Дмитрий Тарасов - Большая игра СМЕРШа
Комиссар был в расцвете творческих сил, ему едва перевалило за сорок, В темно-сером штатском костюме, белой сорочке с галстуком, в очках солидной роговой оправы на тщательно выбритом приятном лице, с аккуратно причесанной рукой шевелюрой, начинавшей седеть на висках, он производил впечатление сугубо интеллигентного человека. Это впечатление усиливалось от культуры его речи и умения держать себя. Ему были присущи спокойствие, выдержка, уравновешенность, уважительное отношение к собеседникам. Он пользовался репутацией умного, грамотного, обладавшего большим опытом оперативной работы руководителя, но вместе с тем весьма осторожного, не торопливого в принятии решений, избегавшего любых активных действий, требовавших определенного риска. Работникам управления было уже известно, что если Петр Васильевич после прочтения документа стал слегка постукивать пальцами по столу, то это был верный признак его несогласия. Документ либо отвергался, либо возвращался на доработку или попадал в так называемый «долгий ящик», где и лежал до минования надобности.
Ответив на приветствие, комиссар предложил вошедшим занять места за столом заседаний, стоявшем вдоль наружной стены, проемы окон которой были зашторены плотными, ниспадавшими почти до самого пола гардинами. За этот же стол пересел и он сам.
Включенная шестирожковая люстра под потолком залила кабинет ярким электрическим светом, оживив висевшие на стенах портреты В.И. Ленина, И.В. Сталина, Карла Маркса, Ф.Э. Дзержинского и географическую карту Советского Союза с красными и черными флажками, означавшими прохождение линии фронта.
Когда все сели, Тимов открыл папку «для доклада», достал план операции по захвату Лобова с участием Костина и передал его комиссару.
Федов прочел и, не поднимая головы, стал слегка постукивать по документу пальцами. Я насторожился. Сидевший рядом со мной Салынов толкнул меня коленкой, показывая тоже свое беспокойство.
— А разве дело Костина, — поднимая голову, сказал комиссар, — Вы еще не передали в следственный отдел?
— Видите ли, Петр Васильевич. Это дело представляет для нас большой интерес по двум причинам: во-первых, необходимо захватить Лобова, выявив предварительно все его связи. При участии Костина сделать это можно быстрее и квалифицированнее. Во-вторых, в случае успешного завершения операции открываются неплохие перспективы в плане дезинформации противника, выявления его планов и намерений, срыва его подрывных акций против нас.
— Но вы забываете, что есть директива, точно определяющая наши прерогативы в отношении агентов противника, которые были захвачены на месте преступления. Я опасаюсь, что наши самовольные действия могут вызвать нежелательную реакцию со стороны наркома.
— Дело Костина, Петр Васильевич, по нашему мнению, является не типичным с точки зрения применения директивы. Есть все основания полагать, что он имел твердое намерение придти к нам с повинной и сделал бы это, если бы не столкнулся в лесу с нашими товарищами во время изъятия из тайника рации, которую он хотел принести как вещественное доказательство.
— Ну, знаете, это звучит, по меньшей мере, наивно. Какие есть основания для такого вывода?
— Показания матери Костина. Они полностью совпадают с тем, что рассказал сам Костин. Так ведь, товарищ Корбов? — обратился ко мне Тимов.
Я встал и кратко изложил суть показаний Костина и его матери, подтвердив сказанное Тимовым.
— Костина допрашиваете только Вы? — спросил комиссар.
— В основном да, — ответил я, но на некоторых допросах присутствовал Владимир Яковлевич.
— Какое у Вас сложилось впечатление о Костине, можно ему верить?
— У меня положительное мнение о нем, думаю, что он ведет себя откровенно и готов искупить свою вину.
— Только думаете, или убеждены?
— Убежден, товарищ комиссар.
— А у Вас, Владимир Яковлевич, какое впечатление?
— Я разделяю точку зрения Корбова, Костин действительно производит впечатление откровенного человека.
Комиссар замолчал, посмотрел на документ и снова застучал по нему пальцами.
— Мне не понятно, почему Вы решили все усложнять? Разве нельзя Лобова захватить на месте встречи без участия Костина. Приметы ведь есть?
— Захватить, конечно, можно, Петр Васильевич, и без участия Костина, ответил Тимов, — но в этом случае мы лишаемся возможности установить людей, с которыми он связан. А это очень важно.
— Не спорю, важно, но это можно выяснить и в процессе следствия. Куда же он денется?
— Кроме того, не исключено, — продолжал Тимов, — что Лобов может привести с собой на место встречи кого-либо из своих друзей с целью наблюдения за происходящим. В этом случае захват Лобова неминуемо раскроет то, что Костин действует по нашей указке.
— Но где гарантия, что Лобов будет вести себя как пай-мальчик? Надо исходить их худшего. Вдруг он что-либо заподозрит в поведении Костина или заметит за собой наблюдение после ухода с места встречи. Тогда как? Он ведь может уйти вообще. А это уже провал с вытекающими отсюда последствиями для всех нас.
— Такой гарантии, разумеется, дать нельзя. Но, как уверяет Костин, Лобов должен отнестись к нему с доверием. Что касается наблюдения за Лобовым, то товарищ Бойцов обещал выделить самых квалифицированных сотрудников, которые будут действовать крайне осторожно. На худой конец, если Лобов, почуяв опасность, проявит беспокойство, они его немедленно задержат. Уйти ему не удастся ни при каких обстоятельствах.
— У меня создается впечатление, — сказал комиссар после небольшой паузы, что Вас как будто околдовал этот Костин. Уж не маг ли он? Хотелось бы на него взглянуть. Вызовите-ка его, товарищ Корбов.
Я вышел в приемную и, позвонив дежурному тюрьмы, попросил срочно доставить Костина в кабинет комиссара.
Время было уже за полночь, но так как Костин еще не спал, выполняя мое поручение, привели его очень быстро.
— Вот, пожалуйста, — сказал он, вручая исписанные листы с ответами на мои вопросы, — но прошу извинить, что не успел закончить описание шифра.
— Ничего, доделаете после. Сейчас я вызвал Вас не за этим. Пойдете к большому начальству. Постарайтесь вести себя спокойно и уверенно.
Костин заволновался.
— Ну, пошли, пошли. Не робейте! — подтолкнул я его, открывая дверь.
Войдя в кабинет, Костин на мгновение зажмурился от яркого света, но быстро оправился и, поприветствовав присутствующих легким поклоном, замер в стойке смирно.
Комиссар встал, показывая жестом, чтобы мы сидели на местах, и, заложив руки за спину, подошел к Костину. Он был чуть ниже его и шире в плечах, но достаточно еще стройный, подтянутый. Посмотрев на Костина пристально, почти в упор, точно стараясь проникнуть в глубь его души, Федов указал ему на стул у приставного столика около письменного стола, а сам прошел на свое рабочее место, расположившись в кресле.
Продолжая внимательно смотреть на Костина и постукивая слегка пальцами по столу, он спросил:
— Вам говорили, что завтра, вернее уже сегодня, вы должны участвовать в важной операции?
— Да.
— Как Вы относитесь к этому?
— Я хочу искупить свою вину делом, поэтому готов сделать все, что необходимо.
— А как Вы представляете себе суть задачи?
— Я должен встретиться с моим напарником, вернее руководителем, Лобовым и, разыгрывая роль честно выполняющего задание немецкой разведки, добиться выяснения интересующих Вас вопросов. Конкретные инструкции на этот счет мне будут даны непосредственно перед выходом, на встречу.
— Сможете Вы сыграть такую роль?
— Думаю, что да, смогу.
— А не подведете?
— Я постараюсь в точности выполнить данные мне рекомендации. В этом у Вас не должно быть никаких сомнений.
Комиссар одобрительно кивнул головой, откинулся на спинку кресла и, взяв со стола пачку «Казбека», чтобы закурить, спросил:
— Вы курите?
— Да.
— Берите, закуривайте, — предложил он, протягивая Костину папиросы и спички.
Сделав несколько затяжек и положив папиросу на пепельницу, комиссар поинтересовался:
— Кто Вы по образованию?
— Инженер-конструктор по машиностроению.
— Практический стаж есть?
— Полтора года.
— В партии или комсомоле состояли?
— Был комсомольцем, членом бюро цеховой организации завода.
— Билет сохранился?
— Нет, билет я закопал в лесу незадолго до пленения. Немцам сказал, что ни в партии, ни в комсомоле не состоял.
— Вы показали, что имели намерение явиться в органы НКВД добровольно с повинной. Что помешало Вам осуществить это желание? Или Вы раздумали?
— Я стал жертвой собственного недомыслия. Но исходил при этом из самых хороших побуждений, мечтая доставить в райотдел НКВД рацию — самое важное, на мой взгляд, вещественное доказательство нашей с Лобовым принадлежности к фашистской разведке. Косвенной побудительной причиной зайти за рацией было и то, что тайник ее находился в лесу на пути моего движения в Егорьевск. Это в известной мере соблазняло меня.
