Мария Потурцин - Жанна дАрк
Кошон также запрокинул голову.
- Господин герцог, смею сообщить Вам, что наше обвинительное заключение, составленное с полным единодушием, направлено в Париж на экспертизу. Пока оттуда придет решение, мы уже сможем вынести приговор. После этого должно прозвучать общественное требование к Жанне покаяться. Народ сможет убедиться собственными глазами и ушами в том, что церковные судьи учли крайние пределы возможного. Затем будет объявлено наше проклятие, а женщину передадут Вам для наказания.
- Если же она покается, что тогда?
- Тогда она будет приговорена к пожизненному заключению в церковной тюрьме, и Франция сама подтвердит, что Карла направляли дьявольские силы, а приверженцы его могут быть только прокляты.
Герцог Бедфорд на мгновение задумался.
- Последнее мне представляется более желательным. Не можете ли Вы добиться ее покаяния?
- И чтобы она осталась жить? - возмутился Уорвик, которому Кошон тут же возразил через плечо, что на тюремном хлебе и воде долго не протянешь, а, кроме того, церковная стража может с ней сделать то же самое, что и светские тюремщики за государственную измену.
- Однако, простите, господин герцог, я не ответил на Ваш вопрос: не можем ли мы привести Жанну к покаянию? Мы испробовали все средства, даже угрожали пытками. Я сам при этом присутствовал.
- Одними угрозами ничего не добьешься, - презрительно сказал Уорвик.
Кошон вытер лицо кружевным платком.
- И пытки не приведут к цели. Она может отказаться от всех своих показаний и даже публично заявить, что ее силой заставили признать свою вину. Я полагаю, Вы все еще не имеете никакого представления о закоренелости этого существа, - епископ с трудом сдержал тяжелый вздох. Теперь его упрекали в отказе от пыток, а между тем в тот вечер в камере он устроил то, что препятствовало любому проявлению дьявольских козней. Так всегда бывает на свете: наилучшие поступки остаются без внимания.
Питер Маколей спокойно сидел на своем стуле и лишь изредка бросал стремительные взгляды на лица присутствовавших.
- Извините, могу ли я задать Вам вопрос, господин епископ? Нет ли среди всех Ваших заседателей хотя бы одного, который мог бы по-иному истолковать то, что Вы называете закоренелостью девушки? Мне кажется, нетрудно представить и доказательства обратного. Не говоря уже о том, что умение доказать что угодно и является искусством юриста.
Уорвик нетерпеливо вздохнул, Кошон недоверчиво посмотрел на гостя, и только Бедфорд никак не отреагировал.
- Вы хотите сказать, господин доктор, не поддался ли кто-нибудь из моих коллег козням дьявола? Да, были и такие, которые в начале процесса не проявляли полной убежденности. Я обязан был их удалить, для таких процессов нужны только хорошо вооруженные души.
- Доктор Маколей - один из лучших правоведов у нас в Англии, - заявил герцог с оттенком покровительственной иронии. - Он заинтересовался этим случаем и для его изучения вот уже второй раз приехал во Францию. Что еще, Маколей?
- Спасибо, ничего. Этот процесс - церковный, а не наш, светских судей. И, как я вижу, господин епископ говорит с точки зрения богослова, а не с точки зрения юриста.
Кошон слегка поклонился, словно его похвалили, но ему не совсем удалось скрыть гнев за улыбкой.
- Очередь светского правосудия Англии настанет, господин доктор, тогда, когда мы покончим с этим делом. Разрешите мне попрощаться с Вами, господин герцог? Я вижу, Бы одеты для охоты. Удачи Вам! И с нашей добычей скоро будет покончено.
Кошон встал и с достоинством направился к двери, но, прежде чем он успел ее закрыть, Маколей сказал Бедфорду:
- Впоследствии было бы неплохо представить дело перед общественностью так, что не английское правосудие объявило Жанну ведьмой, а Церковь, - да, вероятно, это придется подчеркнуть не раз. Парижская инквизиция принципиальный ее противник, а Англия должна использовать ее в своих государственных интересах.
- Но, Маколей, где же Ваш политический ум? Разумеется, мы должны по возможности дальше распространить сведения о том, что Жанну осудила вся Церковь, а не только Парижская инквизиция! Карл должен быть дискредитирован перед всей Европой.
Маколей возразил, что следует подумать о будущем, на что Уорвик издал звук, выражавший скуку и возмущение.
- Изощренности попов для меня более чем достаточно, не следует ли нам теперь обратиться к юристам?
Маколей сказал, что герцог уже спрашивал его мнение о процессе; не может ли он уехать - его корабль отправляется сегодня.
- Хорошо, - улыбнулся Бедфорд, - что Вы собрались в Англию, но я должен Вас задержать. Разве Вы не хотите посмотреть спектакль, я имею в виду казнь ведьмы?
- Благодарю, я отказываюсь. Казнь не является государственной необходимостью, я считаю так. Но мне жаль, что наши руки будут запятнаны в этой игре.
- Оказывается, все ученые люди - государственные изменники, - засмеялся Уорвик, что означало: справедливость или несправедливость - все равно страна моя; в ответ Маколей лишь пожал плечами, как бы прося извинения за свою неисправимость.
- Богиня Юстиция носит повязку на глазах, - сказал он, - она не должна обращать внимания, кто перед ней: француз, англичанин или сарацин. Если снять эту повязку, она превратится в продажную женщину... Благодарю Вас за гостеприимство, господин герцог. Будьте здоровы.
Когда он ушел, Уорвик еще долго в размышлении качал головой.
- Ничего не понимаю, мы ведь правы - здесь все ясно!
Бедфорд, не говоря ни слова, медленно подошел к двери и вернулся обратно.
- Уорвик, если бы эта девушка была на нашей стороне, я собрал бы целое войско, чтобы отбить ее у неприятеля!
Теперь он действительно собрался уходить, но тут стремительно вбежал вестник.
- Господин герцог, Ла Гир ускользнул, - объявил Уорвик.
- Ну-ну. Конечно, освободил его народ.
- Я снова поймаю его, живым или мертвым. Бедфорд и Уорвик вместе спускались по лестнице.
- Ла Гир не имеет никакого значения, - сказал герцог, - теперь дело только в Жанне и в том, чтобы побыстрее привести в исполнение приговор для нее. Пусть Ла Гир убегает, он единственный рыцарь среди всех этих трусливых командиров.
Из Парижа пришло два экземпляра заключения: один на французском языке для Генриха VI, другой на латыни, адресованный епископу Кошону. В письме королю-мальчику содержалась покорнейшая просьба по возможности скорее закончить это дело, так как промедление было бы весьма опасно... Возможно, в этот последний час инквизиция испугалась вмешательства Базельского Вселенского Собора.
Оба факультета Парижского университета, как богословский, так и канонического права, были совершенно согласны с руанскими судьями. Они заявили, что видения Жанны были либо выдуманы ею самой, либо представляют собой наваждения Сатаны, Велиала и Бегемота. Она лжет, объявляя себя посланницей Божьей, ибо ее миссия не была засвидетельствована чудом, в отличие, например, от миссий Моисея или Иоанна Крестителя. Из-за непокорности впавшая в ересь против Церкви, из-за ношения мужского платья и коротко остриженных волос - которые по Завету Божьему должны покрывать голову женщины - проявившая отступничество, она свирепо и кровожадно призывала к сражениям. Ее отъезд из Домреми является нарушением четвертой заповеди, ее попытка самоубийства в Боревуаре и ее утверждение, что ей дана благодать Божья, являются дерзким вызовом Церкви. Учитывая все эти преступления, названную женщину следует передать светскому правосудию для приведения приговора в исполнение.
Кошон поблагодарил парижских ученых за их бдительность и дельность, при помощи которых была предана суду женщина, чье пагубное влияние грозило отравить весь Запад. Да вознаградит Господь, Пастырь пастырей, его епископскую деятельность по спасению душ непреходящей славой!
Похвалив себя, епископ созвал 23 мая своих заседателей - в этот день их оказалось ровно пятнадцать. Чтобы показать Жанне свое милосердие, они должны были зачитать ей двенадцать статей, а затем предоставить ей слово.
Сегодня к ней обращались: "Жанна, моя любимая подруга", - и присягали "Телом Христовым". Разве сама она не была солдатом, любившим своего короля? Солдатам же добродетель послушания подобает в тех случаях, когда необходимо добиться победы. Следовательно, нужно было подчиняться и главам Церкви, епископам и аббатам.
- Подумай, что в противном случае твоя душа будет обречена на вечные муки, а что касается твоего тела, то боюсь, оно будет уничтожено. Избави тебя от этого Иисус Христос.
Голос Кошона слегка подрагивал, он выглядел так, словно его волновали собственные слова. Если бы она теперь покаялась, это стало бы величайшим триумфом... Все глаза были устремлены на Жанну.
- В отношении всех своих поступков я отсылаю вас к тому, что было сказано мною на процессе, - заявила девушка. Спокойно и ясно она отражала устремленные на нее взгляды. В зале сидело пятьдесят человек, изобличавших как ложь то, что она считала содержанием и богатством своей жизни. Но авторитет и знания пятидесяти богословов оказались ничем перед неграмотной крестьянской девушкой.
