Ираклий Церетели - Кризис власти
Аморализм Ленина, его готовность прибегнуть к любым средствам для осуществления своих целей имели все же некоторые границы, которых ни Ленин, ни его идейные единомышленники переступить не могли. Когда Ленин и его группа, например, решили воспользоваться услугами германского правительства, чтобы в пломбированном вагоне вернуться в Россию, они прекрасно знали, что это их решение будет шокировать моральное чувство очень большой части демократии, что, однако, не остановило их от предпринятого шага. Но при переговорах об условиях этой поездки с германским правительством Ленин и его сторонники приняли все меры к тому, чтобы эти переговоры носили открытый характер. И одной из причин обострения их отношений с Робертом Гриммом было то, что этот последний считал возможным заключить с германскими властями соглашение, не предназначенное для огласки.
Открытый характер действий Ленина и его сторонников в этом вопросе объяснялся тем, что они знали, что среди российских большевиков и родственных им групп европейских странах всякое политическое сотрудничество и соглашение с империалистическим германским правительством дискредитирует то дело, за которое они боролись. Ненависть их к германскому правительству была так же глубока и искренна, как и их ненависть к российским и западноевропейским империалистическим кругам. Чтобы воспользоваться услугами германского правительства для проезда в революционную Россию, Ленин не имел никакой надобности принимать на себя обязательство сотрудничества с германским штабом. Он хорошо знал мотивы, диктовавшие германскому штабу действия, направленные к облегчению возвращения в Россию эмигрантов-пораженцев, работа которых, по мнению этого штаба, могла только дезорганизовать военные силы России. И он открыто использовал расчеты внешнего врага, считая и заявляя, что более верными покажутся его собственные расчеты, согласно которым большевистская организация в России послужит стимулом аналогичной революции в самой Германии и в других воюющих странах и приведет к поражению в этих странах установленного порядка и к социальной революции.
Оказав содействие возвращению в Россию пораженцев, германское правительство, несомненно, и в дальнейшем старалось содействовать успеху пораженческой работы в России, направляя косвенными путями значительные суммы денег в распоряжение большевистской партии. Но оно хорошо знало, что максимальных результатов эти затраты могут достигнуть только в том случае, если снабжение материальными средствами пораженческого движения не будет установлено русскими властями и не станет известным русскому общественному мнению. Германское правительство хорошо знало и то, что руководители пораженческого движения никогда не могли бы пойти на соглашение с ним, ибо это безнадежно скомпрометировало бы это движение в глазах тех кругов, которые составляли основу этого движения. Поэтому, чтобы достигнуть своей цели, германское правительство прибегло к содействию посредников, связь которых с германским правительством была наименее вероятна.
До сих пор точно не установлено, какие именно лица и организации служили этим посредствующим звеном. Очень правдоподобно было утверждение Некрасова и Терещенко, руководивших тайным расследованием, что ближайшими к большевистской партии посредниками были близко стоящие к большевикам члены польской большевистской партии Ганецкий и Козловский, которые одновременно с политической деятельностью в России, несомненно, вели и коммерческие спекулятивные дела, получая через Стокгольм под видом коммерческих сделок довольно значительные суммы. Но даже если деньги из темных источников шли в большевистскую партию через этих лиц, трудно предположить, чтобы и эти лица были непосредственно связаны с германской правительственной агентурой. Гораздо вероятнее, что до своего дохождения к большевистской партии немецкие деньги проходили через несколько последовательных инстанций, как это и предполагали Терещенко и Некрасов. По мнению этих последних, в прямой связи с германским генеральным штабом был известный германский социалист Парвус, поддерживавший с самого начала войны тесную связь с германскими правительственными кругами и наживший очень большое состояние на военных спекуляциях. От Парвуса деньги могли идти по скандинавскому каналу к левым социалистическим группам, связанным с русским большевистским течением через посредников, не посвященных в секрет назначения этих денег, а от левых, скандинавских фракций – к Ганецкому и Козловскому. Возможно, впрочем, что и лица, и организации, служившие посредниками, были и другие. Но есть все основания думать, что именно по таким косвенным каналам направлялись деньги в распоряжение большевистской партии.
Для разоблачения большевиков в деле получения германских денег больше всего сделал известный немецкий социал-демократ Эдуард Бернштейн, который вскоре после окончания мировой войны опубликовал следующие данные:
«Ленин и его товарищи действительно получили от императорской Германии огромные суммы. Я узнал об этом уже в конце декабря 1917 года. Не узнал я лишь, как велика была эта сумма и кто был или были посредники. Теперь я узнал из весьма серьезных источников, что речь идет о почти невероятных суммах, во всяком случае – свыше 50 миллионов золотых марок, – иными словами, о столь крупных суммах, что у Ленина и его товарищей не могло остаться места для сомнений, из каких источников они притекали.
Я, конечно, знаю, какое большое значение с точки зрения успешной военной политики Тройственного союза придавалось финансированию большевистской акции. Тот самый военный, который первый сообщил мне об этом деле, передал мне также слова, сказанные ему видным членом парламента одной из союзных (с Германией) стран, где ему приходилось бывать по своему служебному положению, что это финансирование – „мастерский ход Германии“. И в самом деле, если все обернулось иначе, то этого никак нельзя поставить в счет Ленину и его товарищам. Одним из последствий их действий в этой области был Брест-Литовск, и презрительно-высокомерное поведение там представителей германского военного командования, вероятно, еще не изгладилось из памяти Троцкого и Радека. Ведший с ними переговоры генерал Гофман, у которого они были в руках в двояком смысле, давал это им сильно чувствовать.
Для международной социал-демократии важно с точки зрения политической морали рабочих партий прежде всего выяснить это темное дело. Если верна моя информация, Ленин на обвинения, выдвинутые в свое время против него Антантой, будто бы ответил, что никому нет дела до того, откуда он брал деньги. Совершенно неважно, какие цели преследовали деньгодаватели, – он, Ленин, прибывавшие к нему деньги употребил на социальную революцию, и этого достаточно. Что Ленин именно так поступил – спорить не приходится. Но одно это не решает дела. На подобном основании может быть оправдана и самая низкопробная политическая авантюра» (Vorwerts. 14. I. 1921).
Моральная безупречность Бернштейна, основательное знание им психологии как германских правых кругов, так и большевиков – всем известны, и правильность выдвинутого им тезиса, который вполне совпадает со взглядами, которые господствовали по этому вопросу в России во всех кругах антибольшевистской демократии, от левых интернационалистов до представителей большинства революционной демократии, не подлежит, с моей точки зрения, никакому сомнению.
Ленин и его сторонники не могли, конечно, не подозревать, что деньги, приливавшие в их кассу в таких размерах, не могли быть деньгами от сборов среди тех небольших рабочих групп, которые в Германии или в других европейских странах сочувствовали большевистскому движению в России. Но они не считали нужным доискаться источников этих денег и отказываться от них на том основании, что источники эти могут оказаться весьма далекими от социалистического движения. В этих условиях если даже допустить, что расследование о связи большевиков с Германией и могло привести к установлению факта, что германское правительство косвенными путями содействует снабжению большевистской партии деньгами, то это далеко не было бы равносильно подтверждению обвинения, согласно которому Ленин и его сотрудники являются агентами германского правительства. Единственное, что в этих условиях могло быть установлено, – это то, что Ленин и его сторонники не брезгают пользоваться в своих целях деньгами, идущими из темных источников.
С другой стороны, возможность установить судебным порядком даже этот последний факт была чрезвычайно маловероятна. И поэтому мы все скептически относились к затеянной кампании, направленной к тому, чтобы доказать судебным порядком связь большевистского движения с германским генеральным штабом. Никто из нас по совести не мог поддержать обвинение Ленина в том, что он является агентом Германии. И об этом мы заявляли открыто. Но раз такое обвинение было распространено в широких общественных кругах, необходимо было путем судебного расследования, доведенного до конца, выяснить его основательность. Поэтому Центральный Исполнительный Комитет избрал комиссию, которой он поручил начать расследование и содействовать по мере сил предпринятому правительством расследованию дела.
