Прокопий Кесарийский - Война с готами. О постройках
Вот что происходило в лагере римлян. Тем временем готы, мучимые голодом, не имея уже сил выносить тяжести положения, с неудовольствием подчинились власти Витигиса, как человека, которому ни в чем нет счастья; колебались они сдаться и императору, боясь только одного, как бы, став подданными императора, они не были вынуждены уйти из Италии и поселиться в Византии. Тогда уцелевшие среди готов наиболее знатные, посоветовавшись между собой, решили провозгласить Велизария императором Запада. И, тайно отправив к нему посольство, они просили его взойти на престол. Они утверждали, что тогда они охотно последуют за ним. Но Велизарий решительно не желал вступить на престол без согласия императора. Он глубоко ненавидел имя тирана и еще раньше был связан с императором самыми страшными клятвами, что никогда при его жизни он не помыслит ни о каком перевороте; но чтобы возможно лучше устроить в этот момент все дела, он решил благосклонно принимать речи варваров. Заметив это, Витигис испугался и, заявив, что готы придумали очень хороший план, тайно побуждал Велизария вступить на трон; ведь никто, говорил он, не может ему противиться. И вот тогда-то Велизарий вновь созвал императорских послов и всех командиров и спросил их, трудным ли делом кажется им теперь взять всех готов вместе с Витигисом в плен, забрать все деньги в качестве добычи и всю Италию покорить римлянам. Они же стали говорить, что для римлян это будет великое и неизмеримое счастье, и просили его действовать возможно скорее, как он найдет нужным. Он тотчас же посылает к Витигису и к знатнейшим из готов несколько своих приближенных с поручением выполнить то, что они обещали. Откладывать дело до другого времени им мешал уже голод; угнетая их все сильнее и сильнее, он побуждал их к этому делу. Поэтому они опять отправляют послов в римский [206] лагерь, говоря, что народу они скажут что-либо другое, (По другому чтению: «не скажут ничего») тайно же получат от Велизария клятвенные обязательства, что он никому из них не сделает ничего плохого и в дальнейшем будет императором италийцев и готов и что на этих условиях они вместе с ним и с римским войском войдут в Равенну. Велизарий во всем остальном дал клятвенное обещание, относительно же императорского звания он сказал, что даст клятву самому Витигису и начальникам готов. Думая, что он, подобно другим, никогда сам не откажется от императорского звания и что он стремится к нему больше, чем к чему-либо другому, они предлагали ему вместе с ними немедленно войти в Равенну. Тогда Велизарий велел Бессу, Иоанну, Нарзесу и Аратию (он подозревал, что они особенно плохо относятся к нему) отправиться в разные места вместе с их частями и заготовить для себя все необходимое; он говорил, что для него невозможно доставить сюда для всего войска провиант. Они, выполняя его приказание, отправились вместе с Афанасием, префектом претория, недавно пришедшим из Византии, сам же он с другим войском и послами готов пошел в Равенну. А флоту из большого числа кораблей, полных зерном и другим провиантом, он велел плыть возможно скорее к гавани Классее («Корабельная»). Так римляне называют предместье Равенны, где находится гавань. Когда я тогда смотрел на вход римского войска в Равенну, у меня явилась мысль, что то, что совершилось, менее всего свершено человеческим разумом или вследствие какой-либо исключительной доблести, но что это – нечто божественное, что изменяет мысли людей и ведет их туда, где для выполняющих не будет никакого затруднения. Ведь готы и числом и силой намного превосходили своих противников, и когда они были в Равенне, они не были побеждены в сражении и их мысли не были подавлены чем-либо другим; и тем не менее они оказались военнопленными людей гораздо более малочисленных, и имя рабов, подданных, они не считали для себя позором и оскорблением. Их женщины [207] (случалось, что они слыхали от своих мужей, что враги их огромны телом и числом много их многочисленней) плевали в лицо своим мужьям, когда видели, что все они сидят в городе, и, указывая пальцами на победителей, упрекали их в трусости. Велизарий держал Витигиса под стражей, но с большим почетом, а варварам, которые жили по эту сторону реки По, когда они уходили на свои поля, он разрешил свободно возделывать. Он полагал, что с этой стороны ему не грозит никакой опасности и что готы здесь никогда не соберутся против него, так как раньше ему удалось многих из римского войска разместить на этой местности. И скоро они с удовольствием стали уходить из города. Таким образом, уже вскоре римляне оказались в безопасности, так как число их в Равенне сравнительно с готами было не меньше. После этого Велизарий стал брать деньги из дворца, которые он хотел доставить императору. Готов он ни сам не грабил, ни кому-либо другому не позволял грабить, но каждый из них по договору сохранил свое имущество. Когда варвары, несшие гарнизонную службу по крепостям маленьких местечек, услыхали, что Равенна и Витигис находятся во власти римлян, они отправили послов к Велизарию, предлагая сдаться и сдать те укрепления, которые они охраняли. Охотно дав им со своей стороны обещание неприкосновенности, он овладел Тарвизием и другими укреплениями, которые были в области венетов. Оставалась одна только Цезена в Эмилиевой области, которой ему удалось овладеть еще раньше вместе с Равенной. Все готы, которые начальствовали в этих местечках, как только получили от Велизария обещание неприкосновенности, пришли к нему и у него остались. Но Ильдибад, человек знатного рода, бывший начальником гарнизона в Нероне, хотя и отправил послов к Велизарию на тех же условиях, что и остальные (Велизарий захватил его сыновей в Равенне и держал в своей области), однако сам не пришел в Равенну и не сдался Велизарию. С ним произошел вот какой случай, о котором я сейчас рассажу.
30. Некоторые из командиров римского войска, завидуя [208] Велизарию, возвели на него перед императором клевету, будто он захватил не принадлежащую ему ни с какой стороны тиранию. Не столько убежденный этой клеветой, сколько потому, что уже надвигалась на него война с мидянами, император спешно вызвал Велизария, чтобы послать его начальником в войне с персами. Охранять же Италию он велел Бессу, Иоанну с остальными вождями, а Константиану велел из Далмации идти в Равенну. Готы, жившие по ту сторону По, на север от Равенны, услыхав, что император вызывает Велизария, сначала считали этот слух бессмыслицей, полагая, что никогда Велизарий во имя своей верности императору не откажется от царства над Италией. Когда же они узнали, что он делает большие приготовления к отбытию, то все из оставшихся у них из знатных и благородных фамилий, сговорившись между собою, собрались в Тичино к Урайе, племяннику Витигиса, и, пролив вместе с ним много слез, сказали следующее: «Никто другой из племени готов не является столь виновным во всех несчастиях, которые мы переживаем, как ты; мы бы давно сместили с королевского трона твоего дядю, так трусливо и несчастливо правившего нами, как сделали с Теодатом, племянником Теодориха, если бы, уважая твой энергичный образ мыслей, мы не решили оставить за Витигисом одно только имя королевского достоинства, а фактически передать тебе одному власть над готами. В гибель ввергло нас тогдашнее, казавшееся нам хорошим, благодушие, теперь же явное для нас безумие и причина всех наших бед. Как тебе известно, дорогой Урайя, на войне убито очень много готов и самых лучших, а из оставшихся в живых все лучшее с Витигисом и всеми богатствами увозит с собой Велизарий. Что то же самое немного спустя придется испытать также и нам, оставшимся в небольшом числе и в горестном положении, этого отрицать никто не может. Так вот, когда нас окружает такое множество бед, лучше погибнуть со славой, чем видеть, как враги увезут наших детей и жен на край земли. И, конечно, мы совершим [209] нечто достойное нашей славы, если будем иметь тебя во главе нашего дела». Так сказали готы. Урайя им ответил: «Что при теперешних тяжелых обстоятельствах нам следует предпочесть опасность войны состоянию рабства, в этом я с вами согласен. Но то, что вы хотите меня сделать королем готов, я считаю совершенно неполезным. Прежде всего потому, что, будучи племянником Витигиса, преследуемого всегда столькими несчастиями, я считался бы со стороны врагов человеком, вызывающим к себе мало уважения: ведь люди считают, что счастье или несчастье всегда переходит и на родственников. А затем я считал бы свой поступок кощунственным, вступая на престол дяди; и это очень многих из вас, естественно, отстранило бы от меня. Лично я утверждаю, что правителем готов для этой войны надо избрать Ильдибада, человека высшей доблести и удивительно энергичного. Так как Тевдис, король визиготов, ему приходится дядей, то благодаря родству ему вполне возможно будет привлечь его к этой войне. А вследствие этого и войну с нашими врагами мы поведем с большими надеждами».
