Лидия Грот - Прерванная история русов. Соединяем разделенные эпохи
Как заметил еще в свое время российский историк С.М. Соловьев, договор был написан в таком виде, что Московское государство никогда не могло бы его принять, ибо с избранием королевича в цари соединялась обязанность признать короля-отца и всех его наследников покровителями Русского царства, т. е. копировалась тактика, которую избрал Сигизмунд, с той только разницей, что Сигизмунд был увлечен какой-то феерической идеей покорить себе «под нози» всю Московию, а Карл IX, как политик более практичный, явно ограничивал свои притязания Новгородскими землями, полагая, в крайнем случае, расширить их на север до Кольского полуострова и на юго-запад до Пскова. Аналогичными тактике Сигизмунда были и проволочки с выездом одного из шведских принцев в пределы Русского государства, чтобы представиться своему будущему народу и принять обязательства перед ним.
Есть основания полагать, что лидеры народного ополчения, активно включившиеся в эту дипломатическую игру, представляли себе всю ситуацию достаточно реально. Их настойчивые требования приезда принцев как минимум в Новгород, а затем и в Москву для проведения всех формальных актов принятия царской власти изрядно обременяли сначала Карла IX, а после его внезапной смерти 9 октября 1611 г. – и наследовавшего ему Густава Адольфа. У С.М. Соловьева приводятся фрагменты из летописи, посвященной описанию событий Смутного времени, и в том числе русско-шведских отношений. Там говорится, что в конце весны 1612 г., когда ополчение под руководством К. Минина и Д. Пожарского готовилось выступить «на очищение Московского государства», то «положили: отправить послов в Новгород, занять шведов мирными переговорами, а на козаков послать войско. В Новгород отправился Степан Татищев с выборными из каждого города по человеку, повез грамоты к митрополиту Исидору, князю Одоевскому и Делагарди: у митрополита и Одоевского ополчение спрашивало, как у них положено со шведами? К Делагарди писало, что если король шведский даст брата своего на государство и окрестит его в православную веру, то они рады быть с новгородцами в одном совете. Это было написано для того, говорит летопись, чтоб, как пойдут под Москву на очищение Московского государства, шведы не пошли воевать в поморские города».
Народное ополчение побеждает поляков. Горельеф с памятника Минину и Пожарскому
Известно, чем закончилась вся история. В ответ на запросы о приезде Карла Филиппа в Новгород, направляемые народным ополчением, шведский риксрод предложил отложить приезд принца до начала 1613 г. Но одновременно шведские отряды продолжали летом – осенью 1612 г. вести военные действия и осаждали Орешек, Копорье, Гдов и Ивангород. В октябре 1612 г. в Нижнем Новгороде было образовано второе земское правительство, и в течение этого месяца силами объединенного ополчения К. Минина и Д. Пожарского была освобождена Москва, которая снова стала центром, объединяющим силы Русского государства. 7 февраля 1613 г. земское правительство, рассуждая о кандидатах на русский престол, остановило свой выбор на Михаиле Романове, и 21 февраля от лица «Совета всея земли» он был провозглашен царем.
Казалось бы, все ясно и общеизвестно. Но споры в науке вокруг этих сюжетов, как уже было сказано, не утихают. И одна из самых живучих дискуссионных мыслей: был ли принц Карл Филипп альтернативой Михаилу Романову? Ход рассуждений сторонников этой идеи примерно таков: на самом деле очень многие в Русском государстве всерьез мечтали видеть на русском престоле шведского принца, в частности многие благородные бояре и князья, такие как сам князь Дмитрий Пожарский. Но народ и особенно буйное казачество, по темноте своей, не могли оценить всех прелестей приглашения иноземного кандидата – «своего» им, видишь ли, подавай. Пришлось уступить под напором консервативных сил и выбрать Михаила Романова. А патриотический порыв и настрой, превращение Минина и Пожарского в национальный символ – всё сочинили потом. Какой же князь Пожарский национальный патриот, если он на самом деле мечтал о шведском принце?! Идея «туземцев» и «иноземцев» в ходе выбора кандидата в правители крепко засела в головах многих современных исследователей.
В рамках этих взглядов вина за то, что Карл Филипп не был коронован на Русское царство, как-то плавно перекладывается на русскую сторону. Но ведь, рассуждая о том, хотел, например, князь Пожарский шведского принца на престол или только притворялся, что хотел, нельзя забывать и о том, а чего, собственно, хотела шведская сторона. А по имеющимся сведениям шведская сторона не имела никакого коренного интереса отправлять одного из своих принцев в Москву.
Это видно из того, как ими велись переговоры. Свои интересы в русских землях у шведских королей были, но к их интересам не принадлежала забота об урегулировании проблем верховной власти в Русском государстве. А поскольку шведские короли (как Карл IX, так и Густав Адольф) не были заинтересованы в отправке Карла Филиппа в Москву, то никакой «альтернативы» как бы и в зародыше не было. Были дипломатические игры, подспудный смысл которых осознавался всеми участниками, поскольку все они были опытными политиками, чего с инфантильным упрямством не замечают многие современные исследователи.
Восстановленная гробница князя Дмитрия Михайловича Пожарского в Спасо-Евфимиевом монастыре (Суздаль)
Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII в. Рисунок А.М. Васнецова
Таков был фон событий, на котором развивалась дипломатическая карьера Петрея. Как было сказано выше, после вояжа Польша – Москва – Польша и возвращения в Швецию его карьера пошла в гору. В 1607 г. он уже с официальными полномочиями отправляется в Москву. Зимой 1608 г. – новая миссия в Москву, хотя дальше Нарвы ему проехать не удалось из-за усилившихся волнений в русских землях. В конце 1609 г. король отправляет Петрея в Москву с официальным предложением Василию Шуйскому о заключении союза. Эта его поездка была организована на самом высоком уровне, отряд Делагарди сопровождал его на всем пути до Москвы. Затем вплоть до 1614 г. Петрей почти безвыездно в русских землях, ездит с разными поручениями по русским городам – Ивангород, Орешек, Новгород.
Одновременно с продвижением на дипломатическом поприще в качестве доверенного лица короля он стал укреплять свое положение и с помощью пера. Стремление Петрея пробиться таким образом вполне объяснимо, поскольку положение доверенного королевского порученца могло измениться в любую минуту, и тогда он снова оказывался на обочине жизни, без гарантированного куска хлеба.
Свои записки Петрей посвятил нескольким влиятельным и высокопоставленным лицам, явно пытаясь использовать этот маленький памфлет как подножку для укрепления своих позиций на ступеньках карьерной лестницы. Именно этим, полагает автор биографического очерка о Петрее К. Таркиайнен, можно объяснить то, что «Реляция» Петрея – явно выраженная пропаганда, подлаженная под внутреннюю политику шведской короны того времени.
Откровенным прагматизмом была отмечена первая публикация Петрея или его записки очевидца событий Смутного времени – «Een wiss och sanfärdigh berättelse om några förandringar som j thesse framledne åhr vthi Storfurstendömet Muskow skedde äre»,1608 год, охарактеризованные в современной шведской публикации этого источника (под ред. Маргареты Аттиус Сольман) как политический памфлет.
Историк дает совершенно определенную характеристику этому произведению Петрея, написанному по его возвращении из Выборга и Нарвы, где он находился, ожидая возможности проехать дальше, в Москву:
«Работа Петра Петрея ставила своей целью показать, что волнения в землях на востоке, спровоцированные Сигизмундом, могут иметь злосчастные последствия для Швеции, если она ничего не предпримет. Иными словами говоря, его маленькая книжечка подготавливала почву для шведского вооруженного вмешательства в русские дела, что и произошло в первой половине 1609 г. Введение к книге было датировано непосредственно перед началом интервенции, а именно 8 ноября 1608 г.».
Страница из немецкого издания книги Петра Петрея
Печать Иоанна Магнуса
Из этого видно, что Петрей не удовольствовался только своими дипломатическими успехами, но подобно трудолюбивой пчеле не упускал случая извлекать сок из самых скромных своих творений. Это хорошо иллюстрируется упомянутым опусом Петрея о древних гото-шведских королях «Краткой и благодетельной хроникой обо всех свеярикских и гётских конунгах», опубликованным в 1611 г., в котором прилежно копировалась мифологизированная шведская история в её наиболее официозном варианте, восходящем к классику шведского готицизма и автору фантастической истории Швеции как прародины шведо-готов Иоанну Магнусу, и который носил также сугубо пропагандистский характер. В нем он постарался обрисовать, в духе готицизма, подвиги древних шведских конунгов и утверждал, что они завоевали полмира, достигнув пределов Азии, и собирали дань со всех земель к востоку и югу от Балтийского моря. Затрагивались и отношения с русскими, но ни слова не говорилось о шведском происхождении русских князей. Более того, в 1614 г., когда уже начала выходить из печати шведская версия «Истории о великом княжестве Московском», было опубликовано второе издание указанной хроники о гото-шведских королях, где тем же Петреем указано, что он «не нашёл в русских хрониках каких-либо сведений о завоеваниях шведских конунгов, но это и понятно, поскольку хроники начинают рассказ с прихода Рюрика, Синеуса и Трувора из Пруссии».
