Никита Ломагин - Неизвестная блокада
А. Фадеев прямо затронул проблему политического контроля, подчеркнув, что героизм без трудностей и страданий населения показать невозможно:
«Самое большое, что мы можем дать сейчас, чем мы можем вдохновить сейчас — это показать наших людей во всем объеме их личности, их героизма, их исторической роли, показать их моральный, организационный, идейный, политический уровень, показать, почему они в этой войне победили...
Говорят, что «цензура не дает возможности показать эти трудности»... Мы должны писать правдиво. Если мы не покажем трудности, через которые мы прошли, тогда мы не можем показать и противоречие, и драматизм в борьбе, и тогда героизм наших людей без этих трудностей будет снижен...»
В условиях Ленинграда главным пафосом некоторых писателей было изображение трудностей. По мнению Фадеева, таких было меньшинство. Он отметил, что были исследования психологии голода, истории осажденных городов (Китая, Индии и даже Парижа), «где люди умирали по законам капитализма без перспектив на возрождение. Показывать [голод] надо так, чтобы дать людям увидеть перспективу»124.
Несмотря на жесткую систему контроля, 13 июля 1942 г. произошло чрезвычайное происшествие — в эфире ленинградского радио прозвучала часть поэмы З. Шишовой «Дорога жизни», запрещенной к передаче отделом пропаганды и агитации 11 июля «как политически неправильная». Радиотрансляция была прервана по требованию горкома, переданного по телефону. Главные недостатки произведения, по мнению заведующей сектором культуры Паюсовой, состояли в том, что в нем «чрезвычайно односторонне» изображалась жизнь Ленинграда зимой 1942 г. Основным мотивом поэмы была обреченность ленинградцев, а героические труд и борьба выпали поля зрения автора произведения. «...Как и везде [в произведении господствует] физиологический, поверхностно-обывательский подход к изображению событий и людей», — писала Паюсова. Для подтверждения своего заключения об «усиленном нагнетании автором изображения трудностей» в докладной записке секретарям горкома ВКП(б) были приведены выдержки из поэмы:
Дом разрушенный чернел, как плаха...
Вода, которая совсем не рядом,
Вода, отравленная трупным ядом...
А в нашей шестикомнатной квартире
Жильцов осталось трое — я да ты,
Да ветер, дующий из темноты.
Нет, впрочем ошибаюсь, их — четыре,
Четвертый, вынесенный на балкон
Неделю ожидает похорон...
Выхватив из контекста строку, Паюсова подчеркнула, что «в своей характеристике ленинградцев З. Шишова дошла до того, что назвала их гробокопателями: «Гробокопатели! Кто ими не был!» Столь же мрачно, по мнению партийного работника, показана картина отступления:
Вы по пятьсот погонных метров сдали
За сутки в окружении врага.
Потом — в лесу четыре дня скитаний,
Брусника да болотная вода,
Да изувеченные поезда,
Да станции обугленное здание,
Ботинки, скинутые по дороге,
Да до крови израненные ноги.
Сделанный автором поэмы вывод назван Паюсовой «странным, почти издевательским»:
Лежи, сынок, ты сделал все, что надо —
Ты был на обороне Ленинграда»125.
Память самих ленинградцев о пережитом во многом совпадала с тем, о чем написала поэтесса Шишова. С 9 июля 1942 г. на экранах города демонстрировался документальный кинофильм «Ленинград в борьбе», который за 11 дней посмотрели 115 300 человек. Как уже отмечалось, фильм прошел не одну переработку как на стадии написания сценария, так и отбора материала и монтажа. «По мнению некоторых зрителей, — отмечалось в информационной сводке на имя секретарей горкома ВКП(б) Жданова, Кузнецова, Капустина и Маханова, — фильм все же недостаточно показывает подлинную жизнь в осажденном городе: почерневших от копоти и грязи людей, дистрофиков, людей, умирающих на панелях, трупы, лежащие на улицах и т. п. ...Хотят видеть закопченные квартиры с печками-времянками и умершими людьми, людей, закутанных в ватные одеяла, выстраивающихся с 2-х часов [утра] в очередях у магазинов»126. Оставим эту сентенцию на совести аппаратчиков.
В 1943 г. партаппарат по-прежнему проводил многочисленные мероприятия с активом по вопросам истории и практики нацизма127, ленинградские ученые подготовили к изданию серию работ по истории русско-германских отношений128, вышли в свет сборники документов «Немецко-фашистские злодеяния в оккупированных районах Ленинградской области», «Освобождение Тихвина», а также книга секретаря ОК ВКП(б) М.Н.Никитина «Партизанская война в Ленинградской области». Одним словом, «наука ненависти», столь необходимая для мобилизации народа на борьбу с нацизмом, по-прежнему оставалась доминирующей.
6. Политический контроль на фронте и настроения солдат
Специфика идеологического влияния немецкой пропаганды на Восточном фронте определялась военно-стратегическими условиями: пока шло военное наступление немецких войск, было вполне естественным, что их пропаганда не имела решающего значения для Германии, хотя и велась достаточно активно. Пропагандистская активность вермахта усилилась с наступлением позиционных боев. В этот период немецкие агитаторы активно призывали советских солдат к дезертирству, братанию, распространяли информацию о положении дел на фронтах, оказывали психологическое воздействие на бойцов Красной Армии. Экстремальная военная ситуация (гибель тысяч бойцов, непосредственная, ежечасная угроза жизни), превосходство немецкой армии в первые месяцы войны, порождавшие хронически-подавленное состояние красноармейцев, недостаточное питание, скупость информации о положении в стране, судьбе близких, естественные социальные различия бойцов и командиров вели к массовому дезертирству, панике, антисоветским настроениям. В этой ситуации трудно досконально определить, какие из названных негативных явлений порождались военным превосходством немцев, их успехом, а какие можно отнести на счет влияния немецкой пропаганды. Но очевидно, что именно в армии, в условиях фронта имело место большее количество реальных проступков: измена, дезертирство, пораженческие антисоветские настроения. Очевидно и другое: динамика этих явлений была непосредственно связана с военной ситуацией — улучшение положения на фронте снижало число дезертиров и антиправительственных высказываний и наоборот. Как и в тылу, в самом начале войны были предприняты меры, направленные на нейтрализацию пропагандистского влияния противника.
В частях Ленинградского фронта основные задачи по обеспечению политического контроля выполняли особые отделы. В их функции входила не только борьба со шпионажем, контрреволюционными преступлениями, саботажем, вредительством, халатным отношением к обязаностям и злоупотреблением служебным положением. Важнейшей задачей особых отделов было изучение настроений и политической благонадежности личного состава, в том числе агентурным путем, хранение и использование секретных документов, соблюдение военной тайны, а также вопросы снабжения всеми видами довольствия и вооружением, включая хранение и использование неприкосновенного запаса.
Качество политического контроля со стороны особых отделов зависело от сотрудничества осведомителей с низовым аппаратом уполномоченных этих отделов. Осведомителей вербовали во всех подразделениях части из числа военнослужащих, а их численность в среднем составляла 3% личного состава129. Применительно к войскам Ленинградского фронта это означало, что число «помощников» особых отделов составляло приблизительно 15 тыс. человек.
По свидетельству одного из офицеров госбезопасности, для особых отделов «не существовало ни чинов, ни общественного и служебного положения, ни партийной принадлежности. Для них существуют только люди и их поступки. Каждый военнослужащий, независимо от его положения, рассматривался особым отделом, прежде всего, как могущий совершить противогосударственное преступление»130.
Органы госбезопасности пользовались тем, что действующее законодательство чрезвычайно широко трактовало понятия «антисоветская» и «контр-революционная» пропаганда131. Любое критическое высказывание по поводу проводимых властью мероприятий могло квалифицироваться по ст.58.10 УК.
Все отчеты и донесения особых отделов и политорганов составлялись ими отдельно друг от друга. Более того, особые отделы осуществляли гласный и негласный контроль над деятельностью как военачальников, так и партийно-политических аппаратов войск, которые не имели возможности контролировать работу особых отделов, хотя те формально подчинялись комиссарам в вопросах борьбы с изменой и антисоветскими преступлениями.