В.И. Карпец - Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)
Червь и чернь узнают Господина
По цветку, растущему из рук.
ИТАК, РЮРИК…
В «Книге Степенной Царского родословия», составленной в XVI веке митрополитом Афанасием по прямому «заказу» Грозного Царя, о происхождении Рюрика и его Дома рассказывается так:
«Жезлом же прообрази в Руси Самодержавие Царское скифетроправление, иже начася от Рюрика, его же выше рекохом, иже прииде из Варяг в Великий Нов Град с двема братом своима и с роды своима, иже бе от племени Прусова, по его же имени Пруская земля именуется. Прус же брат был единоначальствующего на земли Римскаго Кесаря Августа, при нем же бысть неизреченное на земли Рожество Господа и Бога и Спаса нашего Исуса Христа, предвечнаго Сына Божия от Пресвятаго Духа и от Пречистыя Приснодевы Марии».
Для Иоанна IV было чрезвычайно важным утвердить преемственность его царства с одной стороны от Рима, с другой — от Вавилона, и этому был посвящен огромный литературный корпус, включающий «Степенную книгу» на вершине, «Повесть о Борме Ярыжке» — в народно-лубочном основании. В нашу задачу в данном случае не входит подробный анализ государственно-политической книжности XVI века, лежащей в основе знаменитой идеи о Третьем Риме. Стремление доказать происхождение московского царя (вспомним, что в конце XVI в. впервые введен на Руси чин мvропомазания на царство, в то время, как еще Иван III в беседе с папскими послами утверждал, что владеет царством по праву своих предков, то есть по праву крови) от римского кесаря Августа понятно. Не последнюю роль играло и стремление противопоставить Москву Литве, чьи тогдашние князья-Гедиминовичи, хотя и происходили от знаменитого лишь своей «конской» силой конюха — полюбовника русской княгини Рюрикова дома Гедиминки, да и утвердились через уничтожение и вытеснение старших литовско-русских и прусских родов, но выводили себя из Рима (если же учесть версию о происхождении Грозного царя от Ивана Телепнева-Овчины-Оболенского-Гедиминовича, то нельзя не признать присутствующую при тогдашнем московском дворе известную «болезненность» по этому поводу). Мы и не собираемся оспаривать родословие от «кесаря Августа», хотя сам по себе вопрос, о каком «кесаре Августе» могла идти речь, заслуживает особого рассмотрения. Казалось бы, «Степенная книга» утверждает все однозначно. Однако читаем: «Сей Кесарь Август раздели вселенную братии своей и сродником, ему же бяше брат именем Прус, и сему Прусу тогда поручено бысть властодержавство в березех Висли реки град Маброк и Туры и Хвойница, и преславный Гданеск и иные многие града по реку глаголемую Неман, впадшую в море, иже и доныне зовется Пруская земля. От сего же Пруса семени бяше вышереченный Рюрик и братия его; и егда еще живяху за морем, и тогда Варяги именовахуся, и из-за моря имаху дань на Чуди, и на Словенех, и на Кривичех». Но ведь все эти земли (и это известно даже из любого сугубо официального курса истории) не входили в состав империи Августа, более того, отстояли от ее границ довольно далеко! В чем же дело? Или митрополиты Киприан и Афанасий и руководивший их трудами святитель Московский Макарий — человек не только праведной жизни (он причислен к лику святых Русской Православной Церкви), но и умнейший муж своего времени — допустили совершенно невозможную ошибку или же писали откровенную, ни для кого не секретную ложь? Мы увидим, что ни то, ни другое. Более того, сведения Степенной Книги, изложенные именно в такой форме, содержат ценнейшую сакрально-генеалогическую информацию, причем не столько для современников, сколько для нас!
Об этом чуть позже. Пока что речь идет несколько об ином. Формулу Третьего Рима обычно произносят как «Москва — Третий Рим», обычно делая ударение на первом слове (это также более, чем понятно). Не менее значимы по существу, однако, вторые два (собственно Третий Рим), относящиеся к Русской Земле в ее целом. Именно на таком прочтении настаивает не менее знаменитая, нежели «Степенная Книга», «Повесть о Новгородском белом клобуке», также, впрочем, датируемая XVI веком и относящаяся к тому же церковно-государственному корпусу, хотя и стоящая в нем некоторым особняком. «Повесть», в отличие от московской «Повести о Вавилонском царстве» (в которой царские бармы московских государей оказываются инсигниями Навуходоносора), обращена не на Восток, а в Европу и рассказывает о каролингско-папской узурпации как источнике «порушения» Православия на Западе и одновременно источнике «римского наследия» Руси:
«Богопротивник же и человеческому роду супостат и враг диавол сотвори рать велию на святую Церковь. Воздвиже некоего царя Карула имянем и папу Фармуса и научи их прелстити християнский род своими ложными учении и отступити повелеша от православныя Христовы веры и раздрати благочестие святыя Апостольския Церкви […] И святую Апостольскую Церковь оскверниша неправыми учении и служении. И святаго белаго клобука не любяху и чести ему не воздаяху, якоже заповедано бе исперва, но вземше его и положиша на том же блюде в приделе некоем церковныя стены заключиша и на дверцах написанием написавше латинскою речию сице: „Зде сокровен есть белый клобук папы Селивестра“. Пребысть же лета многа тамо Богом храним».
Более того, в новгородско-псковском варианте сочинения «Об обидах Церкви» обозначен путь движения апокалиптической жены, имеющей младенца мужеского пола (Откр., 12, 1-6). «В Третий Рим,… иже есть в новую Русию (выделено нами — В.К.) в великий Новград», в других редакциях — «в Третий Рим, иже есть в новую Русию великую». Характерно, что как «Повесть о белом клобуке», так и Слово «Об обидах Церкви» предшествуют филофеевым посланиям.
Важнейшей чертой данного корпуса является предельно широкое понимание Третьего Рима как Русской земли в ее целом, т. е. земли, подвластной Руси или Русским царям. «Ветхий бо Рим отпаде от веры Христовы гордостию и своею волею, в новем же Риме, еже есть в Констянтинеграде, насилием агарянским тако же христианьская вера погибнет. На Третьем же Риме, иже есть на Руской земли (здесь и далее выделено нами — В. К.), благодать Святаго Духа восия. И да веси, Филофие, яко вся християнская царства приидут в конец и снидутся во едино Руское Православия ради. В древняя убо лета изволением земнаго царя Констянтина от царствующаго града сего царский венец дан бысть рускому царю. Белый же сей клобук изволением небеснаго царя Христа ныне дан будет архиепископу Великаго Новагорода. И кольми сии честнее онаго, понеже архангельскаго чина есть царский венец и духовнаго суть. Ты же не умедли святаго сего клобука послати в Рускую землю в Великий Новград по первому тебе явлению святаго ангела […] Яко же бо от Рима благодать и слава и честь отъята бысть, тако же и от царствующаго града благодать Святаго Духа отымется в пленение агарянское, и вся святая предана будут от Бога велицей Рустей земли. И Царя рускаго возвеличит Господь надо всеми языки и под властию их мнози царие будут от иноязычных».
Итак, выводы из «Повести» могут быть сделаны такие.
Во— первых, в качестве Третьего Рима называется не Москва, а вся Русская земля, то есть Царская земля.
Во— вторых, в качестве сакрального центра Русской земли именуется Великий Новгород, т. е. все тот же древний Словенск.
В— третьих, если Великий Новгород действительно является сакральным центром Русской, то есть Царской земли, то речь явно идет не о вырождающейся новгородской «республике» XVI века, а о Новгороде в далеком (по крайней мере, долетописном) прошлом (или далеком, неведомом, будущем?). Более того, если в «Повести об обидах Церкви» говорится о Новой Русии, то стало быть, существовала и Старая Русия, преемницей которой является «новая». В таком случае где она находилась?
И, наконец, в-четвертых, какому Русскому царю, а, следовательно, основателю Династии, был дан Константинов венец «в древняя убо лета», то есть задолго до восприятия идеи Третьего Рима Московскими государями? И, наконец, может ли быть этот Царь отождествлен с младенцем мужеского пола, имеющим «пасти языки жезлом железным» (Откр., 12, 1-6), имея в виду, разумеется, что монархическое сознание не индивидуализирует царя, а акцентирует внимание на династии, являющейся, по сути, одним царем, поскольку каждый царь есть непосредственное продолжение предыдущего? В конечном счете этот вопрос едва ли не самый главный.
Чрезвычайно умный, но именно поэтому и чрезвычайно осторожный Николай Михайлович Карамзин, дабы не быть заподозренным в том, что «вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа» (чего стоило такое вознесение он, как, впрочем, и Пушкин, знал прекрасно), и в то же время стремившийся «сказать, не говоря», писал: «Нельзя, конечно, верить Датскому Историку Саксону Грамматику, именующему Государей, которые будто бы царствовали в нашем отечестве прежде Рождества Христова и вступали в родственные союзы с Королями Скандинавскими: ибо Саксон не имел никаких исторических памятников (sic! — В. К.) для описания сей глубокой древности, и заменял оные вымыслами своего воображения; нельзя также верить и баснословным Исландским повестям, сочиненным, как мы уже упоминали, в новейшие времена, и не редко упоминающим о древней России, которая называется в них Острагардом, Гардарикиею, Гольмгардом и Грециею; но (sic! — В. К.) рунические камни, находимые в Швеции, Норвегии, Дании и гораздо древнейшие Христианства, введенного в Скандинавии около десятого века (обратим внимание на это свидетельство в связи с разрушенными новгородскими святынями „долетописной“ эпохи — В. К.), доказывают своими надписями (в коих имеются Girkia, Grikia или Россия), что Норманны давно имели с нею сообщение».
