Владислав Горохов - Повседневная жизнь России под звон колоколов
Каких чудес, каких знамений милости Божией, а также и праведного Его гнева, не таят в себе прозрачно-глубокие, живительные воды этой величаво-прекрасной, таинственно-чудной реки!»
Оптина пустынь была окружена целым рядом почитаемых святых мест. Это, например, источник с купальней, освященный в честь Пафнутия Боровского (на берегу Жиздры, в полукилометре от обители), колодец, ископанный по благословению преподобного Амвросия (у входа в скит), монастырское кладбище.
Большую известность приобрела женская Казанская обитель, которую преподобный Амвросий Оптинский основал в селе Шамордине. И сейчас помнят слова, сказанные преподобным Амвросием: «Подать в женский монастырь копейку — то же, что рубль в мужской». Насельниц там было свыше пятисот человек. Настоятельницей обители была сестра Льва Толстого — Мария Николаевна Толстая.
В начале XX века начальником оптинского скита был старец Варсонофий, в миру — полковник Генерального штаба Павел Иванович Плиханков. В душеполезных изданиях он печатал стихи под псевдонимом Странник.
Ясней здесь небеса и чище их лазурь.
Мирской ярем нося и скорбный совершая
Средь мрака и стремнин тернистый жизни путь,
Сподобился я видеть отблеск рая.
Недолго уже оставалось до тех времен, когда на Красную Горку 1923 года запечатают храмы Оптиной и арестуют ее последнего старца Нектария.
А пока — «свобода полная для чувств святых и дум» в благословенном оптинском отечестве, где
Исчезнет без следа твоя печаль.
И ты увидишь, полный упованья,
Иной страны сияющую даль,
Страны живых, страны обетованья…
…Для того чтобы понять, лучше всего самому увидеть. Если это невозможно — увидеть глазами других. Предложим читателю еще раз выйти на берег реки, взглянуть на тонкие очертания монастырских храмов, звонниц, башен в их природной «оправе». Все создавалось только трудом монастырской братии во главе с игуменом. Наемный труд в Оптиной пустыни не использовался. В этом сочетании видна не просто «живописность», тут есть и свой сокровенный смысл. Сошлемся на красноречивые впечатления паломников, посетивших Оптину в начале прошлого века, всматривавшихся со стороны Жиздры в этот ее одухотворенный пейзаж: «Словно сад раскинулся по всему ее берегу перелесок. Смотреть хочется — нет, этого мало, — отдохнуть хочется; невольно тянет туда, в эту благодатную чащу; какая-то неведомая сила влечет и говорит, что там, за этим берегом, за этой прихотливо раскинувшейся зеленью находится другая зелень, зелень смысла и Истины человеческой жизни; та Неопалимая Купина, которая на протяжении многих лет горит неугасимым духовным огнем. Огнем очищения человеческой души. Огнем вразумления человеческого разума» (С. А. Нилус).
В послереволюционной «стране безбожников» Оптинская пустынь оказалась ненужной. Монастырь закрыли, но было решено создать на его базе музей. Вот слова П. А. Флоренского (члена комиссии по охране Троице-Сергиевой Лавры), адресованные им в 1919 году известному филологу Н. П. Киселеву, эксперту Наркомпроса РСФСР, направленному для выяснения культурных ценностей закрытого монастыря и целесообразности его превращения в музей: «Оптина — отличный памятник двадцатых годов, она богатый архив высокоценных документов по истории русского просвещения, наконец, она — духовная санатория многих израненных душ. Конечно, охранить ее с этих сторон — долг просвещенного человека, но для нас с вами, ищущих духовной культуры и ждущих расцвета духовного знания, нового и вечного, верящих и утверждающих наступление новой эры культуры, нового исторического эона, ампирчики и архивчики, конечно, почти ничто в сравнении с этими вселенскими задачами. Между тем Оптина есть именно завязь новой культуры. Она есть узел, не проектируемый только, а живущий вот уже сотню лет, который на самом деле осуществил ту среду, где воспитывается духовная дисциплина, не моральная, не внешне-аскетическая, а именно духовная».
Музей «Оптина пустынь» был открыт и существовал до 1928 года. Но Оптина нужна русским людям не как музейная экспозиция, а как источник духовных сил, и это подчеркивает дальше П. А. Флоренский: «…Если начать прослеживать мысленно самые разнообразные течения русской жизни в области духа, то непосредственно или посредственно мы всегда приводимся к Оптиной как духовному фокусу, от соприкосновения с которым возжигается дух, хотя бы потом он раскрывался в иных, чем собственно оптинское направление. Оптина, выдаваясь не столько отдельными исключительными лицами, сколько гармоническим сочетанием и взаимодействием духовных сил, всегда была и есть, есть в настоящее время как целое, могучий коллективный возбудитель духовного опыта, я осмелюсь сказать, единственный в России, по крайней мере, в таком роде и в такой силе возбудитель духа».
Последний оптинский старец Нектарий (Тихонов) пережил аресты и ссылки и поселился в тридцати километрах от Козельска. К нему сразу же пошли люди. За мудрым советом к старцу не раз обращался патриарх Тихон. Сохранились документальные свидетельства, что к нему приезжали актер Михаил Чехов, художник Лев Бруни, писатель Георгий Чулков, а командиру кавалерийского полка Г. К. Жукову он сказал: «Ты будешь сильным полководцем. Учись. Твоя судьба даром не пройдет». Старец скончался в 1928 году неподалеку от разоренного родного монастыря. Он пророчески предсказывал в эти тяжелые для себя дни: «Россия воспрянет и будет небогата, но духом будет богата… Оптина пустынь возродится и расцветет лучше прежнего».
И его предсказание сбылось. В 1987 году Оптину пустынь вернули Русской Православной Церкви.
А летом 1988 года в пустынь приехал молодой симпатичный москвич Игорь Росляков, любивший поэзию и спорт. Душа привела его сюда. Приехал паломником и остался навсегда, приняв монашество под именем Василий.
О том, как шел он к Оптиной, дают некоторое представление страницы его дневника.
«21 марта 1988 г.
Не сидел я в кругу захмелевших друзей,
Не читал им Рубцова и Блока.
Опечалился я, и с печалью своей
Я сидел у икон одиноко.
7 апреля 1988 г.
Великий Четверг. Благовещение Пресвятой Богородицы.
…NB.!!! Будущее — в руках Божиих. Прошедшее — в книгах жизни, настоящее в наших руках, то есть творить жизнь возможно только стоя во Христе. Чем глубже познание нами Христа, тем величественнее наша духовная свобода, а потому и ведение судеб Божиих, то есть судеб мира. Пределы духовной свободы — это пределы Вселенной…
10 апреля 1988 г.
Светлое Христово Воскресение. Пасха. Время — мистическая сущность. Спрашиваю себя — был пост или не был? Служба была или нет? Так придется когда-нибудь спросить и о своей жизни. Что же реально существует? Душа. Очищенная от греха или еще замаранная им».
На Пасху 1993 года иеромонах Василий шел исповедовать богомольцев. Неожиданно оборвался пасхальный звон: были зверски убиты звонари — иноки Трофим (Алексей Татарников) и Ферапонт (Владимир Пушкарев). Иеродиакон Митрофан сказал очень точно: «Вот как ненавистен диаволу колокольный звон». Вот тут и подошел срок исполниться пожеланию иеромонаха Василия, которое он высказал однажды в кругу братьев обители: «Я хотел бы умереть на Пасху, под звон колоколов».
Коротким оказался для троих новомучеников «тот узкий путь, что от святой купели ведет в просторы пакибытия». Отец Ферапонт говорил: «У нас в Сибири многословить не принято. Ведь за каждое слово спросит Господь». А вот слова отца Трофима: «Сперва по гордости хотел все сделать по-своему, а за непослушание бесы больно бьют. Зато когда приучишь себя к послушанию, так хорошо на душе».
Все, что происходило на Пасху 1993 года в Оптиной пустыни, правдиво описала Нина Павлова, очевидец тех событий, в своей трагичной повести «Пасха Красная. О трех оптинских новомучениках, убиенных на Пасху 1993 года»:
«Моросил стылый дождик вперемешку со снегом, а люди молча стояли у немых колоколов. И все длилась эта немая Пасха с криком боли в душе: почему безучастно молчит Россия, когда льется невинно православная кровь? Неужели мы опять забыли, что молчанием предается Бог?!
Так и стояли два дня, не замечая в скорби, как монастырь заполняется людьми. А люди все прибывали и прибывали, окружив звонницу плотным безмолвным кольцом.
Сейчас уже забылось, кто первым ударил в колокол, но многим запомнился юный инок в выношенной порыжевшей рясе. Он был откуда-то издалека, и никто его в Оптиной не знал. Но он был светловолос и голубоглаз, как Трофим, и шел от ворот монастыря таким знакомым летящим Трофимовым шагом, что толпа, вздрогнув, расступилась перед ним. "Звонари требуются?" — спросил инок, вступив на звонницу. Все молчали. А инок уже вскинул руки к колоколам. И тут оказалось, что сюда съехались лучшие звонари России! Звонили в очередь — неостановимо. И звонили в эти дни все — дети, женщины и даже немощные Трофимовы бабушки, приковылявшие сюда с клюшками, чтобы ударить в колокол: "Раз убивают — будем звонить!"
