Виктор Гюго - Девяносто третий год
-- Как сказать!
-- Во Франции -- дворянин, в Бретани -- принц.
-- Точно так же, как Тремуйли и Роганы.
-- Кстати, он с ними в свойстве.
Буабертло продолжал:
-- Во Франции и на выездах у короля он маркиз, как я -- граф и как вы -- шевалье.
-- Где теперь эти выезды! -- воскликнул Ла Вьевиль. -- Началось с кареты, а кончилось повозкой палача.
Наступило молчание.
Первым нарушил его Буабертло.
-- За неимением французского принца приходится довольствоваться принцем бретонским.
-- За неимением орла... и ворон хорош.
-- Мне куда больше был бы по душе ястреб, -- возразил Буабертло.
На что Ла Вьевиль ответил:
-- Еще бы! Клюв и когти.
-- Увидим.
-- Да, -- произнес Ла Вьевиль, -- давно пора подумать о вожде. Я лично вполне разделяю девиз Тентениака: "Вождя и пороха!" Так вот, капитан, я знаю приблизительно всех кандидатов в вожди, как пригодных для этой цели, так и вовсе непригодных, знаю вождей вчерашних, сегодняшних и завтрашних, и ни в одном нет настоящей военной жилки, а она-то нам как раз и нужна. Что требуется для этой дьявольской Вандеи? Чтобы генерал был одновременно и испытанным крючкотвором: пусть изводит врага, пусть оттягает сегодня мельницу, завтра куст, послезавтра ров, простые булыжники и те пусть оттягает, пусть ставит ловушки, пусть все оборачивает себе на пользу, пусть крушит всех и вся, пусть примерно карает, пусть не знает ни сна, ни жалости. Сейчас в их мужицком воинстве есть герои, но вождей нет. Д'Эльбе -полнейшее ничтожество, Лескюр -- болен, Боншан -- миндальничает; он добряк, что уж совсем глупо. Ларошжаклен незаменим на вторых ролях; Сильз хорош лишь для регулярных действий и негоден для партизанской войны; Катлино -простодушный ломовик; Стоффле -- хитрый лесной сторож, Берар -- бездарен, Буленвилье -- шут гороховый, Шаретт -- страшен. Я не говорю уже о нашем цирюльнике Гастоне. В самом деле, не понимаю, почему мы в конце концов поносим революцию, так ли уж велико различие между республиканцами и нами, коль скоро у нас дворянами командуют господа брадобреи?
-- А все потому, что эта проклятая революция и нас самих тоже портит.
-- Да, тело Франции изъедено проказой.
-- Проказой третьего сословия, -- подхватил дю Буабертло. -- Одна надежда на помощь Англии.
-- И она поможет, не сомневайтесь, капитан.
-- Поможет завтра, а худо-то уже сегодня.
-- Согласен, изо всех углов лезет смерд; раз монархия назначает главнокомандующим Стоффле, лесника господина де Молеврие, нам нет никаких оснований завидовать республике, где в министрах сидит Паш, сын швейцара герцога де Кастри. Да, в Вандейской войне будут презабавные встречи, -- с одной стороны -- пивовар Сантерр, с другой -- цирюльник Гастон.
-- А знаете, дорогой Вьевиль, я ценю Гастона, он неплохо показал себя, когда командовал войсками при Гименэ. Без дальних слов велел расстрелять триста синих да еще приказал им предварительно вырыть себе братскую могилу.
-- Что ж, в добрый час, но и я бы с этим делом не хуже его справился.
-- Конечно, справились бы. Да и я тоже.
-- Видите ли, -- продолжал Ла Вьевиль, -- великие военные деяния требуют в качестве исполнителя человека благородной крови. Такие деяния по плечу рыцарям, а не цирюльникам.
-- Однакож и в третьем сословии встречаются приличные люди, -- возразил дю Буабертло. -- Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор.
-- Да, это хорошо, -- подтвердил Ла Вьевиль.
-- Настоящий Брут, Брут-роялист, -- сказал дю Буабертло.
-- И все-таки тяжело идти в бой под командованием разных Кокро, Жан-Жанов, каких-то Муленов, Фокаров, Бужю, Шуппов.
-- То же чувство, дражайший шевалье, испытывают и в другом лагере. В наших рядах сотни буржуа, в их рядах сотни дворян. Неужели вы полагаете, что санкюлоты в восторге от того, что ими командует граф де Канкло, виконт де Миранда, виконт де Богарне, граф де Валанс, маркиз де Кюстин и герцог Бирон.
-- Да, путаница изрядная.
-- Не забудьте еще герцога Шартрского!
-- Сына Филиппа Эгалитэ. Когда Филипп, по-вашему мнению, станет королем?
-- Никогда.
-- А все же он подымается к трону. Его возносят его собственные преступления и тянут вниз собственные пороки, -- добавил дю Буабертло.
Вновь воцарилось молчание, которое прервал капитан:
-- А ведь он был бы весьма не прочь пойти на мировую. Приезжал нарочно повидаться с королем. Я как раз находился в Версале, когда ему плюнули вслед.
-- С главной лестницы?
-- Да.
-- И хорошо сделали.
-- У нас его прозвали "Бурбон-Бубон".
-- Очень метко, плешивый, прыщавый, цареубийца, фу, пакость какая!
И добавил:
-- Мне довелось быть с ним в бою при Уэссане.
-- На корвете "Святой дух"?
-- Да.
-- Если бы он держался на ветре, следуя сигналу адмирала д'Орвилье, англичане ни за что бы не прорвались.
-- Совершенно справедливо.
-- А правда, что он со страха забился в трюм?
-- Болтовня. Но такой слух распространить не вредно.
И Ла Вьевиль громко расхохотался.
-- Есть еще на свете дураки, -- продолжал капитан. -- Возьмите хотя бы того же Буленвилье, о котором вы сейчас говорили. Я его знал, хорошо знал. Сначала крестьяне были вооружены пиками, а он забрал себе в голову превратить их в отряды копейщиков. Решил обучить их действовать пикой по всем правилам, как положено в воинских уставах. Мечтал превратить дикарей в регулярное войско. Старался научить их всем видам построения батальонных каре. Обучал их старинному военному языку: вместо командира отделения говорил "капдэскадр", как называли капралов во времена Людовика Четырнадцатого. Уверял, что создаст регулярную часть -- из этих-то браконьеров; сформировал роты, и сержантам полагалось каждый вечер становиться в кружок; сержант шефской роты сообщал на ухо сержанту второй роты пароль и отзыв, тот передавал их тем же путем соседу, тот следующему и так далее. Он разжаловал офицера за то, что тот, получая от сержанта пароль, не встал и не снял шляпу. Судите сами, что там творилось. Этот дуралей никак не мог понять одного: мужики хотят, чтобы ими и командовали по-мужичьи, и что нельзя приучить к казарме того, кто привык жить в лесу. Поверьте, я знаю вашего Буленвилье.
Они молча сделали несколько шагов, думая каждый о своем.
Затем разговор возобновился.
-- Кстати, подтвердились слухи о том, что Дампьер убит?
-- Подтвердились, капитан.
-- На подступах к Конде?
-- В лагере Памар. Пушечным ядром.
Дю Буабертло вздохнул:
-- Граф Дампьер. Вот еще один из наших, который перешел на их сторону.
-- Ну и чорт с ним! -- сказал Ла Вьевиль.
-- А где их высочества принцессы?
-- В Триесте.
-- Все еще в Триесте?
-- Да.
И Ла Вьевиль воскликнул:
-- Ах, эта республика! Сколько бед! Было бы из-за чего! И подумать только, что революция началась из-за какого-то дефицита в несколько несчастных миллионов!
-- Ничтожные причины самые опасные, -- возразил Буабертло.
-- Все идет к чорту, -- сказал Ла Вьевиль.
-- Согласен. Ларуари умер, дю Дрене -- совершенный дурак. А возьмите наших пастырей Печального Образа, всех этих зачинщиков, всех этих Куси, епископа Рошельского, возьмите Бопуаля Сент-Олэра, епископа Пуатье, Мерси, епископа Люсонского, любовника госпожи де Лэшасери...
-- Которая, да было бы вам известно, зовется Серванто. Лэшасери -название ее поместий.
-- А этот лжеепископ из Агры, этот кюре неизвестно даже какого прихода.
-- Прихода Доль. А звать его Гийо де Фольвиль. Он, кстати сказать, человек очень храбрый и хорошо дерется.
-- Нам нужны солдаты, зачем нам попы! Да еще епископы, которые вовсе и не епископы даже! И генералы, которые вовсе и не генералы!
Ла Вьевиль прервал капитана:
-- Есть у вас в каюте последний номер "Монитера"?
-- Есть.
-- Интересно, что нынче дают в Париже?
-- "Адель и Полэн" и "Пещеру".
-- Вот бы посмотреть!
-- Еще посмотрите. Через месяц мы будем в Париже.
И после минутного раздумья дю Буабертло добавил:
-- Или чуть позднее. Господин Уиндхэм сказал это лорду Гуду.
-- Значит, капитан, наши дела не так еще плохи?
-- Все идет превосходно, чорт возьми, только в Вандее надо воевать лучше.
Ла Вьевиль покачал головой.
-- Скажите, капитан, -- спросил он, -- высадим мы морскую пехоту?
-- Высадим, если побережье за нас, и не высадим, если оно нам враждебно. Ведя войну, иной раз надо вламываться прямо в двери, а другой раз полезнее для дела проскользнуть бочком в щелку. Когда в стране идет гражданская война, необходимо держать наготове отмычку. Постараемся сделать все, что возможно. Но главное -- вождь.
И задумчиво добавил:
-- Скажите, Ла Вьевиль, что вы думаете о Дьези?
-- О младшем?
-- Да.
