Джон Бэррон - Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»
На следующий вечер к Моррису пришел хорошо одетый молодой человек, на отличном английском представился переводчиком и предложил пройти к лимузину. Рядом с машиной в сопровождении двух телохранителей стоял человек, которого Моррис хорошо знал, – председатель КГБ Юрий Андропов.
Моррис подумал: «Вот и конец. Он хочет лично арестовать меня. Ева, я люблю тебя».
Андропов, которой немного знал английский, наклонился и обнял Морриса:
– Старый друг, верный товарищ! Очень рад вас видеть.
Через переводчика он объяснил, что Брежнев лично попросил его сопровождать Морриса и присутствовать на ужине.
Моррис называл относительно небольшую кремлевскую столовую «Капитанской каютой», так как ее резервировали исключительно для высших кормчих коммунизма. Когда Андропов открыл дверь, грянул хор голосов по-английски: «С днем рождения!» Там стояли Брежнев, Суслов, Пономарев, Черняев, Мостовец и половина всего Политбюро. Квартет военных музыкантов под аккомпанемент аккордеона пел чудесные песни то на русском, то на английском: «С днем рождения» и «Он очень славный парень», а русские правители по очереди подходили и обнимали агента 58, поздравляя его с 75-летним юбилеем.
Брежнев посадил Морриса по правую руку и провозгласил тост за «великого человека, последнего настоящего большевика, нашего дорогого товарища Морриса». В перерывах между роскошными блюдами были провозглашены другие тосты за Морриса, настолько искренние, что ему пришлось сказать самому себе: «Не поддавайся, подумай, где ты находишься и кто эти люди. Подумай, сколько миллионов людей погубили те, кто сидит в этой комнате. Думай о том, что будут спрашивать Уолт и ФБР».
Пока официанты из КГБ подавали шампанское, коньяк, фрукты и сыр, Брежнев, продолжая сидеть, надел мощные очки и принялся читать речь – результат кропотливого исследования и работы талантливого борзописца.
Моррис вступил в партию в 1919 году. Кто еще так долго оставался ей верен? Когда в 1927 году в Чикаго троцкисты угрожали арестовать наших партийных лидеров, товарищ Моррис создал и возглавил группу товарищей, которые, рискуя жизнью, защищали и удерживали штаб-квартиру.
Правдой тут и не пахло. Подчиняясь приказам Эрла Браудера, Моррис («красный молочник») действительно возглавил кучку товарищей в штаб-квартире, и несколько ночей они спали на полу, готовясь защищаться от приспешников Джея Лоустона, проповедника «американской исключительности». Но никто не пытался захватить здание штаб-квартиры, не было никакой борьбы, и Моррис вскоре забыл об инциденте. Однако события эти попали в советские досье, и брежневские спичрайтеры превратили их в подобие битвы при Аламо.
Продолжал Брежнев достаточно осторожно. Будучи секретарем Компартии США по международным вопросам, товарищ Моррис завоевал уважение, доверие и дружбу партийных лидеров всего соцлагеря, и никто не сделал больше него для поддержания солидарности всех партий. Компартия США – самая безупречная из партий, а товарищ Моррис более пятидесяти лет является ее оплотом.
Брежнев с трудом встал, остальные последовали его примеру. Он сказал Моррису:
– От имени Коммунистической партии Советского Союза, от имени советского народа и всех присутствующих разрешите вручить вам эту награду, – и приколол к пиджаку Морриса орден Красного Знамени.
Позже Черняев сообщил Моррису, что Джек тоже награжден таким орденом и получит его во время своего следующего визита в Москву.
* * *Чтобы описать ФБР эту церемонию, Моррис постарался быть объективным, как он был объективен, докладывая о преследовании евреев в СССР. Он сказал тогда, что Советы говорят искренне, «как могут быть искренними гангстеры». Они явно переоценивали значимость американской компартии и считали, что она порождает важные события, например движение против войны во Вьетнаме, в котором партия, кстати, не играла главной роли. Старая доктрина 20-х годов о демократическом централизме все еще владела их умами. Раз они когда-то приняли решение и издали указы, все партии должны были идти в том же направлении. Моррис, Холл и вся американская компартия, в отличие от «еврокоммунистов», так и поступали, и Советы это ценили.
Вполне возможно, за вручением ордена крылась личная приязнь и дружеское расположение. «Я знаю кое-кого из этих сорвиголов с 1930 года». Логично, что Советы верили в то, что Моррис и Джек сильно рисковали, и восхищались их отвагой. Они очень ценили «Морат», поэтому и наградили Джека. Разве это не признак особых почестей – то, что председатель КГБ лично заехал за Моррисом, что на роскошном ужине присутствовали Брежнев и советское руководство? Но орден означал также дань уважения американской компартии и «Морат». Моррис заключил:
– В настоящее время в Москве все спокойно. Беспокоиться надо о Вашингтоне.
В прежние времена контакты «Соло» со штаб-квартирой и с Чикаго иногда осложнялись, в чем Бойл отчасти винил себя. После получения первых отчетов об одной из миссий в штаб-квартире заметили:
– 58-й ведет себя, как коммунист.
Бойл ответил:
– 58-й действительно коммунист, фактически член Политбюро. Ему приходится думать и говорить, как коммунисту. А что еще остается делать? Пойти в посольство, набрать оркестр флейтистов и барабанщиков, развернуть американский флаг и отправиться в Кремль, распевая «Янки Дудль» и разыгрывая Джона Уэйна?
Результатом этих слов явился визит специального агента Дика Хелда в офис Бойла – «пещеру снов». Хелду стало ясно, что работавший в одиночку Бойл пребывает в состоянии постоянного стресса, и все это очень серьезно.
– Но вы не помогаете ни себе, ни 58-му, когда выставляете людей из штаб-квартиры идиотами.
Бойл пообещал впредь удерживаться от сарказма, и к лету 1977 года отношения с Вашингтоном стали более сердечными. ФБР направило в штаб-квартиру агента Майкла Стейнбека, чтобы тот решал административные вопросы и осуществлял ежедневную связь между Чикаго и Нью-Йорком. Он часто беседовал с Бойлом по закрытой связи, которая кодировала слова на одном конце провода и расшифровывала их на другом.
Несмотря на закрытость линии, они старались говорить иносказательно или на особом жаргоне. В августе Бойл спросил, не улучшилась ли погода, на что Стейнбек ответил отрицательно.
– Вам не кажется, что летать пока опасно?
– Мы пытаемся решить эту проблему.
* * *В СССР планировали широкое празднование шестидесятилетия Октябрьской революции, Морриса ждали в гости, и Гэса Холла тоже. Бойл хотел знать, рискнет ли ФБР на очередную миссию.
В октябре Стейнбек позвонил ему.
– Говорят из Чикаго. Выбирайте любую игру, мы вас поддержим.
Иными словами, ФБР готов рискнуть, но решать должен 58-й. На карту поставлена его жизнь.
20 октября 1977 года по секретной линии Бойл передал Стейнбеку:
– Мы решили включиться в игру.
На следующий день Моррис с Евой вылетели в Москву.
Их сразу же поместили в партийную гостиницу, так что Моррис мог более непринужденно общаться с иностранными партийными лидерами, прибывшими на торжества. Несмотря на сложности протокола в связи с присутствием множества сановников, Советы умудрились окружить Еву и Элизабет Холл целой свитой женщин и даже организовали для них чаепитие с первой женщиной-космонавтом. Еве она показалась застенчивой и славной.
В отеле Моррис встретился с Фиделем Кастро, который тепло приветствовал его и настоял, чтобы они с Евой пришли на обед в кубинское посольство.
Кастро сказал, что будут еще гости – испанская пара, и рекомендовал Моррису не брать русского переводчика, так как все будут говорить по-английски. Кастро оказался радушным хозяином, особенно по отношению к Еве. Она вспоминала:
«Он много знал о Соединенных Штатах и очень интересовался нашей компартией… Там подавали прекрасные бифштексы – редкость в Москве. После обеда Кастро лично разлил коньяк и спросил у меня разрешения закурить сигару. Вечер был приятным, но Кастро все говорил и говорил, и мне показалось, что мы никогда оттуда не выйдем».
Больше всего Еве запомнился Брежнев на официальном приеме. Два человека буквально держали его под руки; лицо его было бледным, глаза – стеклянными, говорил он с трудом. Глава Советского Союза производил впечатление человека в коме, и Ева подумала: «Ему не оправиться».
На протяжении всех четырех недель визита Советы были, как всегда, радушны и приветливы. Они собрали лидеров южноамериканских стран на тайное обсуждение того, как лучше координировать действия коммунистов в Западном полушарии, и пригласили на эти переговоры Морриса. Пономарев сказал, что, несмотря на скудные запасы валюты, СССР собирается в 1978 году дать американской компартии 2,1 миллиона долларов, и попросил Морриса назвать кандидатов из Америки для Ленинской школы. Моррис не виделся с Брежневым, кроме как на приеме, но Пономарев дал в честь Морриса прощальный завтрак, где были многие из его старых знакомых.
