Алексей Бычков - Ледовое побоище и другие «мифы» русской истории
Монархи из династии Романовых аккуратно подтверждали потомкам героя их права и вольности, однако никому до этого не было дела; случай с мужиком отнюдь не считалось подвигом, который следовало пропагандировать. В государстве каждый должен был следовать своему предназначению, блюсти свой «чин»; при этом защищать государя должны были дворяне, молиться за него — духовные лица, кормить его и остальных — крестьяне. Нарушение этих условий и называлось Смутой, когда князья и бояре командовали восставшими казаками, попы конструировали «гуляй-город» с артиллерией, казачьи атаманы спали с царицами, купцы выходили в бояре, а беглые монахи и сельские учителя — даже в цари.
Только в эпоху патриотического подъема Отечественной войны 1812 года заинтересовались героями 200-летней давности. Романтическим героем мог теперь быть и простолюдин, тогда в образованном обществе и «узнали» о крестьянине Иване Сусанине. Литераторы внесли свою лепту в «украшение» реальной истории. Например, приписали Сусанину именно то, что лучше всего помнят до сих пор, — заведение «вражеского отряда» в непроходимые дебри. На деле в шести первых жалованных грамотах (1619, 1633, 1644, 1691, 1723, 1724) сведения об этом отсутствуют.
Лишь в 1731 году в грамоте, данной уже его правнуку, Ивану Лукьянову сыну Собинину, появились строки о том, что Сусанин прятал Михаила Федоровича в селе Домнине и затем «отвел» от него «польских и литовских людей», за что они его в селе Исупове, «посадя на столб, изрубили в мелкие части»[175]. Эти подробности, всплывшие спустя 118 лет после событий, видимо, со слов правнука, легендарны. При этом пришельцы, скорее всего, не заблудились и не утонули. Любопытно, что похожий эпизод в Смуту имел место — польский мемуарист Станислав Маскевич писал о старом крестьянине, который взялся проводить их отряд в плохую погоду зимой, и только случайная встреча с соотечественником спасла их — оказалось, их вели к русскому гарнизону. Имени у старика разозленные поляки, перед тем как убить, не спросили, дело происходило в районе Волоколамска[176].
Найти сведения о каком-либо простом человеке XVI–XVII веков далеко не просто. Если речь идет о дворянине, то сохранились данные о его служебной деятельности — разные списки, например, боярские книги для столичного дворянства, десятой — для провинциального, разрядные книги и прочее; о его земельных владениях можно узнать из писцовых книг и других документов Поместного приказа. В монастырских фондах-архивах хранятся синодики, вкладные книги, грамоты на покупку, завещание, обмен владениями преимущественно дворян, отчасти купцов и других горожан.
Крестьян можно найти в тогдашних сводных переписных документах — писцовых и переписных книгах. Однако они сохранились только в архиве Поместного приказа, а ведал он исключительно частными владениями — вотчинами и поместьями. Но ввиду того, что Собинины были крестьянами костромской вотчины Шестовых-Романовых, они автоматически перешли в ведение приказа Большого дворца и стали из крепостных (хотя для начала XVII века это еще не совсем точное определение) дворцовыми. К сожалению, именно этот факт сыграл негативную роль в деле исследования их родословной и событий, связанных с их жизнью в XVII веке, поскольку архив этого приказа горел сразу в трех больших пожарах — 1626, 1700 и 1737 годов.
Впервые Собининым понадобилось подтверждение своих прав в 1632 году. Тогда «великая старица» Марфа Ивановна, мать Михаила Федоровича, дала по своей душе в Новоспасский монастырь царскую вотчину — село Домнино с приселками. Но в числе приселков находилась и часть деревни Деревнино, данная во владение семье Сусанина. Последние значились в данной грамоте как жители деревни («деревня Деревеньки, а в ней крестьян — во дворе Данилко Богданов, у него брат Устюшка» — это внуки Сусанина, второй брат поименован ошибочно вместо «Костюшка») и могли лишиться всех привилегий, став монастырскими крестьянами. Они, вероятно, пожаловались, предъявив грамоту 1619 года, в связи с чем завязалась переписка между различными дворцовыми ведомствами, от которой сохранилась только одна память (запрос). Глава Оружейной палаты (ведавшей, в частности, и рядом слобод, где работали ремесленники на нужды двора) и Сыскного приказа (ведавшего возвращением крестьян и посадских людей, убегавших от оклада на прежнее место жительства) окольничий В.И. Стрешнев запросил главу приказа Большого дворца окольничего князя А.М. Львова: село Домнино в монастырь Марфа Ивановна «з деревнями дала, или одно то село?», и вошла ли туда половина деревни Деревнищ, в которых «живет крестьянин Богдашко Собинин», «или дано то село опричь той деревни?»[177]. Тогда-то и появилась нужда в подтверждении прав семейства. И в 1633 году Собинины получили грамоту, согласно которой им предоставили другое владение, пустошь Коробово, подтвердив и их статус. В дальнейшем потомки Сусанина предъявляли прежние грамоты, которые привозили с собой, как, например, в 1737 году, когда, требуя освобождения от рекрутской повинности и от поверстания в подушный оклад, они предъявили прежние известные грамоты Богдану Собинину и Антониде Сусаниной-Собининой, причем было решено, что с них «с детьми и с внучаты и с наследники податей никаких брать не велено»[178]. То есть уже тогда в государственных учреждениях отпусков документов, выданных Собининым, не существовало — проверять было, видимо, не по чему. Таким образом, подлинных документов XVII века, в которых упомянуто это семейство, оказалось всего три, причем это просто фиксация их существования.
И вот в поисках чего-либо, относящегося к Сусаниным в XVII веке, я обратился к Евгении Ефимовне Лыковой, ведавшей тогда архивохранилищем центральных учреждений РГАДА. Вскоре был обнаружен интересный фрагмент документа, который не столько проливает свет на историю Сусаниных, сколько ставит вопросы. От XVII столетия хорошо сохранился архив Печатного приказа, который занимался регистрацией разнообразных документов, как государственных, так и частных, играя для последних роль нотариата. Приказ ведал приложением государственной печати к указам и грамотам, так как у большинства приказов своей печати еще не было. С частных лиц он брал печатную пошлину за оформление сделок. Сохранились записные книги приказа, где кратко описывались зарегистрированные документы. Книги в приказе делились на «пошлинные» и «беспошлинные», поскольку с государственных учреждений и с отдельных лиц по царской милости пошлин не брали. В одном из обширных алфавитов XVIII–XIX веков к этим книгам мы обнаружили фамилию Собининых. Как известно, это фамилия Богдана, зятя Сусанина (как известно, сына у последнего не было, и все потомки героя происходят от его единственной дочери Антониды и ее мужа, Богдана Собинина). Открыв соответствующую «Пошлинную книгу за 1650 год», удалось обнаружить следующую запись: «На Кострому к губным старостам Ярославля большого к Ивану Внукову да костромитину Гаврилу Зворыкину. По челобитью вдовы Антонидки Богдашковския жены Сабинина с детьми с Данилком да с Косткою, велено сыскать про их воровство и сыск к Москве прислать»[179].
Как расшифровать это краткое известие? Судя по тексту, дочь Ивана Сусанина вдова Антонида (Богдан Собинин не значится уже в грамоте 1632 года) к 1650 году с сыновьями Данилой и Константином Собиниными подала челобитную, вероятно, в приказ Большого дворца или в местную дворцовую приказную избу, но, к сожалению, неизвестного содержания. Челобитье это (или какие-то действия, с ним связанные) было признано «воровством», то есть серьезным преступлением, и приказ в Москве (это должен был быть приказ Большого дворца, который ведал царскими вотчинами) распорядился провести следствие — «сыск», результаты коего прислать в столицу.
Возможно, текст следует читать по-другому, а челобитье пожилой Антониды понимать как жалобу на «их воровство», то есть ее сыновей, и за этим скрывался семейно-имущественный конфликт? Сказать трудно. Ввиду того, что расследование было поручено ярославскому губному старосте, можно предположить, что дело носило уголовный или гражданский характер; в то же время другой адресат грамоты, костромитин (член костромской дворянской корпорации) Гаврила Зворыкин, видимо, имел отношение к управлению дворцовыми волостями уезда или был помощником губного старосты.
Каковы перспективы дальнейшего исследования этой загадки? К сожалению, дело Собининых найти не удается ввиду отсутствия архивов дворцовых приказов, а также и архивов местных учреждений (губных изб, в частности, и дворцовых приказных изб) за этот период. Возможно, это была какая-то земельная тяжба с соседями, перешедшая в драку или иной конфликт. Может быть, во время этой свары как-то поминалось «государево имя», что само по себе было преступлением, а завистники их положения (их, наверное, хватало) попытались расквитаться доносом. Известно, сколь независимо, а порой и дерзко вели себя потомки Сусанина в XIX веке, о чем собраны многочисленные свидетельства Виноградовым[180].
