Наталия Нарочницкая - Россия и русские в современном мире
Участник Великой Отечественной войны с 1942 по 1945 год. Знаменосец Парада Победы.
В 2003 году избран в 4-ю Государственную думу, первый заместитель председателя Комитета Государственной думы по делам ветеранов. В 1997–2005 годах – президент Российской ассоциации героев. С ноября 2005 года – президент Международной лиги защиты человеческого достоинства и безопасности.
Н.А. Нарочницкая. Валентин Иванович, Вы человек с богатейшим опытом, прежде всего жизненным. Вы пережили, будучи на руководящих постах, вместе со страной сталинский период, хрущевский, горбачевский, брежневский, перестройку…
В.И. Варенников. Да все периоды новейшей истории.
Н.А. Все периоды. И у Вас есть право и способность, поскольку Вы стяжали эту мудрость, панорамно, отстраненно, уже без особых эмоций, взглянуть на все прошедшее и ответить на вопрос – что с нами происходит сейчас?
В.И. Ну, прежде чем говорить о том, что сегодня происходит, я все-таки хотел бы обратить внимание на нашу историю и судьбу страны, на отношения между государством и народом. Возьмем Великую Отечественную войну, в которой мы победили. Почему? Потому что государство было готово к Победе! Оно заботилось о своих гражданах, в том числе о молодом поколении, чтобы они могли его защитить, когда придет время. Руководство страны знало, что будет война с Германией. И все мы к этому готовились. Возьмем меня. Я окончил школу в 41-ом году, я был морально и нравственно подготовлен к любым испытаниям, я был физически развит, потому что государство об этом позаботилось.
Н.А. Вы были красавец! Я видела Ваши фотографии в молодости…
В.И. Это другой вопрос, так сказать. Но я имел еще начальную военную подготовку, у нас были военруки в школах. И поэтому неспроста, рожденные в 1922—1924-м годах, – это основная сила, которая вынесла на своих плечах войну.
Говоря о Великой Отечественной, нельзя забывать, что главным содержанием войны все же являются основные битвы. Тогда это была битва за Москву: соотношение сил – один к одному. А как мы разгромили немцев под столицей! Отбросили их аж на 150–200 километров! Мало того, был развеян миф об их непобедимости, был сорван план молниеносной войны. Или взять Сталинградскую битву, ведь весь мир, затаив дыхание, следил за ее исходом!
Почему? Народы мира болели душой не только за наш народ, они болели и за свою судьбу, они знали, что только наш народ, наша армия может спасти их от фашистского порабощения.
Н.А. Вы совершенно правы. Я, как историк, изучала рассекреченные документы внешней политики. Немец ведь уже вышел к Волге, и решался вопрос, кто будет господином. Если бы он победил, то вся конфигурация Европы до Урала изменилась бы полностью, я не уверена, что англосаксы вообще могли бы там что-то сделать.
Судя же по документам, у них были довольно циничные расчеты. Рузвельт перед войной в докладе своему кабинету, прямо говорил: Америка вмешается только тогда, когда начнутся изменения структурного порядка, то есть когда кто-то начнет очень сильно побеждать.
В.И. Они на протяжении всей войны выжидали. Думали, что в кровавой схватке и немцы, и русские.
Н.А… истощат друг друга.
В.И. Истощат и полягут, а они продиктуют свои условия послевоенного мира. Но, однако, мы с каждым годом, становились все сильнее и сильнее. И вот Курская битва – это уже битва, в результате которой была захвачена стратегическая инициатива до самого конца войны. Или возьмите битву за Ленинград.
Н.А. Да-да!
В.И. Девятьсот дней в блокаде! Город не сдался. (Франция сорок дней всего оборонялась!) И вот, после этого триумфального освобождения последовало освобождение стран Восточной Европы. Мы до сих пор мало говорим об этом, да и вообще о нашей Победе. Мы обязаны говорить больше, чтобы народы мира помнили, кто избавил их от коричневой чумы. Они же были оккупированы! Они под гнетом сидели!
Н.А. Да, но, к сожалению, мы упустили историческую инициативу, когда позволили глумиться над нашей Победой в девяностые годы. Мы позволили нашим восточноевропейским соседям нас осуждать. Хотя наш семейный спор, когда мы переоценивали различные аспекты своего прошлого, должен был оставаться нашим семейным спором. Перевернуть страницу истории, не глумясь над жизнью отцов, для этого надо иметь то самое достоинство, которое Вы защищаете сегодня на международном уровне. Так вот, эти страны теперь говорят: «Да, нас оккупировали немцы, но вы-то нам принесли новую оккупацию», – а я им в ответ на симпозиумах отвечаю: «Вы знаете, гитлеровский проект готовил для вас участь свинопасов и горничных для Третьего рейха, без науки, образования, инженерной мысли. Некоторые народы вообще были предназначены стать быдлом, едва умеющим читать на немецком языке географические указатели в странах, территория которых бы уже не называлась Чехия, Словакия. Да, мы наградили вас коммунизмом, но, в отличие от Гитлера, который для вас расистский проект припас, мы дали вам то, что было у нас самих, что сами считали на тот момент самым лучшим на свете. Это совершенно другая историческая концепция. Более того, если брать все грехи революционного проекта коммунистического, то у нас они в стране гораздо жестче реализовывались. Не говоря уже о том, что вы и ушли самостоятельно от нас полноценными нациями – с наукой, культурой, со скрипачами, полным пакетом инженерной мысли…» Забывать это все-таки настолько бесстыдно! Почему же мы не способны были сохранить свои там позиции?
В.И. Не будем все же путать руководство этих стран и их народ. Вот я был в Болгарии. Все болгары практически, духовенство, открыто выступают против того, чтобы их страна вступила в НАТО. Мне предоставили на час открытый эфир по этому вопросу в самое удобное время – 18:30, и я тоже высказался по поводу моего негативного отношения к этой организации. А вот болгарское руководство, видимо, прикормленное, подкупленное, ведет свой народ по тому пути, о котором Вы сейчас сказали.
Н.А. С Болгарией вообще ведь очень интересно. С одной стороны, болгарский народ на Россию всегда ориентировался. Боже мой, как встречали русскую армию во время Русско-турецкой войны, когда произошло освобождение Болгарии в 1877 году! По донесениям наших посланников, послов, консулов, народ от восторга неистовствовал. А что же говорить тогда, скажем, о Чехии, которая никогда не была в орбите России. Но когда проводили референдумы по НАТО, там с трудом натянули два процента сказавших «да». Это при массированной-то пропаганде!
В.И. Вы понимаете, все-таки мы одержали Великую Победу, которая оказала влияние на весь дальнейшей ход истории человечества.
Н.А. Безусловно.
В.И. И мы своим подвигом поднялись на высшую ступень пьедестала человеческой славы, и народы мира вечно нам должны быть благодарны за то, что мы их обезопасили, спасли от фашистского порабощения.
И вот мы, победители, разве могли тогда подумать о том, что уготовано нашей собственной стране в 90-е годы?!
Н.А. Здесь мы немножко, наверное, с Вами расходимся. Я принадлежу к тем, кто без сожаления расставался с марксизмом. Но тот кошмар, который мы пережили в 90-е, даже с ним ни в какое сравнение не идет.
В.И. Да уж! Это трагедия не только для народов Советского Союза, это трагедия для всего человечества. То же самое касается и армейских дел. До перестройки у нас был здесь полный порядок. Я командовал многими полками, дивизией, корпусом, армией, военным округом, был главнокомандующим. До войны и в первые послевоенные годы у нас считалось, что если человек не служил в армии, то он – в чем-то ущербный, недостаточно развит, то есть те, кто не попадали в армию, стыдились этого.
Н.А. Конечно, потому что для молодого человека, особенно из глубинки, армия – это престиж, это рост!
В.И. Безусловно!
Н.А. Он возвращался более выносливым, более эрудированным, с веером каких-то профессий. А сейчас что?
В.И. После девяностых определенная часть молодежи армию стала воспринимать как некую угрозу для себя.
Н.А. Да просто пугало, благодаря усилиям тех же средств массовой информации.
В.И. Но это неправильно, это совершенно неправильно!
Н.А. А вы знаете, откуда весь этот негатив? Мне кажется, из-за того, что на фоне общего обнищания было еще ощущение пренебрежения государства к людям. Понятно, когда просто трудно стране и все должны немножко кушаки, так сказать, затянуть потуже, такое чувство только роднит – «потерпим мол, выдюжим». А тут…
В.И. Разумеется, чувство единства в трудное для страны время появляется.
Н.А. Заметьте, не все виды человеческой деятельности именуются службой. Есть просто профессия – быть инженером, химиком, ученым и так далее. А службой (от «служения») именуется очень мало что – армейская служба, священническое служение, дипломатическая служба. Потому как человек здесь, принимая на себя что-то вроде присяги, добровольно, на время, ограничивает сам себя. Это подвиг самоотречения, если хотите.
