверяется достоверностью изображения Белой Богини и ее острова. У человека волосы встают дыбом, слезы текут из глаз, мороз пробегает по коже, когда он пишет или читает истинную поэзию, и причина здесь в том, что истинная поэзия непременно вызывает Белую Богиню, или Музу, Мать Всего Сущего, издревле обладающую властью над страхом и вожделением, — паучиху или королеву пчел, чьи объятия несут смерть. Хаусман предложил еще один способ распознать истинную поэзию: отвечает ли она фразе Китса: «…все, что напоминает мне о ней, проходит сквозь меня, как копье». Это также имеет отношение к Теме. Китс, на которого уже пала тень смерти, писал о своей Музе, Фанни Броун, а «копье, охочее до крови», — традиционное оружие черного палача.
Иногда бывает, что читаешь сцены, в которых нет людей и событий, а волосы все равно встают дыбом, значит, Белая Богиня так или иначе присутствует в стихах, например, когда ухает сова, когда луна проглядывает сквозь гонимые ветром облака, когда деревья стоят стеной над бурным потоком, когда слышится вдалеке лай собак или когда колокола в мороз неожиданно извещают о рождении Нового года.
Несмотря на глубокое чувственное удовольствие, доставляемое классической поэзией, от нее волосы никогда не встанут дыбом и сердце не захочет выскочить из груди, разве только она забудет о приличиях, и это говорит о разном отношении классического поэта и истинного поэта к Белой Богине. Однако сие не значит, что нужно ставить знак равенства между истинным и романтическим поэтами. Романтический — удобное определение, когда речь идет о возвращении в Западную Европу с помощью авторов поэтических сказаний мистического поклонения женщине, однако слово это запятнано неумеренным употреблением. Типичный романтический поэт девятнадцатого столетия был физически нездоровым неуравновешенным человеком, приверженцем лекарств и меланхолии; а истинно поэтом — только в своем фаталистическом отношении к Богине как к властительнице его судьбы. Каким бы талантливым и прилежным ни был классический поэт, он не в силах справиться с тестом, потому что хочет быть повелителем Богини и унижает ее, относясь к ней как к кокетке, полагающейся на его опеку. Иногда, правда, он еще и сводня, если пытается украсить свои строчки ворованными чарами истинной поэзии. В классической арабской поэзии есть прием, известный как «разжигание», когда поэт нагнетает поэтическую атмосферу с помощью рощ, речных потоков и соловьев, а потом быстро, пока она не рассеялась, переходит к делу, например к льстивому описанию, скажем, мужества, добродетелей и великодушия своего покровителя или к мудрым сетованиям по поводу короткой и чреватой всякими неожиданностями человеческой жизни. В классической английской поэзии «разжигание» частенько растянуто на все сочинение.
В следующих главах я буду говорить о священных чарах разных древностей, в которых сводятся вместе различные версии Темы. Литературные критики, в чью задачу входит судить литературу с точки зрения менестрелей, то есть насколько она развлекательна для масс, наверняка повеселятся над тем, как я тычу пальцем в небо. А ученые скорее всего вовсе воздержатся от каких-либо замечаний. Но, в конце концов, кто такой ученый? Это тот, кто не может разорвать путы под страхом изгнания из академических кругов.
А что такое «пальцем в небо»[14]? Шекспир намеком дает на это ответ, хотя подменяет Одина, первоначального персонажа баллады, святым Свитольдом.
Swithold footed thrice the wold
He met the Night-Mare and her nine-fold,
Bid her alight and her troth plight,
And aroynt thee, witch aroynt thee![15]
Более полное описание подвига Одина есть в «Заклятиях против Ночной Кобылы», пришедших с Севера и датируемых примерно четырнадцатым веком:
Tha топ о 'micht, he rade о 'nicht
Wi 'neider swerd ne ferd ne licht.
He socht tha Mare, he fond tha mare,
He fond tha Mare wi 'her ain hare,
Ond gared her swar by Midder-micht
She wolde пае mair rid о 'nicht
Whar aince he rade, thot топ о 'micht.
Ночная Кобыла — одна из самых жестоких ипостасей Белой Богини. Ее гнезда, если набрести на них в снах, находятся на скалах или на ветвях высоких и дуплистых тисов и сделаны из тщательно подобранных веток, выложены белой шерстью лошадей и перьями пророческих птиц, а внутри набросаны челюсти и внутренности поэтов. Пророк Иов сказал о ней: «Живет она на горе. И дети ее пьют кровь»[16].
Глава вторая. Битва деревьев
Мне кажется, что валлийские менестрели, подобно ирландским поэтам, декламировали свои традиционные сказания в прозе, перемежая ее драматическими стихами под аккомпанемент арфы только в самых эмоционально напряженных местах. Некоторые из этих сказаний полностью дошли до нашего времени, даже со стихами, другие без стихов, а, например, в сказании о Хливархе Хене сохранились только стихи. Самое знаменитое валлийское собрание — «Мабиногион»; название это часто переводят как «Сказания для юношей», то есть сказания, которые должны были знать те, кто начинал учиться профессии менестреля. Все они есть в собрании тринадцатого века «Красная книга Хергеста». Правда, стихи в основном не сохранились. Эти сказания — что-то вроде рабочей схемы для менестреля, и некоторые из них более, а другие менее современны как в языке, так и в описании поступков героев и их нравственной подоплеки.
