Егор Иванов - Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)
...Хвост процессии втиснулся в золотые двери в конце галереи, створки закрылись, и полушепот восхищения в зале сменился полноголосым разговором дипломатического корпуса, в котором звучали ноты удивления и зависти.
За двойными рамами послышался хор трубачей. Все общество оборотилось к огромным окнам, за которыми длинная вереница знаменщиков с офицерами-ассистентами несла знамена гвардейских полков. Затем раздался резкий звук труб. От дворца к Иордани направилась процессия во главе с государем императором. Духовенство в золотых ризах встретило Николая II на ступенях к Иордани, войска, свита и гражданские чины обнажили головы.
Государь по красному ковру сошел к проруби, митрополит петербургский сопровождал его, неся большой золотой крест. Святой отец трижды окунул крест в воду, затем наполнил освященной водой кропильницу и в сопровождении государя прошел вдоль шеренги знамен, орошая их каплями святой воды. Торжественно гремели колокола на Петропавловском соборе, оркестр играл "Коль славен", но вдруг все звуки потонули в мощном пушечном салюте. Свита, к которой уже вернулся царь, испуганно вобрала головы в плечи, но Иордань на этот раз сошла благополучно.
Генералы и сановники радостно накрыли свои седые и лысые головы, облегченно вздыхая, и процессия вернулась во дворец. Гостям в зале пришлось еще раз переместиться от окон к центру, дабы лицезреть великий момент возвращения государя и великих князей к вдовствующей императрице и великим княгиням.
Бывалые гости, хорошо знавшие церемониал, столпились у средних дверей, которые все вдруг широко распахнулись, и церемониймейстер пригласил в зал, где был сервирован завтрак.
Вокруг роскошных пальм были накрыты столы для почетных гостей. Разведенные скороходами, к ним устремились послы и министры с супругами, прочая публика ринулась к огромному буфету, занимавшему весь конец зала.
Маленький секретарь китайского посольства опередил громадного офицера-кавалергарда у самого стола, на котором стояла серебряная ваза с шампанским удельного имения Абрау. Таких ваз было множество, и возле каждой из них закипала толпа жаждущих. Другие осаждали хрустальные тарелки с произведениями придворных кондитеров. Считалось, что таких сластей в городе не найдешь. Офицеры и дипломаты набивали конфетами и шоколадом в пестрых бумажках полные карманы. Даже гвардейские офицеры не считали зазорным брать с царского стола эти конфеты и засахаренные фрукты домой.
Омары, лососина, торты и пирожные со взбитыми сливками, заморские фрукты буквально таяли на глазах.
Полный неловкости от этого великосветского разбоя, Соколов начал завтрак шоколадным мороженым, потом успел зацепить кусок фазана с маринованными сливами прежде, чем на него покусился японский дипломат, добавил салата оливье и провесного балыка и отошел в сторонку - туда, где у серебряных ковшей с оршадом, лимонадом и клюквенным морсом почти никого не было. Здесь он стал невольным слушателем разговора артиллерийского подполковника с поручиком Измайловского полка. Украшенный густой черной бородой подполковник в хмельной запальчивости убеждал поручика выбросить засахаренные фрукты, которыми тот набил карманы, и не носить их матери.
- Ты столько набрал? - вопрошал подполковник. - А зачем? Ведь это все отнято у голодного народа. И ты, и я, и государь - наш отец-командир...
- Саша, Саша, - увещевал его поручик, - ты крамольные вещи говоришь, да еще в гостях у царя!..
- Замолчи, как младший... - пьяно капризничал подполковник. - Ты думаешь, что если меня вдосталь напоили, то я должен...
Поручик, бледный от волнения и негодования на своего друга, все тянул его подальше от стола, от толпы, где мог услышать какой-либо верноподданный гвардеец.
Начинался разъезд гостей. Поручику наконец удалось сдвинуть с места и подполковника.
Движимый сочувствием и желанием оградить смелого офицера от лап военной жандармерии, которая ревностно следила за образом мыслей в армии, Соколов подошел к подполковнику. Привитая с кадетского корпуса дисциплина сработала в сознании офицера, и он подтянулся, увидев старшего в чине.
- Алексей Соколов, - просто представился полковник.
- Александр Мезенцев, - так же просто сказал артиллерийский подполковник.
- Виктор Гомелля, - в тон старшим представился гвардии поручик.
- Давайте выпьем за знакомство... - предложил артиллерист и потянулся за бутылкой. Виктор умоляюще посмотрел на друга.
- Ну, хорошо, Виктор, - почти трезво ответил на его взгляд подполковник, - я себе почти не налью.
Шампанское вспенилось в узких бокалах, новые знакомые чокнулись. Пригубив, Соколов отставил свой бокал в сторону, и офицеры последовали его примеру.
- В какой дивизии изволите служить? - поинтересовался Соколов. Ему был симпатичен артиллерист-вольнодумец, и он не прочь был поближе познакомиться с ним.
Подполковнику тоже понравился добродушный, располагающий к себе офицер Генштаба.
В офицерской среде российской армии в силу сословных перегородок между отдельными родами войск царил антагонизм. Офицерство гвардии и кавалерии почти полностью комплектовалось знатным и богатым дворянством. Офицерство пехотных частей представляли мелкопоместные, обедневшие дворяне из военных и чиновничьих семей, а также разночинцы, крестьяне и мещане. Между ними господствовала полная отчужденность. Артиллеристы в этих отношениях находились где-то посредине - они и от гвардии были далеки, и к пехоте относились несколько свысока.
Служащие по Генеральному штабу офицеры также были особой военной кастой, не очень-то общавшейся в неслужебное время с остальным офицерством. Поэтому порыв Соколова, его доброжелательное отношение к армейскому артиллеристу были несколько необычны и вызвали душевный отклик у Мезенцева и его молодого Друга.
- 28-я бригада, - коротко ответил подполковник, зная, что этого генштабисту достаточно.
- Командир батареи трехдюймовок?.. - полувопросительно-полуутверждающе протянул Соколов.
- Так точно, и к тому же "огнепоклонник"... - шутливо ответил Мезенцев, намекая на две большие партии в русской армии. Одна, называемая "штыколюбами", пользовалась поддержкой верхов военной власти и рождена была воззрениями такого выдающегося военного мыслителя, как генерал М.И.Драгомиров. При всех своих достоинствах и истинно суворовском духе Драгомиров не признавал значения современной техники в армии, воспитывал почти пренебрежение даже к пулемету и тяжелой артиллерии.
"Огнепоклонники" выступали за максимальное насыщение армии огневыми средствами - от скорострельных винтовок и пулеметов до разнообразной, особенно тяжелой артиллерии. Молодые и прогрессивно мыслящие генштабисты, такие, как Соколов, называемые иногда "младотурками" за страсть к преобразованиям в армии, горячо поддерживали "огнепоклонников".
- Вот как! - обрадовался Алексей. - Тогда нам есть о чем поговорить!
Полковнику хотелось узнать у артиллериста, как внедряются некоторые новинки, негласно полученные им через Австрию с заводов Круппа. Особенно его интересовала бризантная шрапнель, о которой он давно докладывал через генерал-квартирмейстера в Главное артиллерийское управление.
Поручик-измайловец, свято оберегавший своего нетрезвого друга, решил вмешаться, презрев субординацию.
- Господин полковник, нас ждут дома к обеду... - умоляюще смотря на Соколова, неловко соврал он.
Алексей понял и оценил его заботу о товарище.
- Хорошо, друзья, давайте встретимся завтра в восемь с половиной в офицерском собрании на Кирочной... - предложил он.
- Согласны!.. - торопливо выпалил Виктор, не дожидаясь, пока Мезенцев, настроенный на разговор, отреагирует иначе.
С симпатией проследив, как заботливо повел своего друга к выходу Гомелля, Соколов тоже направился к гардеробу.
"Смелый человек этот подполковник, - одобрительно подумал Соколов. Значит, и другие офицеры задумываются о необходимости перемен в российской жизни?.. Но если в армии бродят такие мысли, какая же она опора трону в критический момент?.. Воистину грядет какой-то взрыв, как правильно считают друзья Анастасии! А вдруг эта Иордань - одна из последних? Ведь прятался царь раньше от народа... Теперь осмелел... Надолго ли?"
Полковник Соколов был недалек от истины - праздник крещенья 6 января 1914 года стал на Неве последним.
5. Петербург, январь 1914 года
Улица 7-й роты, где уже около года квартировал Василий, была пролетарская, шумная. Маленькие ампирные домики, каменные и деревянные, в два и в три этажа - обиталища старых бар - перемежались пятиэтажными кирпичными громадами, так называемыми "доходными" домами. Здесь почти ничего не осталось от тех времен, когда в районе казарм Измайловского полка, по имени которого получил свое название проспект, селились целыми ротами отставные солдаты.