Михаил Брук - Четвёртый ингредиент
Интересно и то, что происки «врагов народа», «вредителей» среди почвоведов удалось разоблачить задолго до 1937 года. Еще вначале 30-х, когда идеи Вильямса и его покровителей восторжествовали, и остались в памяти народной под звучным именем ГЛАДОМОР.
Выходит, «травопольная система» – блеф? Не более и не менее чем идеология, породившая ее. Ну, кто бы возражал:
- против чередования пшеницы и бобовых культур, известного еще в Древней Индии,
- против орошения и искусной обработки почв, доведенной до совершенства шумерами и ассирийцами,
- и, конечно, против СЕВЕТЛОГО БУЩЕГО?
Увы, для достижения всеобщего счастья марксисты не выбирали легких путей. Бывший статский советник тоже. Первые разрушили старый строй, уничтожили инакомыслие и инакомыслящих. Вильямс, как вы уже видели, не отставал. Более того, опережал события.
Не только коллегам, даже плодородному слою пришлось терпеть и страдать. Испить до дна «горькую чашу» эксперимента. Испытать прелести «глубокой вспашки».
Благие намерения, устилавшие путь Василия Робертовича в науке, объяснялись просто. Он желал растениям добра, хотел вернуть им пищу, которая, якобы, безвозвратно уходила с талыми и дождевыми водами в «недра» почвы. Он, как и эллины, верил в «жировую прослойку». Вспомните главу «МИФЫ, ПОЭМЫ, ТРАКТАТЫ».
Понятно, академик пользовался иной терминологией, называл ее иллювиальным горизонтом. Но подобно древним грекам, полагал: главные богатства некоторые земли скрывают именно в нем. Так, пашни в тайге покрылись бесплодными глыбами, нашпигованными соединениями железа, алюминия и марганца, а в степях и полупустынях солями. Подсохнув, почвы засушливых районов начинали пылить, убивая все живое соединениями натрия.
Диковинная идея родилась из давнего заблуждения биологов и агрономов девятнадцатого века. Они не верили в климат. Утверждая: «Динамику ЖИЗНИ невозможно удержать в его статичных рамках!» Выходило, плодородный слой, растения, животные, микроорганизмы живут по собственным законам. У них своя, особая география. И она, география высших и низших живых существ, подчинена ВРЕМЕНИ. Договорились до того, что пространство во всем его разнообразии, в смысле география, - функция истории?!
«Все есть ступени одного процесса,- твердили они.- И почвы – не исключение. «Диалектика» их развития подобна строительству, дома. Начинается с фундамента и завершается возведением крыши».
А дальше… воображение рисовало очень заманчивые перспективы. Следовало лишь ускорить процесс, продвинуть ЖИЗНЬ, а именно, засеять степными травами север, и таежные земли … станут черноземами. И, чтобы они не испытывали «голод», ГЛУБЖЕ ПАХАТЬ, дабы будущие царь - почвы развивались на богатой различными минералами породе. В «пустых головах», верхних горизонтах лесных подзолов, много кварцевого песка и почти нет питательных элементов.
В ожидании чуда на осушенных болотах не строились оросительные системы. Как бы, не растерять драгоценную «пищу» растений. И торфяные пожары, которые нечем тушить, теперь можно наблюдать чуть не каждое засушливое лето.
«Фатальная» неизбежность засоления почв засушливых областей (тоже часть «единого процесса развития почв») полагала не нужными дренажные системы вокруг орошаемых полей. Так пахотные земли в Причерноморье, на Прикаспийской низменности, Средней Азии и Казахстане превратились в бросовые территории.
Вот краткая суть и итог учения. Вряд ли стоило бы продолжать о нем рассказ. Если бы не виртуозное мастерство нашего «диалектика», ловко «оседлавшего» законы развития. И, в конце концов, уничтожившего и «единство», и «борьбу противоположностей». Погубившего реальных и мнимых противников своей теории. Сотворившего бесплодные пустыни. Оставшегося единственным, непререкаемым авторитетом в области не решаемых вопросов (превращения почв в черноземы) и не осуществимых проектов в земледелия (бесконечного повышения урожаев).
ТЕНЬ ПАМЯТНИКА.
Академик понимал, допусти он в стены МСХА жизнь во всем ее многообразии, особенно бытующие в ней противоречия, и судьба, его судьба, круто изменится. Ни тебе орденов, званий, премий, мемориала в собственной лаборатории, ни славословий «народного академика» Трофима Денисовича Лысенко, ни посмертного памятника (уж наверняка был уверен, не обидят, поставят), что с 1947 года вознесся меж корпусами Тимирязевской академии, на месте снесенного храма святых апостолов Петра и Павла…
Василий Робертович слыл умным человеком. Но забота о славе, реноме, так свойственные академической публике, сыграли и с ним злую шутку. В 1939 году, незадолго до его смерти, в СССР приехал английский почвовед Рессель, большой поклонник творчества «живого классика». Каково же было удивление гостя, когда вершитель судеб науки, победоносный участник диспутов, автор многочисленных научных трудов, опубликованных в последние годы, оказался больным, немощным старцем, с трудом, выговаривающим отдельные слова.
«Вы сохранили все качества молодого учёного», - дипломатично отреагировал британец на так и неудавшуюся попытку хозяина поприветствовать его.
Тогда-то и произошло удивительное событие, украшающее сегодня все биографии бывшего статского советника. Сидевший позади Вильямса человек утер академику слюни и, не раскрывая рта, утробным голосом произнес: «Я пережил три революции и не просто пережил, а активно участвовал в них. Вот в чем кроется секрет моей молодости!»
Невозмутимость, столь характерная жителям Туманного Альбиона, не мое качество. Согласитесь, семидесяти шестилетний возраст и тяжелейший инсульт, настигший Василия Робертовича в 1937 году, плохо сочетаются с его удивительной ретивостью в науке и общественной жизни. А случай с чревовещанием и подавно наводит на мысль о докторе Фаусте.
Двенадцатый том «Собрания сочинений» академика не развеял сомнений в правдивости событий, описанных в трагедии Гете. Однако помог выявить новое действующее лицо. Каждая (!) разоблачавшая и клеймившая «врагов народа» и «вредителей» статья оканчивалась короткой припиской. «Подготовлена при участии В.П.Бушинского». Ну, того недотепы, из байки про немытую колбу, как в сказке, превратившуюся в лампу Алладина.
Еще в «лихие» 20-е он стал «тенью» Вильямса. Сама скромность и предупредительность. Нужно материалы подобрать, цифры, цитаты на злобу дня? Все, что угодно! И вот наступают тридцатые годы. Для миллионов жителей страны Советов гамлетовский вопрос: «БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?» решен отрицательно.
Владимир Петрович не из их числа. У него радостное событие - юбилей научной деятельности. В тожественной обстановке академик называет Бушинского «другом и соратником». Ему выпало БЫТЬ! Новая ДОЛЖНОСТЬ, не помянутая ни в одном штатном расписании, давала главную привилегию. Говорить от лица САМОГО. И он не преминул этим воспользоваться.
Власть, влияние фаворита стали особенно заметны в последние годы жизни Вильямса. Через руки «друга» проходили все работы «старшего брата». И тон их часто обретал еще большую бескомпромиссность.
«Партия быстро разоблачила ученых-вредителей, - «писал академик»,- и их теорию мелкой вспашки…» («Тимирязевка», 1937 год).
Праведный гнев истинного автора понять легко. Все «исследования», вся жизнь его посвящены «пользе глубокой вспашки». Табель о рангах мешал «простому» доктору наук открыто возражать, например, академику Тулайкову. Но именем босса удалось не только опровергнуть «лжеучение», но и отдать оппонента на растерзание НКВД.
Труды Бушинского не пропали даром. В 1939 году его избрали членом-корреспондентом Академии Наук СССР. И теперь соратника Вильямса не стесняли никакие рамки. А в ноябре того же года умер патрон и место первого агронома страны оказалось свободным.
Увы, как и большинство тех, кто вырос в «благотворной тени великих мира сего», ученик академика не сумел занять освободившегося постамента, завоевать авторитет своего учителя. Вначале не хватало собственных идей. Да, и те, что удалось сформулировать, отличались от уже известных, разве что, убогостью стиля. Хотя, памятуя прозвище, «Серый кардинал», критиковать их никто не решался.
В 1940 году полным ходом шла работа над очередным изданием Большой Советской Энциклопедии. Владимира Петровича попросили изложить собственное мнение о вспашке почв. Говоря проще, пересмотреть взгляды почившего патрона в свете новых данных. Большой соблазн. Статья в БСЭ стоила десятков, а то и сотни публикаций в других менее престижных изданиях. Это официальная точка зрения науки, отправной пункт всех поисков. Любой следователь НКВД может по ней скорректировать свои взгляды и вынести обвинение. Все коротко и ясно, как в протоколе допроса.
