Екатерина Монусова - История Крестовых походов
Так описал татар Фома из Сплита. За какие-то четыре месяца монголы одержали верх над христианским миром, армии которого многократно превосходили их числом! Не пощадили они и Святой земли – в это же самое время Антиохийское княжество сделалось их добычей. А тут еще египетский султан Айюб взял на службу отряд ховарезмийцев – кочевого племени, известного своими дикими наездами и необузданной отвагой. 10 тысяч всадников, повергая в ужас население Палестины, не щадили никого. Иерусалимский патриарх Роберт в панике бежал в Яффу, а вслед за ним и другие христиане. Неожиданно «…между ними вдруг разнесся слух, что на воротах оставленного города развевается христианское знамя. Это была коварная хитрость ховарезмийцев, действительно обманувшая многих. Беглецы возвратились в покинутый ими Иерусалим и здесь были окружены неприятелем, который погубил в этот день до семи тысяч человек, частью в городе, частью в окрестностях его по дороге в Яффу. Завладев Иерусалимом, дикие хищники перерезали в нем всех христиан, разграбили церкви и не пощадили могилы иерусалимских королей…» (Ф. И. Успенский, «История Крестовых походов»).
С той поры – сентября 1244-го – Иерусалим уже никогда не будет христианским… Но латинянам этого не дано было знать, и, едва оправившись от страшного удара, они начали думать о том, как вернуть Священный город.
А смуглоликая орда тем временем, опустошив Вифлеем, направилась к Газе. Там уже поджидал своих наемников египетский султан – 5 тысяч всадников из недавно созданного мамлюкского корпуса. Во главе войска стоял Рукн аддин Бейбарс – совсем скоро он сам станет султаном. У хорезмийцев было 10 тысяч всадников. Им навстречу, воодушевившись пылкими речами иерусалимского патриарха, двинулась армия крестоносцев с союзниками: франки, воины эмира Дамаска ас-Салиха Исмаила Имад ад-дина (дяди египетского султана) и нескольких других эмиров. 1600 рыцарей и около 10 тысяч «разномастных» воинов двигались единым фронтом – но рассчитывать на то, что мусульмане станут всерьез сражаться с единоверцами, вряд ли было возможно… Противники сошлись 17 октября на песчаной равнине близ Газы, у деревни Хербийя (рыцари именовали ее Форбия). Эмир Аль-Мансур советовал укрепить лагерь и выжидать, пока враг потеряет терпение и уйдет. Граф Яффы Готье де Бриенн настоял на атаке…
Мэтью Парижский приводит письмо императора Фридриха II герцогу Конуольскому. Он сообщает: из 300 братьев тамплиеров спаслось 4, из 200 госпитальеров – 19. Ему вторит патриарх иерусалимский Роберт, который лично участвовал в битве и сумел спастись: у тамплиеров пало 312 рыцарей из 348; у госпитальеров – 325 из 351; у тевтонцев – 400 рыцарей; орден св. Лазаря, отряды сеньора Хайфского, епископа Лиды и князя Антиохии потеряли 300 рыцарей и столько же – кипрский король. Были убиты магистр и маршал тамплиеров, архиепископ Тирский, епископ Рамлы. В плену оказались магистр госпитальеров, коннетабль Триполи и сам граф Яффы, который больше всех рвался в бой…
После такого сокрушительного поражения союз, направленный против Египта, был обречен. Год спустя Айюб взял Дамаск, затем Аскалон. Мусульманское государство вновь обрело очертания, некогда нанесенные на виртуальную карту мира рукой великого Саладина. Европа корчилась от унижения и боли – но развернуть знамя нового крестового похода не спешила. И когда пылкий французский монарх Людовик IX все же решил, по меткому выражению Жозе Мишо, «возложить на себя знаки пилигримов», союзников в этом богоугодном деле он не нашел. По свидетельству того же Мишо:
«…крестовый поход проповедовался тогда во всех странах Европы; но голос духовных ораторов терялся среди смятения партий и шума оружия. Когда епископ бейрутский обратился к Генриху III с просьбою помочь христианам Востока, то английский монарх, бывший в войне с Шотландией и Уэльсом, отказался принять крест и запретил проповедовать крестовый поход в своем королевстве. В Германии война была в полном разгаре, и тевтонские народы если брались за оружие, то только для того, чтобы защищать дело Фридриха или Генриха, ландграфа Тюрингского, которому папа повелел передать императорскую корону. Италия потрясалась не менее, чем Германия; вооруженные распри между Святым престолом и императором усилили вражду между гвельфами и гибеллинами. Проповедь священной войны имела некоторый успех только в провинциях Фрисландии и Голландии и в ряде государств на севере. Гакон, король норвежский, принял крест и известил о своем отъезде Людовика IX, который одобрил его решение и обещал ехать с ним вместе; но, после долгих колебаний, государь норвежский не уехал, а остался в своем королевстве, удержанный надеждой самому воспользоваться смутами на Западе.
…Франция была единственным государством в Европе, где серьезно занимались крестовым походом. Людовик IX объявил о своем отъезде палестинским христианам и приготовлялся ко святому пилигримству. Поскольку королевство не имело ни флота, ни порта в Средиземном море, Людовик приобрел в свое владение территорию и порт Эгморт. Генуя и Барселона должны были доставить ему корабли. В то же время Людовик заботился о продовольствии армии Креста, об устройстве запасных складов на острове Кипр, где предстояло быть первой высадке на берег. Средства, которые были употреблены, чтобы добыть необходимые денежные суммы, не возбудили никаких жалоб и ропота, как это было во время крестового похода Людовика VII. Богатые добровольно отдавали плоды сбережений в королевскую казну; бедные несли свои лепты в церковные кружки; арендаторы королевских доменов выдали доходы за целый год вперед; духовенство уплатило больше, чем оно было обязано, и доставило десятую часть своих доходов.
Известия, полученные в это время с Востока, возвещали о новых общественных бедствиях… Война против неверных, провозглашенная на Лионском соборе, усилила раздражение мусульманских народов. Эти варвары укрепили свои города и границы, и Франция трепетала за жизнь своего монарха. С ужасом повторяли во всех городах, что пряности, вывезенные из восточных стран, были отравлены врагами Иисуса Христа. Все эти слухи, выдуманные или преувеличенные легковерными людьми, наполняли сердца верующих святым негодованием. Народ повсюду выражал нетерпение отомстить сарацинам и двинуться в поход под знаменем Креста…»
…И вот теперь Людовик Святой умирал от дизентерии. Когда он забывался неверным сном, казалось, что король уже труп – кости просвечивали сквозь кожу, бледную, несмотря на палящее солнце; резкий нос заострился еще больше; поредевшие почти седые волосы обрамляли неподвижное лицо. По ночам ему снилась кровь – она заполняла русло Нила и текла широким свободным потоком, разливаясь узкими ручейками, орошая алым зеленые поля. Вся пойма была забита разлагающимися трупами. Или то была уже явь? Король помнил, что его солдаты потратили больше недели, чтобы вытащить тела: мертвых сарацин снова сбрасывали в реку, ниже по течению, христиан хоронили в огромных ямах… Шел Великий пост. Есть можно было лишь рыбу – а она питалась трупами. Тогда-то и началась эпидемия…
«Мышцы на наших ногах усыхали, – напишет потом друг Людовика историк Жуанвиль, – вся кожа на них чернела, становилась землистого цвета, как старый сапог; и у нас, заболевших этой болезнью, гнила плоть на деснах, и никто не спасся: от нее только умирали. Предвестником смерти было кровотечение из носа…» Люди уходили сотнями – нередко вместо умерших господ караул несли верные слуги, облаченные в их доспехи…
Разумеется, он посещал больных, дабы поддержать и утешить, – разве это не долг короля? Его не раз предупреждали, что он может заразиться. Ну что же – все в руках Господа. Даже здесь, в Мансуре, где его содержали в цепях, он не прекращал молиться. Те, кого он считал добрыми людьми, жили в его молитвах, хотя иных уже не было на этом свете… Геройски погиб Гийом де Соннак, магистр ордена тамплиеров. Ги де Шатель-Порсьен, епископ Суассонский, не вынеся позора отступления, бросился в одиночку навстречу неверным – и тут же был убит. Голова родного брата короля, графа Артуа, была выставлена на пике у ворот Каира… Прево ордена госпитальеров, брат Анри де Ронней, сопровождавший графа, прибыл в ставку Людовика один; когда король спрашивал, есть ли новости о брате, он уже понимал, что случилось непоправимое… «Да, – ответил рыцарь, – вне сомнения, он в раю…»
Как и в Париже, Людовик каждый день читал свой бревиарий: сарацины, нашедшие книгу, вернули ее королю. Казалось, псалмы и гимны укрепляют его дух и проясняют сознание. Гийом Шартрский, его капеллан, будет вспоминать, как его величество пытался объяснить суть христианской веры сарацинам, в доме которых жил…
Для него самого Божьи заповеди всегда были святы. Когда, по совету окружения, он решил снять осаду Мансура и возвратиться в Дамьетту, на пути встало бесчисленное войско султана. Король повелел сбросить с кораблей продукты, предназначавшиеся для него и его свиты, чтобы освободить место для раненых и больных… А ведь он и сам был болен: «Вечером король несколько раз лишался чувств; и из-за сильной дизентерии пришлось отрезать нижнюю часть его штанов, столько раз он ходил по нужде…» – напишет Жуанвиль. К тому же его била сильная лихорадка. «Король спешился и стоял, держась за седло; подле него стояли его рыцари – Жоффруа де Сержин, Жан Фуанон, Жан де Валери, Пьер де Босей, Робер де Базош и Гоше де Шатийон, которые, видя обострение болезни и опасность, коей он подвергался, оставаясь на суше, принялись его упрашивать, хором и каждый по отдельности, спасти себя, взойдя на судно. Он же продолжал отказываться покинуть своих людей; я сказал ему: „Сир, вы дурно поступаете, противясь доброму совету, подаваемому вашими друзьями, и не садитесь на судно; ведь, если вы останетесь на суше, войско будет двигаться медленно, что небезопасно, и вы можете стать причиной нашей гибели“.
