Рафаэль Гругман - Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна
Если бы не скрытый антисемитизм Сталина, ярко проявившийся в последние годы его жизни (к старости недуги обостряются), не было бы громких послевоенных процессов и кампании государственного антисемитизма, публично стартовавшей в феврале 1949 года.
Сразу же с цифрами в руках последуют возражения защитников Сталина, которые, по примеру Кожинова и Солженицына, станут перечислять евреев, занимавших руководящие посты в партии и государстве в предвоенные годы и облагодетельствованных премиями и орденами в конце сороковых.
Наш второй свидетель — Бажанов, личный секретарь Сталина в 1923–1927 годах[191].
Он описывает разговор, случившийся между ним и Мехлисом, во время которого к ним подошёл Сталин. Мехлис прервался и пожаловался на письмо, полученное от Файвиловича, в котором тот, считая ошибочной политику ЦК, требовал её изменения. Сталин вспылил и произнёс фразу, которую ни при каких обстоятельствах ни один порядочный человек себе не позволил бы: «Что этот паршивый жидёнок себе воображает!»
Поняв, что он сорвался и свидетель, русский по национальности, может предать огласке его несдержанность (дело всё-таки происходило в 1923 году), Сталин развернулся и, не извинившись, скрылся в своём кабинете.
Бажанов удивился, увидев, что Мехлис невозмутимо выслушал антисемитскую выходку, и с любопытством спросил его:
«— Ну, как, Лёвка, проглотил?
— Что? Что? — притворно удивился Мехлис. — В чём дело?
— Как в чём? Ты всё ж таки еврей.
— Нет, — ответил Мехлис, — я не еврей, я — коммунист».
«Это удобная позиция, — делает вывод Бажанов. — Она позволит Мехлису до конца его дней быть верным и преданным сталинцем и оказывать Сталину незаменимые услуги».
На этом Бажанов не остановился. Он задался вопросом, почему, несмотря на скрытый антисемитизм Сталина, в его секретариате оказались евреи Мехлис и Каннер. Вскоре он понял: они взяты для камуфляжа. Во время гражданской войны в партийной верхушке появились подозрения в сталинском антисемитизме, и, чтобы рассеять их, Сталин взял в секретариат Мехлиса и Каннера и повсюду таскал за собой.
После такого разъяснения становится ясно: шумное награждение евреев, деятелей науки и культуры орденами и Сталинскими премиями, происходившее в разгаре борьбы с космополитизмом, — камуфляж. Сталин ведь борется не с евреями (такое признание недопустимо для лидера коммунистической партии), а с космополитами, так он решил обозвать сионистов.
Стенограммы переговоров Сталина и Риббентропа не опубликованы до сих пор. Эти документы сродни чернобыльской зоне, запретной для проживания и экономического использования, и долго ещё останутся засекреченными.
Известно, что, вернувшись в Берлин, рейхминистр доложил Гитлеру, что при обсуждении еврейского вопроса Сталин объяснил ему, что пока он не может обойтись без евреев, но обещал, что по мере создания национальных кадров будет вытеснять их из всех сфер деятельности. Руководство Советского Союза эту информацию опровергало, как и существование секретного приложения к пакту Молотова — Риббентропа. Но как ни опровергай, общеизвестны записка Александрова в августе 1942 года и речь Сталина осенью 1944-го.
Несколько примеров антисемитизма Сталина приводит Хрущёв. В одном из них звучит призыв организовать еврейский погром:
«Крупным недостатком Сталина являлось неприязненное отношение к еврейской нации. <…> Помню, в начале 50-х годов возникли какие-то шероховатости, что-то вроде волынки, среди молодёжи на 30-м авиационном заводе. Доложили об этом Сталину по партийной линии. И госбезопасность тоже докладывала. Зачинщиков приписали к евреям.
Когда мы сидели у Сталина и обменивались мнениями, он обратился ко мне как к секретарю Московского горкома партии: “Надо организовать здоровых рабочих, пусть они возьмут дубинки и, когда кончится рабочий день, побьют этих евреев”. Я присутствовал там не один: были ещё Молотов, Берия, Маленков. Кагановича не было. При Кагановиче он антисемитских высказываний никогда себе не позволял.
<…> Я-то знал, что хотя Сталин и дал прямое указание, но если бы что-либо такое было сделано и стало бы достоянием общественности, то была бы назначена комиссия, и виновных жестоко наказали. Сталин не остановился бы ни перед чем и задушил бы любого, чьи действия могли скомпрометировать его имя, особенно в таком уязвимом и позорном деле, как антисемитизм. После войны Сталин часто заводил подобные разговоры, мы к ним привыкли.
<…> Если говорить об антисемитизме в официальной позиции, то Сталин формально боролся с ним как секретарь ЦК, как вождь партии и народа, а внутренне, в узком кругу, подстрекал к антисемитизму»[192].
Дочь Сталина утверждает, что причиной возрождения антисемитизма в Советском Союзе стало то, что Сталин не только «не только поддерживал его, но и насаждал сам»:
«В Советском Союзе лишь в первое десятилетие после революции антисемитизм был забыт. Но с высылкой Троцкого, с уничтожением в годы “чисток” старых партийцев, многие из которых были евреями, антисемитизм возродился “на новой основе”, прежде всего в партии. Отец во многом не только поддерживал его, но и насаждал сам. В Советской России, где антисемитизм имел давние корни в мещанстве и бюрократии, он распространялся вширь и вглубь с быстротой чумы»[193].
Добавить тут нечего.
Фальшивка КГБ о смерти Сталина
Случайно ли совпадение, что в 1987 году, когда общество «Память» впервые провело в Москве митинг протеста против «угнетения русского народа», в Нью-Йорке вышла книга Стюарта Кагана «Кремлевский волк», повторявшая догмы «Протоколов сионских мудрецов», антисемитского трактата о «всемирном еврейском заговоре», рождённого в 1903 году в России перед началом еврейских погромов? Для созданной на Лубянке фальшивки нью-йоркская резидентура КГБ нашла журналиста с подходящей фамилией, согласившегося за вознаграждение стать её автором:
«Не секрет, что Советская республика стала исторически первой еврейской крепостью во всём мире. За рубежом её так и назвали «еврейской республикой». Израиля ещё и в помине не было, и Диктатура Троцкого в России была предназначена к вооружённому распространению еврейской диктатуры по всему миру под видом «пролетарской» мировой революции. Однако непредвиденное вытеснение Троцкого Сталиным спутало мировому еврейскому «Спруту» все карты. А Сталин совсем не собирался ограничиваться вытеснением одного Троцкого. Сталин покусился на саму еврейскую власть в стране.
<…> главной целью Первой мировой войны была «Бальфурская декларация». А главной целью Второй мировой войны было создание государства Израиль»[194].
Этих выборочно взятых цитат достаточно, чтобы усомниться в психической полноценности автора, представившегося американским племянником Кагановича и сообщившего, что публикует рассказы своего дяди, с которым встречался в Москве и который на идише (как-то же они должны были общаться) рассказал ему о еврейском заговоре, включавшем в себя заговор против Сталина. Книга была проиллюстрирована предоставленными КГБ подлинными фотографиями родителей Кагановича и его родственников, призванными убедить читателей в её достоверности.
По кагэбэшной легенде, когда Каганович впервые увидел своего «племянника», он растрогался и в порыве откровений рассказал, что после самоубийства жены Сталина он подсунул тому свою родную сестру Розу, врача по образованию, которая якобы стала его любовницей, а затем третьей женой. Она якобы оказывала на Сталина большое влияние, и через неё Каганович, главный архитектор антиеврейских кампаний, якобы управлял Советским Союзом.
В 1989 году фальшивка была переиздана в Англии, а в 1991 году (в год смерти Кагановича) опубликована на русском языке в Москве. Ознакомившись с ней, все члены семьи Кагановича — дочь, племянники, двоюродный брат — выступили с совместным заявлением-опровержением[195], после которого англоязычные издательства, убедившись, что стали жертвами фальшивки, отозвали тираж.
Среди множества доказательств, приведенных членами семьи Кагановича, остановлюсь на трёх. Во-первых, Каганович не владел ни идишем, ни английским и не мог наедине общаться с «племянником». Во-вторых, его родная сестра Роза умерла в 1926 году в Киеве (до самоубийства Надежды Аллилуевой), похоронена на Байковом кладбище, была замужем, имела пятерых детей и никогда не была врачом.
В-третьих, в мае 1982 года Каганович обратился с письмом к Громыко, министру иностранных дел, с просьбой оградить его от псевдоплемяника. Он писал:
«…Некий Каган-Каганович из Нью-Йорка прислал мне письмо, в котором пишет, что он обратился в посольство СССР в Вашингтоне с просьбой о выдаче ему визы для поездки в Москву. <…> Обосновывает он свою поездку тем, что он якобы является моим племянником, и желанием повидаться со мной. Для того чтобы товарищи в посольстве не впали в заблуждение, сообщаю: никакого племянника Каган-Кагановича в Америке у меня нет. <…> свою выдумку сей Каган подкрепляет грубой ложью, будто он, будучи в Москве, якобы был у меня и даже беседовал об издании им книги обо мне, — он является личностью, по меньшей мере, не заслуживающей никакого доверия. Так что если бы ему и была выдана виза в Москву — я его, конечно, не принял, так же как никогда его раньше не принимал и не видел до сих пор».
