Александр Носович - История упадка. Почему у Прибалтики не получилось
В Латвии не менее ярким, чем протесты 2003–2004 годов против школьной реформы, стал референдум 2012 года о втором государственном языке. За поправки к Конституции Латвии, предусматривающие государственный статус русского языка, проголосовали 273 тысячи человек — почти всё русскоязычное население Латвии, обладающее правом голоса (еще около 300 тысяч на тот момент были негражданами, т. е. голосовать не имели права). Результаты референдума показали, что за 20 с лишним лет интеграции латвийского общества не просто не произошло — произошел противоположный процесс поляризации двух этнолингвистических общин. Если в конце 1980-х годов русские наравне с латышами участвовали в Народном фронте, а на референдуме 1991 года около половины русскоязычного населения поддержали независимость Латвии, то референдум 2012 года четко разделил латвийское общество по языковому признаку — политика сплочения на основе культурной ассимиляции русскоязычных блестяще провалилась.
Она и не могла не провалиться: в условиях, когда национальные меньшинства составляют около трети от населения страны, а от своей культурной метрополии — России их отделяет не более 200 километров до границы, навязать им сверху культурную ассимиляцию — нереально, недальновидно и опасно.
Однако прибалтийские власти с упорством, достойным лучшего применения, продолжают наступать на старые грабли. В 2013–2014 годах во всех трех странах продвигается идея отключения российских телеканалов (как будто нет спутниковых тарелок и интернета). В Литве консерваторами уже подготовлен законопроект о сокращении телевещания на русском языке до 10 % от всего эфира, в Латвии осенью 2014 года сократили русскоязычное вещание местных радиостанций, в Эстонии планируют вместо российского ТВ запустить собственное телевидение для «хороших русских» — Единый балтийский канал (ЕБК). К этому добавляется традиционная уже борьба прибалтийских спецслужб с русскими общественными, культурными, правозащитными организациями — все они по умолчанию считаются «пятой колонной, льющей воду на московскую мельницу».
Реакция прибалтийских политиков на события весны 2014 года в Крыму и на востоке Украины показала, что в Литве, Латвии и Эстонии понимают провал политики ассимиляции и боятся своего русскоязычного населения, которое может устроить им «русскую весну». Боятся, т. к. понимают — есть причины для недовольства и есть недовольные.
Русские Прибалтики подозреваются в нелояльности и оппозиционности, и эти обвинения справедливы, но лишь с одним маленьким уточнением: нелояльным русскоязычное население делает сама власть.
«Русские в Латвии хотят не более того, что имели латыши в Советском Союзе» — эта лаконичная, но весьма емкая и точная формулировка принадлежит депутату Европарламента от Латвии Т. Жданок[78]. Однако русским отказано, причем не один и не два раза. Этнократический режим в странах Прибалтики — не случайность и не сбой, который когда-нибудь исправится сам собой. Это система.
Может ли этническая ситуация в балтийских государствах развиваться по-другому, возможно ли там на самом деле сплочение общества? Да, возможно, и для этого есть все предпосылки. Например, в Латвии, согласно социологическому исследованию SKDS, проводившемуся в мае — июне 2014 года, 64 % опрошенных русскоязычных заявили, что считают себя патриотами Латвии, а 58 % гордятся своей принадлежностью к Латвии. Что касается владения государственным языком, то 20,7 % русскоязычных респондентов заявили, что отлично знают латышский язык, 27,6 % оценили свой латышский как «хороший», 27,5 % — как «удовлетворительный». Вовсе не знают государственного языка только 4,3 % латвийских русских. Основными вопросами, интересующими русскоязычное население, оказались вопросы социальной защиты и низкого уровня жизни.
Косвенным подтверждением этих данных является голосование латвийских русских на выборах в Сейм. Фактически монополистом в русскоязычном сегменте латвийской политики за последние 5 лет стала левоцентристская партия «Согласие», отказавшаяся называть себя «русской партией» и предпочитающая разговорам о специфических проблемах русской общины обсуждение общих и для латышей, и для русских социально-экономических проблем. В условиях свободной политической конкуренции «Согласие» практически выдавило все альтернативные «русские партии», занимавшие более принципиальную и решительную позицию по болезненным «русским вопросам», из системной политики. В соседней Эстонии все «русские партии» постепенно сошли с политического поля, а русскоязычный электорат (включая «неграждан» на муниципальных выборах) голосует преимущественно за Центристскую партию мэра Таллина Эдгара Сависаара — вполне себе эстонскую, в прошлом входившую в правящие коалиции и правительства.
Радикально настроенные соотечественники в странах Балтии делают из этих фактов вывод, что политика ассимиляции всё-таки побеждает, однако случаи с «Бронзовым солдатом», референдумом о русском языке в Латвии, борьбой за русские школы и т. п. этот вывод опровергают.
Состоялась не ассимиляция, а политическая интеграция большинства русскоязычного населения балтийских стран. Это большинство говорит, что связывает свою жизнь с Литвой, Латвией и Эстонией, считает себя их патриотами, а не врагами.
Казалось бы, прибалтийскому руководству остается лишь жить да радоваться итогам политической интеграции: проблемы с нелояльностью и оппозиционностью русского населения будут устранены, стоит лишь признать Латвию и Эстонию идеальными двухобщинными государствами, в которых титульные нации могут объединиться с национальными меньшинствами на основании общих интересов и сформировать политическую нацию. Но нет. Вместо этого правящие режимы государств Прибалтики упорно идут по пути принудительной ассимиляции, создавая «пятую колонну» из нелояльных нацменьшинств и усиливая межэтническое напряжение в своих обществах, которое рано или поздно может выплеснуться на улицы.
7. Зоны нестабильности: где в Прибалтике может прорваться этническое напряжение
Прибалтика — это территория замороженных этнических конфликтов. Курс на построение национальных государств литовцев, латышей и эстонцев делает эти конфликты неизбежными: национально-государственное строительство в балтийских странах идет вопреки реальности и при отрицании очевидного. В условиях, когда на исторически многонациональных землях пытаются строить мононациональные государства, а в качестве фундамента используют этнический национализм, неизбежен риск политического взрыва со стороны нетитульных наций. И наиболее вероятен этот взрыв в местах компактного проживания национальных меньшинств.
Столицы
В феврале 2014 года весь мир наблюдал в прямом эфире силовое свержение режима Виктора Януковича на Украине. О причинах тех кровавых событий в центре Киева было сказано и написано очень много, а будет написано и сказано ещё больше. Однако при детальном анализе всех причин Майдана (украинский национализм, заговор элит, подрывные действия внешних игроков) почти ничего не говорится о чисто географическом факторе — факторе столицы. Это несправедливо, потому что в централизованных унитарных государствах лояльность столичного населения является одним из важнейших факторов устойчивости политического режима. На Майдан выходил прежде всего киевский средний класс, одержимый мечтой о европейском уровне жизни, которому перешел дорогу президент Янукович, отказавшийся подписывать Соглашение об ассоциации Украины с ЕС.
Схожая проблема с недостаточной лояльностью столиц существует и у прибалтийских этнократических режимов: эти режимы базируются как раз в тех городах, где более всего представлены национальные меньшинства, и основа их легитимности — этнический национализм — пользуется гораздо меньшей поддержкой, чем в среднем по стране.
Из трех балтийских республик Литва находится ближе всех к идеалу мононационального государства: 84 % жителей — этнические литовцы. Однако столица страны — это постимперский Вильнюс, который сама история сделала многонациональным городом. Для нынешней концепции литовского национального государства идеально подошел бы Каунас (источник и исторический центр литовского национализма). Вильнюс же является городом, в котором соединились истории Польши, Литвы и Белоруссии и который чисто литовским в плане языка, культуры, идентичности не может быть в принципе. Согласно переписи 2011 года, население Вильнюса состоит из 63,2 % литовцев, 16,5 % поляков, 12 % русских, 4 % белорусов. Окружающий столицу Вильнюсский район, наряду с соседним Шальчининкским, населен преимущественно поляками.
Но важнее этнической структуры географическое положение города: Вильнюс находится в 18 километрах от белорусской и в 100 километрах от польской границы. Внешнеэкономические связи и приграничное сотрудничество являются важнейшими источниками доходов для жителей литовской столицы. Вильнюс — это транспортный узел и туристический центр, в первую очередь для соседей (19 % туристического потока составляют белорусы, 15 % — россияне, 12 % — поляки: то есть около половины всех туристов приходится на соседей Литвы).
