Олег Гончаренко - Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы
Алексей Максимович Каледин был фигурой заметной и авторитетной. Еще в Великую войну, когда он командовал 12-й кавалерийской дивизией в составе 8-й армии Брусилова, его называли «второй шашкой России»; он был смелым и вместе с тем чутким командиром, всегда лично водившим своих кавалеристов в бой. После ухода Брусилова принял под командование 8-ю армию, отличившуюся в ходе «Брусиловского прорыва», наголову разгромив 4-ю австрийскую армию. После революции авторитет бывшего командующего 8-й армией на Дону был столь высок, что он единодушно был избран атаманом, хотя к тому времени власть атаманов была уже сильно урезана чисто представительскими функциями в заседаниях различных правительств.
Каледину в качестве атамана, популярного у донских казаков, удавалось решать множество вопросов и задач, связанных с бытом и другими насущными проблемами казачества, появившимися с крушением Российской империи. Он ясно понимал, что при всей непопулярности центральной власти, будь то Временное правительство или пришедший ему на смену Совдеп, казачество едва ли будет слепо повиноваться ее воле, ибо единства к тому времени в казачьих рядах становилось все меньше. Алексей Максимович сознавал, что казачья психология и убеждения — единственное, что остается непоколебимым до времени, и оттого положился на них, как на провидение. Случись казакам опомниться и вовремя выступить против большевистской власти, их ждал бы успех, но если этого не происходит, говорил Каледин, «казачья песня спета».
Каледин искренне сочувствовал корниловским попыткам спасти положение дел в стране и оттого не мог безучастно относиться к набиравшему силу сплочению офицерства вокруг Алексеева и других генералов в их отчаянном шаге противоборствовать распаду бывшей империи. Вместе с этим он сознавал, что его авторитета, пусть даже весьма обширного, едва ли хватит для консолидации казаков и уж тем более вовлечения их в новую войну с новым врагом, доселе не проявлявшим серьезных признаков агрессивности. Он осторожно выжидал развития событий и не особенно верил в успех предпринимаемого Алексеевым дела.
Бывший главнокомандующий, Алексеев, еще недавно, управлявший многомиллионными армиями и имевший в своем распоряжении миллиардные бюджеты, нарочно не спешил призывать офицерство собраться на Дону под знаменами добровольческих объединений. Опытный администратор, он справедливо решил сосредоточить свои усилия на организации быта своих будущих подчиненных, уладить финансовые вопросы, наладить получение пожертвований от частных лиц, провести закупку вооружения и амуниции, а также, как писал А. И. Деникин, «приютить, обогреть и накормить бездомных и гонимых людей» — офицеров его будущей армии.
Часть офицерства еще находилась в Петрограде, обитая под видом раненых в одном из городских лазаретов на Барочной улице. Там они терпеливо ожидали призыва своего командующего, рискуя каждый день быть обнаруженными и расстрелянными набиравшей силу машиной большевистского террора. С пожертвованиями от частных лиц дело шло тоже непросто. К ноябрю 1917 года Алексееву пожертвовали немногим более четырехсот рублей «на армию», что отчасти объяснялось неоднозначной оценкой жертвующими средства большевистского правительства и сохранявшимися надеждами на улучшение ситуации в новом 1918 году.
Необходимо было быстрое формирование боеспособных частей, привлечение знающих военных специалистов, однако хозяйственные заботы отнимали у М. В. Алексеева большую часть времени, работа над емким по содержанию и ясным по смыслу документом-призывом затягивалась намеренно, ибо Алексееву претила сама мысль о вызове людей в несформированную армию, без обеспечения провиантом, униформой и оружием. Первое формальное воззвание к офицерству прибыть на Дон и присоединиться к создаваемой армии вышло лишь в декабре 1917 года, когда многие пути туда были перекрыты фронтами. Часть офицерства добиралась на Дон самостоятельно, небольшими группами, а то в одиночку. Ехали, полагаясь на слухи и собственную интуицию, надеясь, что консервативная казачья донская среда станет непреодолимым валом на пути большевиков.
Донское казачество и его лидеры, не желая обострения отношений с советской властью, нехотя принимали прибывавших офицеров, осторожно признавая их лишь «беженцами». Пробольшевистская и либеральная печать также неодобрительно отзывалась о прибывающих военных, называя ситуацию на Дону «критической» из-за «устойчивой концентрации контрреволюционного элемента». Рабочие Ростова и Таганрога, обработанные прессой, недальновидно придерживались общей линии на отстранение от назревающего конфликта с новой властью и выражали ей свою полную поддержку на многочисленных стихийных митингах, возникавших в крупных губернских городах.
Администрации атамана А. М. Каледина с трудом удавалось гасить стихийные очаги общественной напряженности, взывая к исторической памяти станичных казаков с ее основополагающим принципом — «С Дона выдачи нет!». Однако это снимало возрастающую напряженность лишь на время и действовало главным образом на умы классического казачьего сословия с его сложившейся системой ценностей и взглядов. Городское население, либералы и сочувствующие новому режиму, еще не вкусившие прелестей большевизма, продолжали митинговать и требовать остановить деятельность Алексеева.
В 20-х числах ноября 1917 года в Новочеркасск отправились несколько генералов и штаб-офицеров — А. И. Деникин, И. П. Романовский, а также C. Л. Марков и A. C. Лукомский. Их путешествие на юг началось из Быховской тюрьмы, куда изначально все они были помещены новой властью. Отпущенные «под честное слово», они разными путями пробирались на Дон, прибыв туда беспрепятственно лишь по воле случая, ибо власть, неосмотрительно выпустившая их из тюрьмы, тотчас же осознала свою ошибку и объявила их в розыск. Общая ситуация в стране, атмосфера хаоса и неразберихи и невозможность пока еще четко контролировать перемещения граждан по территории бывшей империи позволили им беспрепятственно добраться до территории Войска Донского.
А. М. Каледин радушно принял беглецов, однако тут же попросил их уехать с Дона, чтобы не дать поводов донской общественности расценивать приезд «контрреволюционных» корниловцев, а именно так их именовала либеральная печать, как повод для осложнений с новой властью. A. C. Лукомский выехал на Терек, а А. И. Деникин и С. Л. Марков выехали на Кубань.
Впрочем, череда мелких уступок большевикам не только не остановила их от вторжения на Дон, но даже каким-то образом ускорила его.
20 ноября 1917 года прошли волнения в двух запасных полках в Новочеркасске, состоявших из «распропагандированных» солдат. Подавить мятеж Каледин был уже не в состоянии: донские казаки отказались выполнять приказ своего атамана.
26 ноября 1917 года Ростов был захвачен немногочисленным десантом красных, подошедших к городу по реке Дон на двух тральщиках. Захватив власть, военно-революционный комитет призвал к борьбе против казачьей контрреволюции и ознаменовал свое воцарение чередой городских погромов и убийств. Костяк захвативших город большевиков составили разложившиеся черноморские матросы и спешно создаваемые отряды красной гвардии. Восставшие захватили городские оружейные склады и добытым вооружением и амуницией вооружили местных красногвардейцев, вербуемых главным образом из числа политизированных рабочих и сочувствующих «революции» люмпенов.
Происходящее в Ростове, казалось, мало волновало донское казачество, по-прежнему соблюдавшее по отношению к мятежникам полный нейтралитет. Объявив его, казаки расходились по станицам. Как ни странно, два лейб-гвардейских казачьих полка: Атаманский и Казачий, были размещены Калединым в станице Каменской — первом форпосте антибольшевистского движения на Дону. Очевидец и участник тех событий, Роман Гуль пишет о Каменской в своих очерках «Ледяной поход»: «Станция Каменская. Я вышел из вагона. На платформе много военных: солдат, офицеров, встречаются юнкера. Офицеры в погонах. Чувствуется оживление, приподнятость…»[13]. Несмотря на общий энтузиазм армейской среды и готовность защищать Россию от нашествия большевиков, казачьи полки, даже бывшие лейб-гвардейские, задавали тон по части наибольшей «агитированности» за новую власть, проводя время на митингах и участвуя в организации съезда фронтового казачества, как бы игнорируя объективно сгущавшиеся над Доном тучи. Неудивительно, что калединский приказ о выступлении на Ростов был проигнорирован, и атаман, видя, что дело не ограничится «установлением» в одном лишь Ростове советской власти, просил генерала Алексеева о помощи, взывая к нему о немедленном выступлении на Ростов. До сей поры генерал Алексеев не был командующим отдельной боевой частью. Его отряд в полтысячи штыков носил всего лишь нейтральное название «алексеевской организации», однако в складывающихся условиях он оказывался единственным боеспособным соединением, сохранявшим организованность и дисциплину.
