Геомар Куликов - Юрьев день
Завопил Тренька от радости:
- Ого-го-го! Зима! Зима при-шла!
За спиной дверь стукнула.
Оглянулся - дед на пороге. Вспомнил Тренька вчерашний разговор:
- Деда, как ты зиму-то сделал?
Смеется дед.
- Нешто зиму можно сделать? Приметы есть, когда чему быть: холоду иль теплу, дождю иль солнцу. Вчера по тем приметам - в какой цвет солнце закат окрасило, откуда ветер дул, как птицы кричали и по многим другим - увидел, что должно быть ноне снегу. А ты - зиму сделал...
За дедом на крыльцо отец вышел, мать, бабка. Щурятся все от яркого белого снега. Улыбаются. И впрямь - праздник!
Тренька между тем уши навострил. Донесся издали конский топот.
- Скачет кто-то! - объявил.
- Кому к нам скакать, - обняла Треньку мать, - выдумщик ты мой.
Тренька из материнских рук освободился:
- Слышите?
Отчетливо раздался со стороны Троицкого приближающийся стук копыт.
- Кто бы это? - удивился дед.
Показался из-за леса всадник. Лошадь под ним вороная, а одежда и шапка алые, огнем горят.
- Митька! - закричал Тренька. - Митька скачет!
Редко бывал дома Митька с того дня, как отдан был в холопы. Легла между ним и дедом с той поры тень. Говорят, бывало, друг с другом, да о пустяках все. О главном - ни полслова.
В наряде княжьего стремянного впервой приезжал Митька.
Кинулся Тренька ворота отворять. Легко и широко они распахнулись, словно тоже радовались Митьке.
Митька с коня соскочил. Отвесил низкий земной поклон. Деду лисью шапку и заячьи рукавицы подал:
- Благоволи принять!
Всем привез Митька обновки. Отцу - шапку заячью да рукавицы.
Матери и бабке но платку головному. Когда очередь до Треньки дошла, вынул Митька из отощавшей сумы красные, в цвет своей огненной одежде, сапожки. Онемел Тренька от такого счастья. В жизни своей не надевал новых сапог, Митькины донашивал. Схватил сапоги, к груди прижал, слова сказать не может. Мать отвернулась, потихоньку слезу утерла. Кашлянул дед в замешательстве.
Бабушка, как всегда, пришла на выручку.
- Что на воле-то стоим? - спросила громко. - Пошли в избу.
Пропустила Треньку с его сапожками первым.
- Можно, маманя, я их сейчас надену? - попросил Тренька.
- Иначе как же? Непременно надо обнову примерить, - сказал отец.
- Ты небось теперь в них и спать будешь? - пошутил дед.
Засмеялись все. Тренька тоже.
Ладно сидят на ноге красные сапожки. Расхаживает Тренька по избе, сапожками поскрипывает.
- Не тесны ли? - спрашивает мамка.
- В самый раз! - отвечает Тренька.
- Ну и слава богу, - говорит дед. - Теперь не грех и позавтракать.
Принялись за стол усаживаться. В красном углу под иконами - дед.
По правую руку от него - Тренькин отец. По левую - Митька. Рядом с Митькой - Тренька.
Дед, чего в прошлые Митькины приезды не бывало, велел застелить стол скатертью. Мать с бабушкой начали по хозяйству хлопотать, как в большой праздник.
Неторопливо толкуют старшие. Митька про свое житье-бытье рассказывает. Тренька на обновку поглядывает, ждет с нетерпением, когда же, наконец, старший брат заговорит о княжьей охоте и о нем, Треньке.
Обстоятельно отвечает Митька на дедовы и отцовы вопросы. Вовсе извелся Тренька. Не вытерпел-таки:
- Слышь, Митька! Говорят, князь по первому снегу на охоту собирается?
- Верно, - спокойно, будто не понимая, куда клонит Тренька, отозвался Митька. - Завтра и быть той охоте.
И что тут поделаешь! Завел опять длинный-предлинный рассказ о о том, как к той охоте на псарне готовятся да какие гости, по слухам, будут.
В пору плакать Треньке. Толкнул брата ногой под столом: про меня, мол, когда же?
Митька тем временем будто между прочим:
- Вот Треньку обещал на охоту взять, коли ты, деда, не против да отец с мамкой дозволят.
Всполошилась мать:
- Куда ему, мал еще! Затопчут там...
- Так уж и мал? - вступился за Треньку отец.
Заспорили они с матерью.
Дед послушал и свое слово молвил:
- Коли Димитрий берется брата беречь - чего толковать?
И как ни причитала в беспокойстве мать, решено было Треньку вместе с Митьшш на княжью охоту отпустить. Тренька рад был - сказать невозможно!
- Коли так, - Митька на Треньку весело глянул, - ехать надобно.
Федор Богданович велел пораньше возвращаться.
- И то ладно, - встал из-за стола дед. - Пути счастливого!
У ворот уже, когда стали прощаться, дед на Митькино плечо положил руку:
- Не серчай, Митя. Другого пути не было. В этом году из холопства не освободили, будущей осенью выкупим. Потерпи малость...
Обнялись крепко дед с внуком.
Вскочил Митька в седло. Впереди себя Треньку посадил. Махнул шапкой. Коня рысью пустил.
Отъехали версты полторы, Тренька обернулся к Митьке:
- Слышал, что дед говорил? Потерпи малость!
Кивнул головой Митька. Светло и хорошо было у него на душе.
И того не ведал, что ждет его судьба иная, недобрая. И мала окажется дедова силенка, чтобы ту судьбу одолеть.
Глава 6
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
Умен и осторожен был князь Петр Васильевич.
При грозном царе Иване IV многие родовитые люди сложили головы на плахе. А князь явил покорность и смирение великие.
И хотя особой милости не удостоился, гнева царского и опалы избежал.
Будучи от государевых дел в стороне, все свое время отдавал князь излюбленной господской потехе - псовой охоте.
Отчего бы и не гонять князю зайцев, лис да волков? Владел он многими землями с полями, лесами, лугами, реками. Работали на тех землях крестьяне, такие, как Тренькина семья. Везли они князю зерно, мясо, рыбу, мед. Отбывали барщину на княжьей пашне и исполняли многие другие повинности. Платили за землю, на которой родились их деды и прадеды и которая, однако, считалась княжьей. Деньги тоже нужны были князю, дабы жить в довольстве и изобилии и содержать бесчисленную дворню, конюшни с добрыми лошадьми и псарню с отменными собаками.
Любил князь щегольнуть гостеприимством. Редко выезжал в поле один со своими холопами. Чаще приглашал соседей, с кем по родословию своему не зазорно было знаться. Допускал на охоту и людей, стоявших ниже его. На то была своя причина. Нравилось князю, когда дворяне и дети боярские льстили ему, восхищаясь его знатностью и богатством.
На охоту по первой пороше многих гостей созвал князь Петр Васильевич. Шумно и многолюдно было в Троицком. Гостей важных разместили в усадьбе. Тех, что попроще, - в крестьянских избах.
- Славный день завтра будет! - воскликнул Тренька, когда въехали в село.
Митька по сторонам глянул, сказал озабоченно:
- Кажись, не быть завтра хорошему дню. Иван Матвеевич Рытов приехал со своими людьми.
- Нам-то что до него? - беззаботно возразил Тренька. - Ни тепло ни холодно...
- Как бы жарко не сделалось, - сказал Митька. - Князю поперек горла Иван Матвеевич.
- А чего князь его не прогонит?
- Рад бы, да не может. Близкие люди самому Грозному царю братья Рытовы, особо старший, Владимир Матвеевич. Жалованы ему земли йодле княжеских владений. У младшего, Ивана Матвеевича, силы, сказывают, поменее. Однако довольно, чтобы сгубить князя.
- Нешто его сгубить можно? - усомнился Тренька.
- Еще как...
- Богаче Иван Матвеевич князя аль знатнее?
- Власть у него, Тренька. А это поболее иной раз значит, чем все Другое.
Прав оказался Митька насчет нежданного гостя. Федор Богданович на Треньку покосился:
- Не в пору привез. Чай, рытовских видел? Он, - кивнул на Треньку, пусть у меня в избе сидит. Князь с гостем беспременно на псарный двор пожалуют. А зол князь - глядеть страшно.
- Мудрено ли, - заметил Митька. - Приходится ласкать человека, коему горло бы перегрыз.
В каморке своей начал Митька поспешно переодеваться. Шмыгнул носом Тренька:
- Обещал на охоту взять...
- Теперь не до забавы, - ответил Митька. - Кто же знал, что он, сатана, нежданно-негаданно прибудет? Ну, мне бежать надобно. Посиди тут...
Испугался Тренька:
- Постой! Темно больно...
Задумался Митька.
- Огонь вздуть? Кабы Федор Богданович не осерчал. Ложись-ка лучше спать. Утро, говорят, вечера мудренее.
Тесна каморка, отведенная Митьке. Вместо постели аль лавки - низкая лежанка. Должно, для собак была поставлена каморка, догадался Тренька. Примостился на лежанке, устланной сеном. Старой одежкой накрылся.
Грустно сделалось. Мечтал на княжью охоту попасть и на тебе: угодил в собачью конуру.
Сморила Треньку усталость. Кажись, на минуту закрыл глаза, а открыл рядом Митька стоит в полном наряде княжьего стремянного, за плечо теребит:
- Слышь, утро уже. Я тебя упредить хочу: каша да мясо в печи.
Хлеб на столе. Для тебя оставлены. И гляди, с псарного двора - ни ногой.
- Может, возьмешь, а? - на всякий случай попросил Тренька.
- Куда там! - был Митька озабочен более вчерашнего. - Князь стремянным Ларьку берет.
У Треньки остатки сна словно рукой сняло.
- Ты как же?
