Сеймур Беккер - Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России
Если не считать прибалтийских губерний, где до 1880-х гг. дворянские собрания (Landtage) играли более значительную роль в разрешении местных политических вопросов, чем где бы то ни было в дореформенный период{407},[108] и девяти западных губерний, где вследствие польского национального восстания 1861 — 1863 гг.[109] дворянские собрания и выборы были запрещены на неопределенное время, все остальные дворянские общества после 1865 г. вели спокойное существование и занимались вопросами, не способными вызвать интерес большинства своих членов. Вероятно, наиболее важной из выполняемых ими сословных функций была опека над собственностью сирот, душевнобольных, одряхлевших и по разным иным причинам юридически недееспособных дворян. Число находившихся в опеке дворянских имений в 1885 г. достигло 15 670, а в 1895 г. — 16 429; совокупная стоимость этих имений в 1895 г. составляла более 243 млн. рублей, валовой доход от них был равен 16 млн., а чистый доход — 3,6 млн. рублей. В каждом уезде или группе уездов вопросами опеки ведал Комитет в составе от двух до четырех человек, избиравшийся Губернским дворянским собранием во главе с уездным предводителем дворянства. На протяжении всей последней трети XIX столетия дворянство успешно сопротивлялось повторявшимся попыткам со стороны чиновничества передать все дела об опеке, независимо от их сословной принадлежности, в ведение единого административного органа{408}.
В составе бюджета, утвержденного в 1890 г. Московским губернским дворянским собранием, расходы на осуществление опеки были крупнейшей статьей расходов — 53 100 рублей, или 29% всех расходов. Второй по значению статьей были расходы на нужды депутатского собрания, т.е. на ведение родословной книги и внесение в нее имен новых семей после тщательного изучения их личных данных, — 42 720 рублей, или 24% бюджетных расходов. Следующей по величине статьей (34 500 рублей, или 19% бюджета) были расходы на содержание пансионов для дворянских мальчиков, обучавшихся в средних учебных заведениях Москвы. Кроме того, дворянские общества участвовали в благотворительной деятельности в пользу финансово нуждающихся членов — они выплачивали пенсии и пособия вдовам и престарелым, стипендии — учащимся, содержали сиротские приюты, дома для престарелых и места в больничных приютах. В 1890-х гг. Петербургское дворянское собрание за три года отпустило на эти цели почти 12 тыс. рублей, а Московское — еще более того{409}.
Благотворительная деятельность дворянских обществ проводилась, отчасти, на проценты с капиталов разных фондов, учреждаемых членами этих обществ на протяжении целого ряда лет. В 1898 г. в Петербурге таких фондов с общим капиталом в 360 890 рублей было шесть. Но примерно 90% бюджета этих обществ составляли поступления от 1-процентного ежегодного налога на доход городского и сельского недвижимого имущества в губернии, которое принадлежало равно приписанным и неприписанным потомственным и личным дворянам. Московская и Петербургская губернии были нетипичны тем, что в них находилось неординарно большое количество городского недвижимого имущества, принадлежащего дворянам этих и других губерний, и потребность в благотворительных ресурсах в них была необычайно высокой. В 1880-е гг. ряд дворян-домовладельцев в Москве, все еще крепко связанных с родными губерниями, безуспешно пытались оспорить законность взимания с них налога в пользу членов Московского дворянского общества{410}.
Уже в первой половине XIX в. правительство было чрезвычайно обеспокоено безразличием дворянства к проходившим раз в три года дворянским собраниям, но после Великих реформ ситуация значительно ухудшилась. Даже в начале 1860-х гг., на пике политической активности губернских дворянских обществ, голосовавшие по принципиальным вопросам в собраниях дворяне часто составляли лишь небольшой процент от обладавших этими правами: например, 20% в Рязани в 1859 г., во Владимире в 1860 г. — 29%, в Твери в 1859 г. — 34%, а в 1862 г. — всего лишь 15%. Избирательная активность была выше только в столицах: в Москве в 1862 г. участвовало 50%, а в 1865 г. — 43%; в Петербурге в 1860 г. участвовало 88%, а в 1862 г. — 64%.[110]
Дворянским собраниям было особенно трудно пробудить серьезный интерес со стороны своих членов к своей деятельности после того, как они утратили роль поставщика местных кадров для государства и право ходатайствовать перед правительством по важным для сельского общества общим вопросам в целом. В 1869 г. либеральный славянофил А.И. Кошелев именно этими явлениями объяснял тот факт, что «собрания дворянства бывают столько же малочисленны, сколько и пусты». Кошелев привел в пример несколько случаев, когда в определенных уездах дворяне не могли составить кворума для выбора предводителя или Комитета дворянской опеки, так что решение этого вопроса приходилось передавать на объединенное дворянское собрание двух уездов или даже на губернское собрание в целом. Согласно Кошелеву, только дворянские собрания Петербургской и Московской губерний благодаря тому, что в столицах проживало много дворян, и тому, что эти города притягивали себе дворянских обитателей провинции, отличались хорошей посещаемостью. По данным Особого совещания по делам дворянского сословия на конец 1890-х гг., в двадцати шести губерниях из 91% дворян с правом прямого участия в выборах на проходивших каждые три года дворянских собраниях только 21% дворян это право использовали{411}.[111]
Этот уровень участия подтверждается имеющимися данными по ряду других губерний. В Московской губернии в 1905 г. из 1842 дворянских имений самых разных размеров примерно 550 давали право прямого участия в дворянских выборах. В 1890 г. за губернского предводителя дворянства здесь было подано 283 голоса, в 1899 г. — 312 голосов и в 1902 г. — 256 голосов. Если внести поправки на то, что отдельные дворяне владели несколькими имениями и что некоторые землевладельцы по своему образовательному уровню и неучастию в государственной службе не имели права голоса, получим, что в выборах принимало участие примерно 50% из имевших на это полное право. В Саратовской губернии в 1905 г. было 1275 дворянских имений разного размера, из которых примерно 600 были достаточно большими, чтобы давать своим владельцам право напрямую участвовать в выборах. На выборах губернского предводителя дворянства в этой губернии в 1902 г. было подано 225 голосов, т.е. участвовавшие составляли примерно 40% от имевших на это право. Вопросы менее актуальные, чем выборы должностных лиц, привлекали еще меньшее внимание. Только половина тех, кто в Саратове в 1902 г. участвовал в выборах предводителя, присутствовали в 1896 г. на собрании, посвященном обсуждению упадка дворянского землевладения в губернии. Когда в начале 1890-х гг. на внеочередных дворянских собраниях обсуждался вопрос о снижении барьеров к установлению заповедных имений, менее 15% дворян-землевладельцев Пензенской и всего лишь 5% Херсонской губерний приняли участие в составлении ходатайства правительству по этому вопросу{412}.
Ведущий защитник сословных привилегий А.А. Плансон, владевший имениями в пяти губерниях и служивший предводителем дворянства в Уфимском уезде, сетовал на то, что проводившаяся правительством с 1860-х гг. политика настолько деморализовала дворянство за прошедшие три десятилетия, что «большинство не принимает никакого участия в делах своего сословия и мало-помалу становится совершенно чуждым дворянским интересам». В пример Плансон приводит собственный уезд, где в феврале 1892 г. на созванном внеочередном собрании дворянства из 167 обладавших всеми избирательными правами дворян в нем приняли участие только три человека. Сетует Плансон и на то, что из четырех действительных статских советников, которые участвовали в земских выборах, все дворянского происхождения и давно живущие в своих имениях, лишь он «один оказался причисленным к местному дворянству, остальные же пролетные птицы относительно местного дворянства; в земских же делах они принимают постоянное и деятельное участие потому, что с делами этими связаны их денежные и личные интересы»{413}.
И в самом деле: мало того что большинство дворян уезжало из сельских местностей в поисках городских карьер, но и среди сокращающегося количества остававшихся на земле либерально ориентированные дворяне вплоть до 1905 г. предпочитали в качестве форума для своей общественной деятельности земство, оставляя дворянские собрания для традиционалистов типа Плансона. Последние часто использовали собрания для оглашения своих притязаний по таким вопросам, как заповедность, дворянский кредит и наделение дворянским достоинством недворян, но большинству эти сюжеты были неинтересны, и деятельность собраний они просто игнорировали. Именно это отсутствие согласованности между взглядами сословников, бывших в 1880-х и 1890-х гг. источником многих ходатайств по дворянскому вопросу, с одной стороны, и отношением подавляющего большинства имевших землю дворян, не говоря уже о не имевших ее, и было ахиллесовой пятой традиционалистского дела. И этот фактор куда серьезнее искажал цели сословников, чем надуманные объяснения вроде потери «чувства ориентации» дворянами или даже их «социальной разнородности»{414}.[112]
