Юрий Акашев - История народа Рос. От ариев до варягов
Упоминаются в сказках хрустальные или стеклянные горы и дворцы, расцвеченные самоцветами, что не может не навести на мысль о ледяном царстве Севера. Показательны в этом отношении сюжет и образы русской народной сказки «Хрустальная гора»[539]. Иван-царевич, наделенный способностью обращаться в ясного сокола, «взвился и полетел в тридесятое государство, а того государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору». В это царство прилетают змеи: один о трех головах, другой – о шести и третий – о двенадцати, которые отнимают у стада коров, а последний похитил царскую дочь. Иван-царевич, вступает в поединок с каждым из этих змеев, снимает с них головы и, разрубив туловище третьего, «на правой стороне нашел сундук; в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – семечко». Зажег он семечко, поднес к хрустальной горе, и «гора скоро растаяла». Из этой горы Иван-царевич выводит царевну, приводит ее отцу и женится на ней. В этой сказке хрустальная гора (которая втянула в себя больше половины государства, а впоследствии растаяла), несомненно, связана с воспоминанием о наступлении и отступлении ледника. Двенадцатиглавый змей удивительно напоминает Вритру (со своими злыми помощниками он крадет стада коров, прячет в ледяной горе царевну), а Иван-царевич – это русский Индра (зажег семечко, осветил мир, разогнав мрак долгой ночи, растопил ледяную гору, освободил царскую дочь).
Царство Кощея Бессмертного также часто помещается в стране мрака и холода. Иногда он закован в цепи (оцепенел от холода), но с таянием снегов ему удается напиться весенней воды, он срывается с цепей, похищает красавицу Марью Моревну – прекрасную королевну, уносит ее далеко в свои горы и подземные пещеры. Находит Марью Моревну и спасает Иван-царевич[540]. Этот древний сюжет русских сказок очень напоминает древнеиндийский миф о Вале и Индре (см. главу II, § 3). Имя Кощей (от слова «кощь» или «кошть» – «кость») означает «окостеневший», то есть застывший, оцепеневший от сильного холода, и, возможно, сначала применялось в качестве эпитета, а уж потом перешло в имя собственное[541]. Смерть Кощея, по русским сказкам, скрыта в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, заяц – в сундуке, который стоит под дубом; а дуб этот растет «на море, на океане, на острове Буяне». Но в те далекие времена, когда создавались волшебные сказки, нашим предкам могло быть известно только одно «море-океан» – это «Молочное море», часть Северного Ледовитого океана.
Наши ученые исключают из славянской прародины какое бы то ни было море на том основании, что слово «море» в славянских языках якобы по́зднее и ранним славянам не было известно. Думается, что подобное мнение – результат не очень глубокого проникновения в этимологию этого слова. Славянским языкам, в том числе и русскому, хорошо известны слова «мрак» (полная темнота, полное отсутствие света), «морока», «мор», однокорневым с которыми является и слово «смерть» (с чередованием о-е). В санскрите им соответствуют «maraka» (мор), «mara» (смерть), «mar» (умирать, погибать; разламывать, разбивать). Но в латинском языке море – это mare, в древнем верхненемецком – marī, в готском – marei и т. д. Все эти слова восходят к индоевропейскому корню *mor– (:*mer-:*merə.). И все эти этимологически родственные слова объединяет идея кромешной тьмы и смерти. Не случайно один из литературных героев Р.Л. Стивенсона, бывший моряк Гордон дает морю совершенно жуткую характеристику: «…не будь это напечатано в Библии, так я бы уж подумал, что не Господь, а сам проклятый черный дьявол сотворил море»; «море – проклятое преддверье ада!»; «да гляди вы глазами, которыми вас одарил Господь, так поняли бы всю злобу моря, коварного, холодного, безжалостного»[542]. Вряд ли Стивенсон вникал в компаративистику, но он очень точно определил изначальное значение слова «море»: крупный специалист в области сравнительного языкознания М.М. Маковский пишет, что латинское слово «mare» (море) первоначально означало «нижнее небо», «бездна», «преисподняя»[543] – очевидно, что в противоположность небу верхнему, божественному. Северный Ледовитый океан как нельзя лучше соответствует термину в его древнейшем значении. Слово «бездна» в значении «море», «океан» (и «преисподняя») также было известно уже древним росам.
Север, который всегда ассоциировался с холодом, который насылал темную полярную ночь, также в своей основе имеет значение бездны. Дело в том, что слово «север» оказывается сродни слову «сверлить» (се-вер, с-вер-л-ить), а сверлить значит проникать куда-то в глубину (индоевропейское «*ver» – «дыра, отверстие»). Этот смысл, в частности, отложился в древнеанглийском «wer» (бездна). Но эта бездна, если смотреть в ожидании солнца на восток, находится с левой стороны (ср.: авестийское «vairya» – «левый»)[544]. Таким образом, в сознании древних европейцев понятия «море», «бездна», «север» в одинаковой степени ассоциировались с мраком, холодной морской пучиной, а это было возможным только при условии их долгого проживания на Крайнем Севере. И поскольку эти слова с теми же значениями сохранились в русском языке, мы вправе считать, что среди первобытных землепроходцев, осваивающих европейский Север, были и наши предки – древнейшие росы.
Подтверждением того, что предки росов в древнейшие времена жили за Полярным кругом, служит ритуальное языческое действо, совершаемое на ежегодном празднике в честь бога Света (Световида, Светилы) после окончания жатвы и описанное первым русским профессором-дворянином Г. Глинкой. После молений и предсказаний о плодородии будущего года вносили огромный круглый пирог из пряничного теста (символ Солнца), в который мог спрятаться человек. В него входил жрец и спрашивал у собравшихся людей, видят ли они его. Услышав отрицательный ответ, жрец, обращаясь к Световиду, «молил его, чтобы на предбудущий год хотя несколько его увидели»[545]. То есть жрец, олицетворявший Солнце, удалялся от людей и молил Световида о своем возвращении к ним после долгой полярной ночи.
Глухим отголоском этой древнейшей стадии в жизни росов является также уничтожение чучела (куклы) Мары во время весенних и купальских языческих обрядов. Белорусы ее топят в воде, другие разрывают на части, но чаще всего ее сжигают. Среди этнографов существует мнение, что соломенное чучело Мары (Морены) символизирует зиму, зимнее омертвение природы, а его ритуальное сожжение означает воскресение вегетативных сил[546]. Но, думается, что это действо имеет гораздо более древнюю символику: огонь (Агни) – это солнце, появившееся после полярной ночи, которое своими лучами уничтожает мрак (Мару) и одаривает людей и всю природу живительным светом и теплом.
Илл. 33. Прялки с изображением круговорота Солнца
Еще один «материальный» отголосок жизни предков росов в стране полярного дня и полярной ночи – весьма характерное изображение годичного круговорота солнца (коловорота) на русских прялках (см. илл. 33). Здесь крупное верхнее солнце означает летнее, незакатное, а мелкие солнышки символизируют солнце, восходящее и заходящее ежедневно – весеннее и осеннее. Особый интерес вызывает символическое изображение ящера (иногда рельефное), который всегда располагается рядом с зимним, «подземным» солнцем; он хозяин подземно-подводного мира и держит до поры до времени солнце в плену, как и змей Вритра из гимнов «Ригведы».
Народная память сохранила некоторые детали, позволяющие определить время жительства на Севере наших далеких предков – это эпоха мезолита. Дело в том, что очень часто герой русских волшебных сказок – охотник: «Пошел стрелок в путь-дорогу»; «стрелец-молодец … поехал за тридевять земель»; своей цели он достигнет, «когда истычет копья»[547]. Обращает на себя внимание арсенал оружия, характерный для каменного века: копья, стрелы (стрелок – от слова «стрела»); меч, сабля в русских сказках появятся значительно позже. Сказочный герой зачастую учится «лесной науке» у «дедушки лесового» или у Бабы-Яги, после чего он начинает понимать язык зверей и птиц, приобретает способность превращаться в различных зверей. В этом нельзя не усмотреть связь с первобытными инициациями, которые, как уже отмечалось, ученые относят к периоду мезолита. Часто помощником героя становится серый волк. Б.А. Рыбаков считает, что «это – самый глубокий архаизм после Чуда-Юда» и что «сказочный Серый волк, верой и правдой служащий охотнику, – это впервые прирученная собака»[548]. Но известно, что приручение собаки произошло еще в конце палеолита, а в мезолите она становится помощницей охотника.
Начало эпохи мезолита практически совпало с отступлением ледника и со сменой плейстоцена голоценом. Быстрое и глобальное потепление климата началось примерно за 13 тысяч лет до н. э. Огромные территории освобождались ото льда. Особенно ощутимо это было в Восточной Европе, где уже в XII тысячелетии до н. э. ледника не было вплоть до Ледовитого океана и на две тысячи километров к северу открылась новая земля, в то время как в Западной Европе произошло освобождение сравнительно небольшой полосы земли. Вслед за отступающим ледником на север уходили и животные, и, естественно, люди – охотники и рыболовы. В мезолите индоевропейцы дошли до Прибалтики, Белого моря, севера Кольского полуострова, а восточнее – до Вычегды и Печоры.
