А Чекалова - Константинополь в VI веке, Восстание Ника
Среди довольно многочисленных зарубежных исследований по истории византийского города, имеющих непосредственное отношение к экономической истории Константинополя, следует назвать в первую очередь известную работу Э. Кирстена [243] и статью общего характера Ф. Дэльгера [176, с. 107-139]. Вопросы управления государственными мастерскими, налогообложения, сбора пошлин, монополий рассмотрены И. Караяннопулосом [239, с. 60- 61, 71, 168, 179-180, 235 и т. д.]. Степень применения рабского и свободного труда в ремесле исследовалась в статьях И. Хана [207, с. 31 и сл.] и А. Джонса [236, с. 13-14]. Внимание А. Джонса привлекли также оружейные мастерские Константинополя и организация торговли шелком [235, т. II, с. 834 и сл., 862]. О производстве шелка и чеканке монет писал Р. Лопес [255; 251]. Торговые связи Константинополя анализировались в работах А. Льюиса [249, с. 3-53], Л. Бульнуа [141, с. 119-120, 138-141], И. Миллера [271, с. 119, 149-150]. Организация морской торговли рассмотрена Ж. Руже [288]. Таможне и таможенным сборам в Константинополе VI в. посвящена статья Э. Арвейлер [122] и один из разделов монографии Э. Антониадис-Бибику [125, с. 75-95].
Все эти исследования, бесспорно, имеют большое значение для изучения экономики Константинополя ранневизантийского времени. Тем не менее назревает, по-видимому, необходимость в комплексном исследовании экономической истории столицы VI в. с использованием того значительного материала, который содержится в Corpus Juris Civilis, житиях святых и других источниках.
Не ставя перед собой столь обширной задачи, которую можно решить лишь в рамках специальной монографии, мы в данной главе все же попытаемся дать по возможности полную картину экономического развития Константинополя в начале VI в., сосредоточив главное внимание при этом на тех кардинальных особенностях этого развития, которые предопределили политику Юстиниана в первые годы его правления и, таким образом, оказались одной из непосредственных причин восстания Ника.
***
То, что Константинополь VI в. был одним из крупнейших городов империи и являлся значительным центром ремесла и торговли, до недавнего времени считалось фактом бесспорным и общепризнанным. Тем не менее А. Джонс, автор фундаментальной работы по истории Поздней Римской империи, выступил с утверждением, что Константинополь IV-VI вв. не имел важных отраслей ремесленного производства и, несмотря на выгодное географическое положение, не являлся торговым центром. Своим блеском и величием город был обязан, по мнению исследователя, исключительно присутствию двора и правительства [235, т. II, с. 688]. Точка зрения А. Джонса при всей своей оригинальности едва ли имеет под собой серьезные основания и, более того, явно противоречит источникам 3. Уже как резиденция императора столица располагала целым рядом ремесленных мастерских, которые удовлетворяли нужды двора. Согласно Кодексу Юстиниана, в Константинополе существовали ткацкие мастерские по производству льна (linyphia) [17, XI, 8 (7), 13, 14; XI, 9(8), 2], шерсти и шелка (gynaecia) [17, XI, 8 (7), 2; XI, 9(8), I] 4, красильные мастерские (baphia) [17, XI, 8(7), 2; XI, 9 (8), 3-5], мастерские по производству предметов роскоши [17, XI, 9 (8), 2]. К тому же столица обслуживала нужды не только двора, но и всего государства, производя оружие [33, нов. 85] и чеканя монету [33, эдикт XI, гл. I].
Все эти мастерские являлись государственными и находились под особым контролем правительства. Работающие в них ремесленники образовывали государственные корпорации (??????? ????????), в которые мог попасть далеко не каждый. Для того чтобы стать членом подобной корпорации, необходимо было достичь определенного возраста, обладать способностями к ремеслу и, сверх того, происходить из семьи такого же ремесленника - члена корпорации (...?? ?????? ?? ???????? ??? ??????? ??? ?????? ????? ??????????) [17, XI, 8 (7), 16] 5.
Но, раз оказавшись в государственной корпорации, ремесленник навсегда прикреплялся к ней, и его не могло освободить даже получение какого-либо звания (...nec dignitatis cuiuscumque privilegio ab huiusmodi conditione liberari) [17, XI, 8 (7), l]. Лишь в случае, если работник подыскал себе подходящую замену, он мог освободиться от своего занятия [17, XI, 8 (7), 13].
В мастерских, производящих шерстяную и шелковую одежду, гинециариями работали целые семьи; свободная женщина, вышедшая замуж за гинециария, разделяла положение мужа [17, XI, 8 (7), 13].
Первоначально ткачеством занимались только женщины, свободные и рабыни, на женской половине дома (отсюда и название "гинекей"). Со временем, однако, ткачество, особенно шелковых тканей, стало преимущественно мужским занятием [255, с. 6, примеч. 3; 321, с. 659; 112, с. 37-38]; женщины, по всей видимости, выполняли менее квалифицированную работу, поскольку в случае их укрывательства полагался меньший штраф, чем за ремесленника-мужчину [255, с. 6]. Вопрос о разделении труда в шерстяных мастерских пока еще неясен. Известно лишь, что в более ранний период мужчины готовили волокна, а женщины их пряли. Льняную же одежду ткали женщины [321, с. 659].
Положение, в котором находились жены гинециариев, не было характерным для жен работников других государственных мастерских. Во всяком случае, женщина, вышедшая замуж за монетария, не теряла своей свободы (Edicimus, ne qua mulier splendidioris gradus monetarii adhaerens consortio decus nativae libertatis amittat [17, XI, 8 (7), 7]). Стремясь удержать ремесленников в государственных мастерских, правительство издает ряд соответствующих постановлений, которые сурово наказывали лиц, укрывавших беглых ремесленников. За сокрытие беглого гинециария (ех familia gynaecii) полагался штраф в пять либр золота, а раба-ткача - в три либры [17, XI, 8 (7), 5, 6] 6, что намного превышало стоимость раба, знающего ремесло. Столь строгие меры были, по всей видимости, вызваны ростом частных мастерских по производству шерсти и шелка, хозяева которых в погоне за рабочими руками охотно принимали у себя бежавших из государственных мастерских ремесленников, а нередко просто сманивали их.
Из приведенного выше текста закона [17, XI, 8 (7), 6] следует, что работниками государственных мастерских являлись рабы (textrini nostri mancipia). В конституции императоров Валентиниана, Феодосия и Аркадия, составленной в 389 г. и воспроизведенной в Кодексе Юстиниана, прямо говорится о существовании государственных рабских мастерских (...si qui publicorum servorum fabricis...) [17, VI, 1, 8]. Но наряду с рабами в этих мастерских было немало и свободных. К последним Р. Лопес относит монетариев, которые, по его мнению, получили свободу к середине III в. [251, с. 3]. А. Джонс считает свободными оружейников [232, с. 190], в то время как ткачи, красильщики, ловцы пурпуровых раковин являлись, по его мнению, рабами [232, с. 189; 235, т. II, с. 836] (ср. [255, с. 4]).
Среди оружейников и монетариев, несомненно, имелись свободные люди. Едва ли были рабами те монетарии, которые получили какое-либо звание (dignitas), на что справедливо указал И. Хан [207, с. 31] 7. Но вряд ли полностью правомерно предложенное Р. Лопесом и А. Джонсом разделение ремесленников государственных мастерских на рабов и свободных в зависимости от их ремесла. Известно, что среди оружейников и монетариев были не только свободные, но и рабы, которые образовывали там особые группы [207, с. 33; 68, с. 29-33]. С другой стороны, ловцы пурпуровых раковин (murileguli), получившие звание (dignitas), определенно были свободными [207, с. 31]. Разумеется, не становились рабами и те куриалы, которые начали заниматься ловлей пурпуровых раковин [33, нов. 38, гл. VI] 8.
Таким образом, среди ремесленников государственных мастерских могли быть и свободные и рабы.
В литературе последних лет наблюдается тенденция к отождествлению фактического положения свободных и рабов государственных мастерских. А. Джонс, например, считает этих рабов de facto свободными. Он отмечает, что рабы могли жениться, иметь семью, собственность [232, с. 189] 9. Однако положение рабов государственных мастерских в данном случае ничем не отличалось от положения других категорий рабов, и их право на семью и собственность являлось не столько показателем их фактической свободы, сколько отражением эволюции института рабства в целом [107 с 20-27; 69, с. 66-67].
К точке зрения А. Джонса близок И. Хан, который полагает, что и рабы, и свободные работники государственных мастерских образовывали некую единую правовую категорию 1207, с. 32]. Но, как справедливо отметил И.Ф. Фихман, свободные продолжали оставаться юридически свободными, а рабы - рабами, что, несомненно, сказывалось в конкретных жизненных ситуациях [112, с. 61-62, примеч. 333].
Как бы то ни было, положение и тех и других было весьма тяжелым, и включение в Кодекс Юстиниана статей, закреплявших ремесленников за государственными мастерскими и сохранявших принудительное наследование ремесла, свидетельствует о том, что император намеревался сохранить в городах Византии, и в первую очередь в Константинополе, слой бесправных перед лицом государственной власти и постоянно терпевших угнетение и унижение ремесленников.
Государственные мастерские находились в ведении высоких должностных лиц. Так, ткацкие и красильные мастерские, монетный двор контролировались комитом священных щедрот [17, XI, 8 (7), 5, 11, 12, 13, 14; 9 (8), 1, 4, 5; 239, с. 60-61; 321, с. 652]. Во главе гинекеев и вафий (красильных мастерских), а также мастерских, чеканивших монету, стояли особые прокураторы (procuratores gynaeciorum, procuratores baphiorum, procuratores linyfiorum, procuratores monetarum) [17, XI, 8 (7), 2, 14; 32, с. 30; 239. с. 60-61]. Они занимали свою должность не более двух лет и осуществляли функции представительства; технической стороной дела руководили лица, избранные из числа самих ремесленников [321. с. 652-654].
