Эдуард Перруа - Столетняя война
Новизна положения заключалась в том, что, ссылаясь на несовершеннолетие монарха, которое официально должно было очень скоро закончиться — в год смерти отца Карл VI был двенадцатилетним мальчиком и должен был начать править лично с 1381 г., — принцы крови и близкие родственники покойного короля потребовали себе львиную долю власти. Они всей душой желали монархии наибольшего процветания, будучи ее естественной опорой, но не отделяли его от своих личных интересов, от своих частных амбиций. Хотя все они — удельные князья, наделенные такой властью, что из-за нее слабеет власть короля, их доходов не хватало для утоления их ненасытного честолюбия. Особенно отчетливо это видно на примерах герцогов Анжуйского — кандидата на неаполитанский трон и Бургундского, рассчитывавшего унаследовать Фландрию. Все силы монархии будут поставлены на службу их личной политике, укрепляя тем самым их могущество и независимость. С каждым днем возрастала опасность, что король так и не выйдет из-под их опеки.
Правда, поначалу ситуация как будто не очень располагает к подобным опасениям. Но принцы не относились к людям, умеющим умерять свои амбиции сообразно возможностям страны. Герцог Анжуйский добился, чтобы Климент VII назначил его защитником интересов Авиньона в Италии и чтобы престарелая королева Джованна Неаполитанская признала его наследником; он быстро обеспечил себе власть над Провансом, ставшую единственным ощутимым результатом его химерических проектов; далее он принялся донимать парижский двор и авиньонскую курию требованиями денег, и наконец его внушительная французская армия вступила на землю Италии, предвосхитив за сто лет катастрофическую ошибку Карла VIII.[83] Ему предстоит потерпеть поражение от Карла Дураццо, отстраненного от наследства племянника королевы Джованны, и погибнуть в Италии в 1384 г. Его жена Мария Бретонская, дочь Карла Блуаского, продолжит борьбу от имени юного Людовика II Анжуйского; но ее не допустят к управлению Францией.
Филипп Храбрый пока что не заглядывал так далеко. Ему не терпелось править во Фландрии, от чего недоверчивый тесть систематически его отстранял. Ведь, несмотря на свою политику согласия с Англией, Людовик Мальский вновь ощущал, что сукнодельческие города поднимаются против него. С 1380 г. недовольство Гента, его соперничество с Ипром — другим промышленным центром, накопившаяся ненависть к брюггским банкирам, которым покровительствует граф, грозили придать событиям дурной оборот. Когда весной 1381 г. в Генте вспыхнуло восстание, город выбрал себе вождем внука диктатора 1340 г. — Филиппа ван Артевельде, который сразу же воззвал о военной и экономической помощи к Англии. Людовик Мальский был вынужден обратиться к зятю; тот в свою очередь взбудоражил весь Королевский совет — мстить за него гентцам, союзникам англичан, надлежало всему Французскому королевству как таковому. Приняли решение об отправке экспедиционного корпуса, который Филипп желал видеть могучим и грозным.
Но могло ли королевство Валуа оплатить его? После смерти Карла V финансовые трудности усугубились. С отменой подымной подати население решило, что никаких «экстраординарных денег» с него брать больше не будут; сборщики продолжали взимать косвенные налоги, и они были непопулярны, потому что назойливы. Ввиду угрозы мятежей в ноябре 1380 г. пришлось отсрочить сбор всех податей и даже отказаться от требования недоимок. Лишенное средств, правительство дядьев обратилось к местным ассамблеям, которые поставили свои условия. В марте 1381 г. Штаты Лангедойля, повторив жест, сделанный в самые мрачные времена царствования Иоанна Доброго, согласились вотировать подымную подать на год только при условии, что ее сбор и использование будут контролировать они и что правительство издаст новый реформаторский ордонанс против королевских судей и нотариусов, против наделения особой юрисдикцией коннетабля, маршалов, камергеров двора. Обеднев, королевская власть утратила способность защищать своих чиновников от непопулярности. Но этих уступок было недостаточно. Бунт против ненавистных сборщиков поднялся везде: в Руане в феврале 1382 г. при попытке собрать дополнительную талью вспыхивает мятеж, известный под названием Harelle[84]; в Париже 1 марта, в день, когда должны были начать сбор налога с продаж, согласие на который выбили у запуганной ассамблеи горожан, народ восстает, грабит Арсенал, захватывает свинцовые молоты, после чего восставшие принимаются преследовать агентов налоговой администрации и убивать их. С великим трудом несколько влиятельных горожан, как Жан де Маре, выступив посредниками между двором и «молотилами», добились, на условиях отмены налога, восстановления порядка. Примеру парижан последовали жители почти всех городов домена, особенно в Иль-де-Франсе. Лангедок, настроенный лихоимством герцога Беррийского отнюдь не на мирный лад, также подхватил эту заразу. Поднялся Безье и — что уже серьезней — деревня. Страну терроризировали банды «тюшенов»[85].
Дело было накануне фламандской экспедиции; затаив в сердце ярость, дядья отложили ее и вступили в переговоры с мятежниками. Лестью и посулами они добились скудных субсидий, в Париже получили несколько тысяч франков, в Нормандии — несколько сот воинов. Остальное дал заем. С помощью этих подручных средств был экипирован королевский ост, который под эффективным командованием Филиппа Храброго разбил гентское ополчение на равнине Роозбеке в Приморской Фландрии 27 ноября 1382 г. Лишившись Филиппа ван Артевельде, убитого в сражении, Гент тем не менее продолжил борьбу, но был вынужден перейти к обороне и держался лишь надеждой на прибытие каких-нибудь английских частей, которых добивался его «адмирал» Франс Аккерман. Филиппу Храброму было достаточно дать фламандцам эту острастку, чтобы увериться: теперь он контролировал положение во Фландрии.
По возвращении победоносной экспедиции дядья сделали вид, что мятежи французских городов — то же, что и фламандский бунт. Если на подчинившихся гентских союзников налагались жестокие штрафы, то и города домена должны были понести примерное наказание. В Париже — за то, что хотел примирить порядок и мятеж, — был казнен Жан де Маре; должность купеческого прево и все муниципальные привилегии здесь были изъяты в пользу короны и отныне принадлежали прево Парижа — королевскому чиновнику. Огромные коллективные штрафы были наложены на Париж, Руан, Лан, Орлеан, Реймс. Лангедок, чтобы получить прощение, был обязан выплатить 800 000 франков штрафа. Кроме того, на все королевство скоро вновь наложили сборы за продажи, соль и вино по прежним нормам. Потом потребовали и подымную подать. О том, чтобы испрашивать согласия Штатов, речи больше не было. Налоги приобрели еще более постоянный характер, чем при Карле V, и к тому же стали непосильными. Но запуганная страна больше не осмеливалась выражать недовольство.
В отношении франко-английского конфликта, так и не прекратившегося из-за провала конгресса в Брюгге, дядья, как и советники Ричарда II и по тем же причинам, вели политику то робко-примирительную, то вяло-воинственную. Подчинение герцога Бретонского в апреле 1381 г. по второму договору в Геранде[86] было успехом лишь наполовину: англичане, хозяйничающие в Бресте, не ушли из него. Дальше тоже время от времени говорили о мире и заключали краткие перемирия. Ведение переговоров поручалось второстепенным фигурам — со стороны Франции их вел Никола Дюбоск, епископ Байе; проходили они в течение нескольких недель в маленьком бурге Лелинген на границе Пикардии и Булонской области, ни к чему не привели и были отложены. Порой власти стремились форсировать военные действия, но, похоже, теперь это было связано лишь с положением дел во Фландрии, милой сердцу Филиппа Храброго. В 1383 г. именно французская армия двинулась на епископа Нориджского и гентские отряды, заставила их снять осаду с Ипра и заплатила англичанам. В следующем году именно французские гарнизоны после столь долгожданной смерти Людовика Мальского оккупировали Западную Фландрию, захватили порт Дамме и поставили Гент в условия суровой блокады, пока в декабре 1385 г. огромный город по миру в Турне не подчинился своему новому графу — герцогу Бургундскому. Похоже, именно тогда, удовлетворенный, что наложил руку на вожделенное с давних пор наследство, Филипп позволил правительству Карла VI вести более независимую, более специфически французскую политику. Он форсировал подготовку к массовому вторжению на Британский остров, для чего летом 1385 г., а потом зимой 1386-1387 гг. в нормандских портах, к великому ужасу подданных Ричарда II, в больших количествах сосредоточивались корабли, воины, боеприпасы, провизия. На это затратили колоссальные деньги. Можно было полагать, что война станет иной и будет теперь вестись на территории самого агрессора.
