Жан Дювернуа - Н К Рерих, Страницы биографии
Как пчела избирает лучшие цветы, так складывается творчество Рериха, которое, не зная отступлений и заблуждений, идет, неустанно развиваясь и впитывая самые выразительные черты окружающего. Недаром Бенуа называл блестящие успехи Рериха "барсовыми прыжками", а другой писатель восклицает: "Да это же берсеркерство какое-то!"
Кто знает, может быть давние скандинавские традиции рода пробуждались в художнике.
Когда Рериха спрашивали, какое время лучшее для творчества, он усмехался: "Неплохо на пароходике через Неву; нехудо в трамвае или поезде. Движение
27
дает даже какой-то ритм". Вот эти два ритма - "maestoso" и "accelerando" - наиболее характерны для духовного склада Рериха.
Говоря о ритме, нельзя не остановиться на ближайшем сродстве духа Рериха с музыкой. Имена Вагнера, Римского-Корсакова, Баха, Мусоргского, Лядова, Стравинского всегда пребудут на страницах его биографии.
Когда семилетнего Рериха привели к известному педагогу, директору гимназии Карлу Ивановичу Маю, то Карл Иванович, погладив его по голове, сказал: "Да ведь это будущий профессор". Рерих прошел курс в этой гимназии до 6-го класса на немецком языке. Из наук он любил историю, литературу, классических авторов. И до сих пор цитирует по латыни Виргилия и Овидия.
Не странно ли, что именно Рабиндранат Тагор первым отметил санскритское название имения Рерихов - "Извара". Но мы знаем, что при Екатерине II владелец его, Воронцов, бывал в Индии, а в соседнем имении, Яблоницах, жил тогда же таинственный индусский раджа. Сохранились еще остатки особого, им разведенного парка. Ведь при дворце Екатерины II объединялось так много значительного и подчас неожиданного.
Между прочим, нам приходилось слышать от Рериха о возникновении многих замечательных коллекций именно во время царствования Екатерины Великой. Когда императрица слышала о богатстве кого-либо, она иногда неожиданно обращалась к нему: "Кстати, у вас, вероятно, замечательное художественное собрание. Через два месяца я приеду осмотреть его". И это посещение служило импульсом к составлению многих замечательных коллекций. При этом Рерих добавлял: "А ведь водитель так и должен поступать, обращая возможности в культурные русла".
28
К синтетичности дарования нужно отнести и синтетичность материалов. С одинаковой легкостью Рерих работал как маслом, так и различными темперами, акварелью и пастелью. В последнее время он останавливается на темпере, то есть, вернее сказать, на каких-то особых, лишь ему присущих технических комбинациях. Когда как-то спросили его, отчего он перестал писать маслом, Рерих ответил: "Все в мире меняется; масло чернеет, темпера выцветает, но я предпочитаю, чтобы мои картины стали снами, нежели превратились в сапоги".
Особенно интересно, когда художник говорит о внутреннем творчестве, о наполнении пространства творческими образами. Так же как в физическом плане передвижения художника не стеснены ни горами, ни морями, так же необъятна и сфера его творчества. Андреев назвал свою последнюю статью о нем "Держава Рериха"; другие пишут о "Мире Рериха", "Вселенной Рериха", пытаясь в этих названиях выразить его широкую вмещаемость и созвучность со многим зримым и незримым. Действительно, если взять картины и книги Рериха, то не целое ли миросозерцание заключено в "Цветах Мории" или "Путях Благословения", "Адаманте", "Алтай-Гималаи", "Шамбале", "Сердце Азии". И, наконец, выходит "Держава Света".
Нам приходилось видеть, как до художника доходили сведения о гибели некоторых его произведений. Во время войны и потрясений погибла "Ункрада", затем "Сестра Беатриса", "Змей проснулся", "Поход", "Святогор". Были безвозвратно попорчены панно "Хозяин дома сего" и "Сеча при Керженце". Я сам видел, как в Нью-йоркский Музей одна дама принесла сложенную как платок и протертую по всем складкам картину "Зовущий", почти в таком же состоянии принесли и картину "Песнь о Викинге". Обе картины были спасены с величайшими
29
трудностями. Узнав об этом, художник сказал: "Такая уж их судьба. Каждая вещь имеет свою карму". Но эта карма, в представлении художника, не мертвый фатум, но живое начало, волнующееся и растущее подобно началу миров.
Вспоминаю о давнишних недоразумениях Рериха с группою Мир Искусства. Но при возобновлении общества Мир Искусства в 1910 году именно эти же художники единогласно избрали Рериха своим председателем. И другие подобные случаи из жизни Рериха известны, когда именно прежние оппоненты избирали его своим представителем, отдавая должное его созидательному уму.
В рассказе своем "Пламя" Мастер описывает целый ряд жизненных опасностей, и можно узнать, что они имеют автобиографическое значение. Полковник Кардашевский описывает в дневнике экспедиции хладнокровие и находчивость Рериха при нападении голоков, замечая, что никакой военачальник не отдал бы лучших распоряжений.
Когда мне доводилось работать с Мастером, сколько доброжелательства, но и неуклонности приходилось отмечать. "Что сделано, то сделано", восклицает он и вместо отдыха вновь приступает к работе. Когда один журнал сделал предпраздничную анкету, как знаменитые люди проводят праздники, Рерих ответил: "За работою: в чем же лучший праздник, как не в работе". Без рисовки, для него это было правдой. Недавно ему сообщили о выпаде одной газеты против его Знамени Мира. "Вот невежды, даже и напасть-то толком не смыслят", - только заметил Мастер, ценя подлинное искусство во всем. Про одного деятеля заметил: "Как художественно молчал он". Творчество действия и молчания.
Когда в Академии Художеств Рерих в один год прошел три класса, инспектор Академии Бруни только покачал головой: "Ах, Рерих, Рерих, все-то Вы
30
торопитесь!" Он не подозревал, как ценно было время молодому художнику. До поступления в мастерскую Куинджи Рерих повез показать свои работы Репину. "Будете у Репина работать?" - спросили его. - "Нет", сказал он. - "Почему?" - "Да уж больно хвалит, а толком ничего не сказал". Зато у Куинджи Рерих нашел "толк" и сохранил на всю жизнь самое нежное отношение к своему мощному учителю. Вспомним хотя бы трогательное воспоминание о Куинджи в статьях "Гуру-Учитель" и "Святой Франциск Ассизский". Вообще тема учительства, знаменитое Гуру Индии, всегда близка Рериху. Сам он чтит это понятие, и последователи недаром зовут его "Гуру".
С.Маковский в главе "Рерих и Врубель" проводит интересные сопоставления этих двух корифеев русского искусства. Те, кто читал статью Рериха о Врубеле, поймут, почему искатель-Врубель всегда был так близок викингу-Рериху. Рассказывали, как трогательно хлопотал Рерих о назначении пенсии больному Врубелю. Впрочем, о многих заботится Рерих. Он устраивает стипендию Анисфельду, помогает в жизненных неприятностях Шагалу. Приходилось слышать от Д.Бурлюка, как благожелательно относился Рерих к нему, да и вообще ко всей группе новаторов. Но Рерих любит и картины Венецианова, и портреты Боровиковского, и декорации Гонзачи.
Род Рериха ведет начало от исландских и ютландских викингов. Один из его предков, некий Фредерик Рерих, состоит в 1250 году комтуром тамплиеров, а при Павле I кавалергарды Рерихи близки Мальтийскому Ордену. И трезубец герба Рерихов столь близок триединости печати тамплиеров. Невольно вспоминается Чаша Грааля и построение Храма. И незабываем замечательный сказ Алексея Ремизова, в его "Звенигороде", о Рерихе-Рюрике. А работы Константина Федоровича Рериха, юриста,
31
отца художника, по освобождению крестьян и его участие в Вольно-Экономическом Обществе - разве не вводит все это в лучшие традиции русской интеллигенции?
Из старых мастеров Рерих любит Дуччо, Беноц-цо Гоццоли, Орканья, Сиенскую школу, Дюрера, Гольбейна, Кранаха, Питера Брейгеля Старшего и, конечно, нидерландские примитивы. Из новых - особенную склонность питает к Гогену, Ван Гогу, любит Мареса, Пюви де Шаванна.
Не касаюсь юридического образования Рериха, оно хорошо очерчено в книге Гидони (изд. "Аполлон"), но не могу не вспомнить, как легко присоединил Рерих юридический факультет к своему художественному и историческому образованию.
Уже в университете Мастера обуревают созидательные стремления. Видим его в числе учредителей общества имени Тараса Шевченко; затем через Потанина Рерих впервые и навсегда связывается с Сибирью; затем следует целый ряд учреждений, посвященных русскому и иностранному искусству, участие в "Содружестве", в философском кружке с Лосским и Метальниковым, издания Общины Святой Евгении, "Русское Слово", "Нива", Смоленский музей, конгрессы в Финляндии и Латвии, раскопки Кремля Новгородского, лекции в доме князя Юсупова и выставки по Европе, начиная с Праги. Мастер всегда помнит сердечный прием, оказанный ему на этой первой его заграничной выставке в 1904 году в Обществе Манес.
Постоянное созидательство и устремленность всегда ведут его вперед, а природное непоколебимое мужество создает вокруг его дел мощное течение, легко переносящее через все бури жизни. Когда кто-то из друзей его вздохнул о невозвратном прошлом, Мастер воскликнул: "Что значит все прошлое перед будущим?"
