KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » М Бок - Воспоминания о моем отце П А Столыпине

М Бок - Воспоминания о моем отце П А Столыпине

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн М Бок, "Воспоминания о моем отце П А Столыпине" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Эти уютные вечера я помню с самого детства моего до 1902 года, когда папa был назначен Гродненским губернатором, и когда уклад всей нашей жизни резко изменился.

Из маленького домика на Лесной улице в 1892 году мы переехали в большой дом на Соборной площади, в котором занимали сначала одну часть второго этажа, а потом, по мере рождения детей, прибавлялось по комнате, и нами постепенно был занят весь этаж.

Сразу же после обеда, до того, чтобы перейти уже на весь вечер в кабинет, мамa садилась к своему письменному столу в гостиной, являлся повар и приносил счета и меню на следующий день. Счета эти составляли мучения моей матери, всегда до щепетильности аккуратной, но очень плохой математички: как-то выходило, что вечно копейки сходились верно, а рубли нет и то и дело призывался на помощь папa, который с улыбкой садился за приходорасходную книгу, проверял итог и, поправив всё дело, уходил снова к себе.

Двери были все открыты, кроме редких случаев, если был кто-нибудь вечером у папa по делам и я, сидя за приготовлением уроков в столовой, с интересом слушала что-то будет завтра к завтраку и обеду, и от души смеялась, когда папa вмешивался в этот хозяйственный разговор. Стоит, например, старый повар Станислав, а мамa говорит ему:

- Что ты всё котлеты даешь, дай завтра курицу.

- Курицу, - глубокомысленно повторяет Станислав, - курицу купить надо.

- А ты попробуй, укради, - раздается голос папa из кабинета. Мамa весело смеется, а Станислав, не понимая шутки, с недоумением смотрит на дверь.

Обедали в те времена в шесть часов и лишь под самый конец ковенской жизни в семь, так что вечера {34} были длинные.

Завтракали в половине первого. После обеда взрослые пили кофе за столом, а детям разрешалось встать. Когда мамa кто-нибудь дарил конфекты, они хранились у папa в письменном столе, и мы получали после обеда по одной конфекте.

- Ну, дети, бегите в кабинет за конфектами, - говорит мой отец, а моя маленькая сестра Олечек вдруг громко с чувством восклицает:

- Папa, как я вас люблю!

- Только за конфекты и любишь? - говорит, смеясь, папa.

- Нет, тоже и за подарки, - говорит Олечек, глядя своими честными детскими глазами прямо в лицо отца.

Долго ее, бедненькую, дразнили этой фразой. Так и протекли мирно и счастливо двенадцать лет нашей жизни в Ковне. Ежегодно: пять месяцев в Ковне и семь месяцев в Колноберже, нашем имении Ковенской губернии. И эти годы мой отец всю свою жизнь вспоминал с самым теплым чувством, как и всех своих сослуживцев, подчиненных и помощников по Сельскохозяйственному Обществу, одинаково как русских, так и поляков.

Училась я дома, сначала с моей матерью и гувернантками, потом с учительницами приходящими к нам на дом и о приходе которых Казимир докладывал:

"Мария Петровна, м-учительница пришла", а потом и с учителями Ковенской гимназии. С третьего класса я стала сдавать при гимназии экзамены, и мои родители с большим вниманием, следили за моими уроками, справляясь ежедневно у учителей о моих успехах и внимании и часто сами присутствовали на уроках. Я училась в комнате рядом с кабинетом папa. Когда он бывал дома, то всегда открывал двери, чтобы слышать урок.

А из арифметических задач, заданных в виде {35} домашних работ, я кажется никогда ни одной не решила без помощи папa. Промучившись целый час над бассейном, наполняющимся через две трубы, одну широкую, другую узкую, или над тем, сколько сделает в данное время поворотов большое колесо и сколько маленькое, идешь с тетрадкой и задачником Малинина и Буренина к папa, зная, что, если только он не занят экстренной работой, то отложит в сторону бумаги или книгу, возьмет твою тетрадь, испачканную десятком неправильных решений, и ласково скажет:

- А ну-ка, давай подумаем вместе.

Иногда сразу же удавалось решить задачу, но бывало и так, что папa решит ее тотчас же в уме, посмотрит ответ - верно, а объяснить мне никак не может:

- Алгебраически я тебе сразу объясню, - говорит папa, а как это делается арифметически, надо подумать.

Я шла готовить другие уроки, а папa, найдя ясное и точное объяснение, звал меня.

А раз было так. Помню, что дело шло о цене коляски и дрожек. Папa, просидел над этой задачей довольно долго, послал меня спать, а утром я нашла на своем столике бумагу, на которой красиво и четко была написана решенная задача, а в конце стояла приписка:

"Остается нерешенным вопрос, где продаются такие дешевые экипажи?".

Должна сознаться, что я всегда честно каялась учителям в том, что задачи решаю не одна. Учителя были все очень хорошие, и уроки всегда интересны, только несчастная математика с Аароновым очень уж приходилась мне не по душе и предмет нелюбимый, мало понятный и сухой, и учитель менее других умеющий внушить любовь к науке. И в гимназии Ааронова тоже не любили и ученики всегда с злорадством представляли, как он задает задачу, а потом, углубившись в нее, говорит:

- Ну, это трудновато, я вам завтра объясню.

{36} На следующем уроке, когда его спрашивали про эту задачу, он говорил:

- Задача неинтересна, возьмемте другую.

Раз мои родители увидали его в театре Народного дома, и когда на следующий день он пришел ко мне на урок, папa спросил его, понравилось ли ему там? На это Ааронов ответил, что представление то хорошее, но публика плоха, и что он там "подвергся оскорблению Товия". Мы так и не поняли, что это значит, и как-то стеснялись показать свою необразованность и спросить объяснения. Долго эта фраза оставалась для нас загадкой, пока, наконец, кто-то из знакомых не сумел объяснить, что Товий, по Библии, был оплеван народом. После этого инцидента бедный наш математик окончательно упал в глазах своих учеников, которые, вместо того, чтобы пожалеть, подняли его на смех.

Но зато другие учителя, особенно преподаватель русской словесности, были очень хороши, и я с удовольствием ждала уроков.

К весне уроки делались труднее, учителя взыскательнее, чувствовалось приближение экзаменов. Но, несмотря на это, училось легче, всё казалось интереснее и значительнее, когда начинало пригревать солнце, позже зажигались лампы, и всё ближе и ближе придвигался день переезда в Колноберже.

А когда Казимир первый раз настежь открывал замазанные на зиму окна, и комнаты вечером вдруг наполнялись торжественным гулом большого соборного колокола и сладким запахом тополей, становилось на душе так светло, что и экзамены не пугали, и вся жизнь представлялась радостным праздником.

Ко всенощной я ходила почти всегда с матерью, а к обедне с отцом. После же обедни, каждое воскресенье папa ходил покупать со мной в кондитерскую угощение на "танц-класс". Модные кондитерские были в то {37} время - Перковского и "Ренессанс". Рассказывали, одна девочка в гимназии на вопрос учителя, как называется еще иначе "эпоха Возрождения" ответила: "Перковский" вместо "Ренессанс".

У Перковского покупателю давались бумажные салфеточки со стихами, приводившими в восторг папa и начинающимися так:

Когда теснится в сердце грусть,

Когда гнетет тебя сомненье,

Когда карман твой лишь не пуст

Ты у Перковского забвенье

В его кондитерской найдешь,

Душе покой там обретешь.

Чего, чего там только нет.

Каких bonbons, каких конфект

Торт...

и следовал длинный перечень (всё в стихах) всевозможных изделий кондитерского искусства, весьма разнообразных и весьма многочисленных. Папa очень забавляло нарочно спросить какое-нибудь печенье с замысловатым названием из поименованных на бумажке, но так и не удалось поймать приказчика: немедленно приносились и торт "Фантазия", и всё, что было указано в стихах.

После завтрака мы шли переодеваться, а ровно в три часа из столовой, где Казимир уже успел отодвинуть стол к стене, доносились звуки рояля. Тапер играл "шаконь" или "падепа-тенер" (так был обозначен модный тогда "Pas de patineur" в программе учителя танцев Лейкинда). Сам Лейкинд, во фраке, ходил по комнате и ждал учеников, которые скоро и являлись. Девочки в легких платьицах, мальчики в матросках и гимназических мундирах становились в ряд и сначала изучали "позиции", а потом танцевали. Родители сидели с мамa тут же за чайным столом. Раза два за урок заходил посмотреть на нас и папa. А однажды, {38} когда у нас гостили дядя Сергей Дмитриевич и тетя Анна Борисовна Сазоновы, и собралось много народу, неожиданно организовался целый бал. Танцевали все родители, а Лейкинд с вдохновением носился по зале, дирижируя настоящим балом.

На второй день Пасхи мамa устраивала детский бал, на котором мы танцевали уже без Лейкинда, выученные за зиму танцы. Один раз кто-то из нас, детей, накануне Пасхи заболел гриппом. Зараза мигом перекинулась на других, и ко дню бала были больны не только все пятеро детей, но и папa, и гувернантка и часть прислуги. Одна почти никогда не болевшая мамa была и тут здорова. Надо было срочно писать отказы всем приглашенным. Мамa сидит за своим письменным столом в гостиной. Папa лежит в кабинете на оттоманке. Когда мой отец бывал простужен, у него сразу подымалась температура и всё время, даже при легкой простуде, он то спал, то находился в полузабытье. Когда же он просыпался, то шутил и старался быть веселым. Мамa громко говорит: "Вот скучно писать эти карточки... и ведь надо стиль варьировать", а папa, очнувшись на минуту из полудремоты, тут же отвечает:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*