Алексей Величко - История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III
1 августа 527 г. император Юстин скончался[30].
Приложение № 4
Сакральные полномочия императоров и новый обряд престолонаследия
В предыдущем приложении, посвящённом определению места Римского императора в государстве и Церкви, были приведены, главным образом, ссылки на политические традиции, в силу которых василевс оказался во главе церковного управления. Но они играли, конечно, не главенствующую роль в сакрализации царского статуса.
Многие исторические обстоятельства способствовали тому, чтобы Византийские императоры всё более и более проникались сознанием своих высших обязанностей перед Богом и Православием. В свою очередь, современники пытались определить «опытным» путём всё той же спасительной рецепции то место, какое занимает и должен занимать Римский император в Церкви и православном обществе. Хотя в титулатуру императоров рано начали включать термин «святой», в этом нет ничего удивительного, поскольку ещё апостол Павел полагал, что все члены Церкви — святые. Отсюда, кстати сказать, сохранившийся до наших дней возглас на Литургии «Святая святым!», когда наступает время причащения[31]. В то время многие христиане искренне полагали, будто подтвердить святость могут лишь те члены Церкви, кто сподобился мученического венца или засвидетельствовал себя как исповедник. Но, как справедливо пишут, было бы весьма проблематично отнести фигуру Римского императора к данной категории верующих.
Между тем, оставалась ещё одна категория святых — апостолы, проповедовавшие Евангелие всему миру. И параллель между ними и Римским императором, государем Вселенной, также распространявшим свет учения Христа по всей Ойкумене, не укрылась от взора древних христиан. Поскольку же апостолы занимали высшую строчку в иерархии святых, Римские цари вполне обоснованно заняли высшее место в церковном управлении и получили полномочия (обязанности?), близкие к апостольским[32].
Есть ещё одна причина, в силу которой царский сан был признан почти священническим и даже «как бы» епископским — об этом подробно будет говориться ниже. В онтологическим смысле понятия «Церковь» и «Божественная Литургия» суть тождественны. Для первых христиан выражение «идти в Церковь» подразумевало Евхаристическое собрание. И в посланиях апостола Павла (например, 1 Послание к Коринфянам) термин «Поместная Церковь» употреблялся исключительно для обозначения её проявления при совершении Божественной Литургии. «Как Евхаристия есть образ будущего, т. е. Царства Божия, так и сама Церковь есть и должна быть образом грядущего. Церковь не перестаёт быть Церковью и вне Евхаристии, однако она есть и пребывает Церковью именно потому, что она есть Евхаристия, т. е. образ Царства Божия». По одному справедливому замечанию, Церковь участвует в истории только одним способом — перенесения своего евхаристического опыта на повседневную жизнь людей, хотя и не связывает себя мирскими методами разрешения проблем. В этом отношении земная Церковь есть Церковь странствующая, временно пребывающая в миру, но не поселяется в нём. И своим внутренним устроением Церковь также обязана Евхаристии[33].
По своей внутренней структуре Церковь состоит из клира и народа: предстоятели, приносящие бескровную жертву, и те, кто отвечает «аминь». При этом церковным народом, или мирянами, называли не вообще всех не клириков, а лишь тех, кто прошёл через своё «рукоположение», обряд Миропомазания, и занял своё место в евхаристическом собрании. Епископ же, предстоящий на Евхаристии, являет собой образ Христа, незримо присутствующий на Литургии. Его власть — от Бога, поскольку в Церкви никакого источника власти в принципе помыслить невозможно. Поскольку же Церковь остаётся Церковью и вне Евхаристии, епископ действует в ней не только как представитель Христа, но и как представитель Его Церкви. В этом качестве епископ участвует на Соборах, включая Вселенские, но этим правом не обладают викарные или титулярные архиереи[34].
Отсюда следует очень важный вывод, напрямую касающийся Римского императора. Церковь вошла в Римскую империю, а государство начало жить законом Христа, и в этой «симфонии властей» немыслимо разделение двух союзов. Василевс по факту является носителем высшей власти в Империи, а, следовательно, эту власть ему предоставил Христос, как и епископу. Царь так же, как и архиерей, представляет народ, в том числе церковный, и в этом он подобен епископу. Его высшие властные полномочия требуют определить место царя в церковной иерархии, но быть просто мирянином он не может — это очевидно.
Таким образом, сам собой напрашивается вывод о священническом достоинстве Римского царя, которое, однако, никак не может быть квалифицировано по привычной для всех системе иерархии, сложившейся к тому времени в Кафолической Церкви. Поэтому, как мы увидим неоднократно, императору разрешалось многие из того, что напрямую и категорично запрещено мирянам, включая вход в Алтарь царскими вратами и каждение в нём.
Уже преподобный Ефрем Сирин (IV в.) не сомневался в божественном предназначении Римской империи и Римского царя. В одном из своих произведений он прямо писал, что Христос и император царствуют одновременно. Единовластие Божие в Царствии Небесном и единовластительство василевса в царствии земном уничтожают многобожие и многовластие. И этим указывается миру путь к спасению. Как и позднее, император святой Юстиниан I Великий, Преподобный не отделяет Церкви от Империи и священства от царства. Император даёт законы и следит за их выполнением, священство умягчает сердца и принимает кающихся перед Господом. Цари должны свидетельствовать о неправдах среди духовенства, исправляя ошибки уклоняющихся в ересь, что говорит о высочайшем доверии и культе царя, практически безгрешного в вере силой благодати Божьей. Не случайно преп. Ефрем Сирин пишет: «Господи, сотвори мир между священниками царями, и в Единой Церкви пусть священники возносят молитвы за своих царей, а цари пощадят свои города. Так пусть будет мир внутри, будь же для нас внешней стеной!»[35]
Следует отметить, что в значительной степени идеология Римского царства-Империи и царского служения почерпнута византийцами из текстов Ветхого Завета. Царская власть над избранным народом, в данном случае христианами, могла быть только и исключительно даром Божьим. И, как замечал один тонкий исследователь, «в Византии Ветхий Завет имеет основополагающее, почти конституционное значение, он служит таким же нормативом в политической области, как Новый Завет — в сфере морали. История еврейского народа, тщательно очищенная христианским прочтением от всего исторического и еврейского, рассматривается как набросок того, какова будет или, по крайней мере, какова должна быть история Империи, как способ осознать, при каких условиях и в соответствии с каким библейским прообразом правитель приобретает или теряет легитимность, сын наследует власть собственного отца, а царь сможет называть себя священником»[36].
Даже для прагматичных римлян император являлся особой фигурой, олицетворяющей всю Римскую державу. Не случайно уже в первые века существования Империи личность императора признавалась сакральной. Император — первый солдат и первый гражданин. Он несёт такие же тяготы службы, как и все римляне, и, более того, ведёт жизнь, не похожую на быт всех остальных людей. Чрезвычайная скромность, величайшая ответственность, умеренность во всём, что касается самого императора. Служение Империи — это главнейшая его обязанность, зато император являлся всевластным хозяином, полностью распоряжаясь всеми делами государства. «Всё, что принадлежало императору, принадлежало государству; всё, что принадлежало государству, принадлежало также и императору. Его личное состояние растворилось в государственном»[37].
Вообще, тексты Священного Писания открывают удивительные сочетания лиц и образов. С одной стороны, прообразом Христа является конкретный, хотя и легендарный ветхозаветный царь Салимский (Иерусалимский) Мелхиседек — царь, священник и пророк одновременно, сан которого блестяще раскрыт крупными масками святым апостолом Павлом в известном его Послании к Евреям. Салимский царь — «священник Бога Всевышнего», «царь правды», «царь мира». «Без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, оставаясь священником навсегда» (Евр. 7. 1–4).
Мелхиседек предвосхищает по времени левитское священство, поскольку Левий «был ещё в чреслах отца, когда Мелхиседек встретил его». По другой версии, факт наличия самой личности Мелхиседека вообще обосновывал право царя в Иерусалиме на какое-то особое, экстраординарное священство, отличное от «рядового» священства потомков Аарона[38]. И Христос, именуемый в тексте Священником, наподобие Мелхиседека восстаёт «не по закону заповеди плотской, но по силе жизни нарастающей». И о Спасителе говорится: «Ты священник вовек по чину Мелхиседекову» (Евр. 7, 1–3, 15–17). С другой стороны, Римский император — прообраз Христа на земле, уподобляющийся Мелхиседеку, и также имеет Салимского царя своим идеалом[39].
