Крэйг Калхун - Национализм
14
Сожалея о таком отношении к национализму — и этничности в целом — как к особому случаю или второстепенному фактору в мировой истории, Дэниел Патрик Мойнихан (Moynihan 1993: 10–11) пишет: «Сегодня на Земле есть всего восемь государств, которые существовали в 1914 году и с тех пор не пережили насильственного изменения формы правления. Ими являются Великобритания, четыре нынешних или бывших члена Содружества наций, Соединенные Штаты, Швеция и Швейцария. Из остальных 170 или около того современных государств одни были созданы совсем недавно, чтобы они могли хорошо познакомиться со всеми предшествующими „прелестями“, но при создании большинства других наиболее важную роль сыграл этнический конфликт. И все же можно изучать международные отношения на протяжении всего XX столетия, старательно не замечая этого».
15
Эрика Беннер (Benner 1995) предложила убедительное развитие идей Маркса и Энгельса, которое показывает, каким мог бы быть их анализ национализма, если бы они уделили ему должное внимание. Более широкий обзор марксистских подходов см.: Nimni (1991).
16
Термин «примордиальный» был введен в оборот Эдвардом Шилзом (см. особ.: Shils 1957).
17
См. также: Davidson (1992). Как заметил Эке (Ekeh 1990), в социальной антропологии и исследованиях Африки постепенно термин «племя» был заменен «этнической группой». Если понятие племени акцентировало внимание на важности родственных отношений (которые, как утверждает Эке, играли все более важную роль вследствие слабости африканских государств, с позиций которых критиковался «трайбализм»), то введение понятия этнической группы делало неуместным детальное и серьезное изучение родства. Это привело к навязыванию категориального понятия — совокупность индивидов, обладающих общей этничностью — вместо относительного.
18
Тревор-Рупер (Trevor-Roper 1983) показывает, что даже такой важный символ национальной идентичности, как шотландский килт, во многом был предметом реконструкции и изобретения в контексте шотландского сопротивления английскому господству; он получил широкое распространение только в начале XVIII века.
19
Андерсон (Андерсон 2001: 31) обнаруживает тот же недостаток и у Геллнера: «Геллнер настолько озабочен тем, чтобы показать, что национализм прикрывается маской фальшивых претензий, что приравнивает „изобретение“ к „фабрикации“ и „фальшивости“, а не к „воображению“ и „творению“».
20
Это социологическое суждение восходит к теореме У. А. Томаса, согласно которой то, что мы считаем истинным, является истинным для нас (см. развитие этой идеи в кн.: Мертон 2006). В исследованиях Пьера Бурдье (Бурдье 2001), посвященных воспроизводству культуры как когнитивного содержания и как додискурсивного, материального отношения к миру, дано более глубокое теоретическое обоснование этой идеи. Как утверждал Эдвард Шилз (Shils 1981), традицию следует считать не просто относительно устоявшимся содержанием культуры, а активным процессом «развития». См. также: Calhoun (1983).
21
Иными словами, они в буквальном смысле являются предрассудками в гадамеровском понимании этого слова (Гадамер 1988, 1991). Предрассудки не просто предшествуют суждению, но служат условием суждения. Существование в исторической традиции открывает возможность познания мира, а не просто служит источником ограниченности или исторических заблуждений; см.: Warnke (1987). И все же традиции действенны только тогда, когда они живут и, следовательно, изменяются; они черпают свою силу из своей способности давать понимание мира, применимое в практической деятельности, а не из эмпирически доказуемых притязаний на некую изначальную истину.
22
Используя терминологию Бурдье (Бурдье 2001), мы можем выделить не только гетеродоксию или признание легитимности множества верований и ортодоксию, но и «доксическую» установку, которая считается неоспоримой. Культурная традиция воспроизводится при помощи социальных практик, которые ограничивают возможность экспериментирования с альтернативами и препятствуют поискам других способов осмысления. Этничность включает нас в ткань таких практик и в социальные группы, которые постоянно воспроизводят их и могут считать всякое сомнение на их счет проявлением нелояльности.
23
Доводы в пользу древности больше важны при обращении к внешним наблюдателям, включая Международный суд ООН и тому подобные органы. Об Эритрее см.: Gebre-Ab (1993); Iyob (1995) и Selassie (1989).
24
Это не значит, что национализм стирает важность всех остальных идентичностей. Это значит, что националистический дискурс оказывается необычайно сильным по отношению к идеалам, которые Джон Шварцмантель связывает с социализмом: «…социалистическая идея нации является или должна быть „плюралистической“, считающей национальную идентичность одним из проявлений лояльности среди других и отвергающей идею нации, выдвигаемую „интегральным“ национализмом, согласно которой нация считается высшей и превосходящей все остальные формой проявления лояльности, которой они должны быть полностью подчинены» (Schwarzmantel 1991: 5). Националистический дискурс обычно признает, что достойные члены нации могут обладать и иными привязанностями, но не позволяет этим иным привязанностям оспаривать важность нации в вопросах, имеющих определяющее значение.
25
Родственниками в широком смысле слова являются те, кого связывает либо происхождение от общего предка, либо узы брака. Родством, таким образом, можно называть всю совокупность отношений и идентичностей, сформированных брачными и единокровными узами, — родственников «по браку» и «по крови». Но антропологи часто проводят различие между ними, потому что происхождение часто играет особую роль в формате групповых идентичностей, отличном от широкого спектра родственных отношений.
26
Это различие особенно заметно в классической этнографии нуэров у Эванс-Притчарда (Эванс-Притчард 1985). См. также более общую систематизацию: Nadel (1957). Во многом переносу этого представления в современный социологический язык способствовал Хэррисон Уайт. К сожалению, решающую роль здесь сыграла устная традиция преподавания, поскольку он так и не опубликовал своей важной ранней статьи, посвященной этому вопросу (см.: White 1992). См. также: Calhoun (1991).
27
Когда националистическая риторика используется для описания группы внутри страны, это значит, что использующие ее утверждают, что меньшая группа и есть настоящая нация, а бóльшая страна состоит из множества наций или не является единой нацией. Так, шотландец может признавать, что Шотландия в данный момент является частью более крупной страны под названием Британия, но утверждать, что «британцы» — это нелегитимная национальность (или еще одно название англичан). Он будет считать Шотландию — и, возможно, Уэльс и Англию — нациями, а Великобританию — многонациональным государством.
28
У римлян употребление слова natio, корня «нации», в этом отношении было эквивалентно этничности; оно означало просто людей, имевших общее происхождение и, соответственно, общий характер.
29
И в более крупных, многоэтнических обществах этнические группы все реже организовывали свою жизнь с учетом родства и происхождения. Категория общей этничности оставалась такой же важной, как и семья на более низком уровне родства и брачных отношений, но вся система родства стала менее значимой, чем, скажем, для традиционных талленси.
30
Эфиопский (амхарский) термин «фалаша» на самом деле означает чужаков и потому имеет уничижительные коннотации. Тем не менее он стал широко используемым и общепринятым среди эфиопов. Слово «фалаша» использовалось эфиопами-христианами, чтобы обозначить евреев как чужаков, даже если фалаша были потомками древних эфиопов. На самом деле древнее Аксумское царство, важный предшественник того, что сегодня называется Эфиопией, было преимущественно еврейским во времена царицы Шебы (Македа) — в 1500 или 1600 годы до н. э. В V веке н. э. его правители приняли христианство и во многих случаях становились фанатичными приверженцами этой религии. Они сражались с иудеями с Аравийского полуострова, часть которого находилась под властью Аксумского царства, и с местными иудеями, которые не отреклись от иудаизма в пользу христианства. И с V века н. э. — и еще больше в следующем столетии — иудеи, хотя и имевшие то же расовое и этническое происхождение, что и другие местные жители, начали считаться чужаками и стигматизироваться в качестве таковых (см.: Marcus 1994).
