Игорь Фроянов - Россия. Погружение в бездну
Говоря о том, что по тбилисскому вопросу Политбюро не собиралось, Горбачев хочет, по — видимому, сказать об отсутствии решения Политбюро по Тбилиси, а значит, и о своей непричастности к этому решению, приведшему к пролитию крови. Но то, что известно о практике принятия самых ответственных решений партийным руководством, свидетельствует о необязательности отдельных или специальных заседаний Политбюро. Достаточно было генсеку даже на ходу обменяться мнениями с членами Политбюро (в нашем случае в зале приемов в аэропорту) или посоветоваться с двумя — тремя особо доверенными лицами (ввод советских войск в Афганистан), а то и наскоро посовещаться в перерыве между заседаниями партийных форумов (школьная реформа при Андропове), чтобы принять решение, причем серьезнейшее. Вот почему ссылку Горбачева на то, что «Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось», нельзя считать достаточной.
(Впрочем, ссылка на зарубежную поездку становится бессмысленной, если учесть свидетельство В. И. Болдина:
«Пока в Лондоне менялись декорации, в Тбилиси назревали серьезные события. Об этом, насколько я знаю, генсеку докладывал Ю. С. Плеханов, поддерживавший постоянную связь с Москвой. Говорил М. С. Горбачеву о тревожной обстановке в Грузии и я, со слов Ф. Д. Бобкова, первого заместителя председателя КГБ, который разыскал меня и по спецсвязи сообщил, что в Тбилиси обстановка выходит из — под контроля. Полагаю, после такой информации М. С. Горбачев звонил в Москву, во всяком случае в день возвращения в Союз он получил исчерпывающую информацию и в аэропорту»
Болдин В.И. Крушение пьедестала… С. 347)Рассуждая о причастности Горбачева к тбилисским событиям, можно, хотя и с натяжкой, полагать, что направление воинских частей в Тбилиси произошло помимо него, поскольку он был в зарубежной поездке (Собчак А.А. Тбилисский излом… С. 42). Но использование армии для «очистки» площади у Дома правительства не могло состояться без его ведома уже потому, что он был в это время в Москве. В данной связи особую ценность представляет свидетельство В. М. Чебрикова о том, что говорил Горбачев при встрече на аэродроме. Вот отрывок из стенограммы:
«ЧЕБРИКОВ. На аэродроме состоялся разговор, какие меры принимаются. Горбачев дал такой совет: пусть товарищ Шеварднадзе и товарищ Разумовский вылетают в Тбилиси. Но сделайте так: взвесьте, подумайте, когда лететь. Я согласен сейчас же отпустить. Но это дело такое…»
Горбачев, как видим, хотя и «согласен сейчас же отпустить» в Тбилиси «товарища Шеварднадзе» и «товарища Разумовского», но призывает на этот счет хорошенько подумать, когда туда лететь, ибо «это дело такое…». Чувствуется, Горбачёву не хотелось, чтобы его ближайший соратник по «перестройке» прилетел в Тбилиси раньше, чем надо, оказался в пекле событий и взял ответственность за них на себя. Поэтому он как бы намекнул: спешить не надо, а нужно «взвесить» и «подумать».
Э. Шеварднадзе «подумал», «взвесил» и появился в грузинской столице 9 апреля во второй половине дня, когда кровавая драма уже свершилась (Шеварднадзе Э. Мой выбор… С. 321). А ведь он мог вылететь немедленно, поскольку самолет для вылета был уже готов, но не вылетел под предлогом успокоительной информации, полученной от грузинского руководства. А генсек (и это очень важно для понимания происходившего) не торопил (В. И. Болдин уверен в том, что
«руководитель МИДа не вылетел, несомненно, обговорив этот вопрос с М.С. Горбачёвым»
там же)Отсюда наше предположение: Горбачев знал, какой финал приближается в Тбилиси. Нечто вроде намека, подтверждающего правомерность нашей догадки, находим в горбачёвских мемуарах, где автор, как нам кажется, невольно проговаривается, чуть — чуть приподнимая завесу над тайной:
«Когда я прилетел из Лондона, мне прямо в аэропорту сказали, что в Грузию введены войска для охраны «объектов». Разбираться на ходу в деталях было трудно, но, почувствовав, что «что — то назревает», я поручил Шеварднадзе и Разумовскому выехать в Тбилиси и прояснить ситуацию»
Горбачёв М. С. Жизнь и реформы… С. 514Вот это эзоповское «что — то назревает» и выдает Горбачёва. Конечно, наивно ждать от него откровенных признаний, ибо ему, чтобы уйти от ответственности, необходимо было сохранять вид незнающего.
В своих мемуарах он это и делает:
«Сколько мне пришлось выдержать «испытующих взглядов», слышать прямых упреков, что — де генсек знал обо всем, что предпринималось грузинским руководством. В марте 1994 года Г. Попов в одной из публикаций заявил: никогда не поверю, что Горбачев не знал. Попов может не верить — это меня не волнует. А вот многочисленным моим друзьям — грузинам могу сказать с чистой совестью: решение принято без согласования со мной. Возмутителен факт, что войска были брошены против граждан, а Верховный Главнокомандующий был в неведении относительно ЧП»
Горбачёв М. С. Жизнь и реформы… С. 515–516.В устах Горбачева слова о «чистой совести» звучат бессовестно. Неверие Попова нам представляется более правдоподобным, чем «неведение» Горбачева, которому, как ни крути, не «отвертеться» от простого факта: «войска были брошены против граждан» на вторые сутки после его возвращения в Москву. (Сомнения насчет неосведомленности М. С. Горбачева высказывает и бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии Д. И. Патиашвили. Он говорит:
«Есть у меня вопрос и лично к Михаилу Сергеевичу Горбачёву. Он неоднократно подчеркивал, что был не полностью информирован о том, что произошло в Тбилиси. Но почему же тогда за все эти годы он не принял бывшего первого секретаря бывшей теперь компартии Грузии, не попытался со мной связаться, предпочитая общаться только через Болдина? Или его вполне удовлетворили объяснения ближайшего окружения?».
(Патиашвили Д. Тбилиси. 9 апреля 1989 года//Известия. 1991, 16 сентября)А вот свидетельство В. И. Болдина, человека из ближайшего горбачевского окружения, называемого Д. И. Патиашвили:
«Уже после событий в столице Грузии я узнал некоторые их подробности от бывшего первого секретаря Компартии Грузии Д. И. Патиашвили. Он прилетел в Москву и искал встречи с М. С. Горбачевым, с которым был в хороших отношениях. Два дня он упорно сидел в приемной генсека, ожидая беседы, но Горбачев избегал с ним встречи. Патиашвили было сказано ожидать в гостинице вызова. Но как я понял М. С. Горбачева, он не хотел этой неприятной встречи, всячески ее оттягивал. А потом и вовсе попросил меня встретиться с Д. И. Патиашвили и узнать, что он хочет… Многие нежелательные встречи, неприятные сообщения генсек перекладывал на кого — нибудь другого. Так случилось и в тбилисском деле. Расхлебывали его Е. К. Лигачёв, Г. П. Разумовский, военные. А беседу с Д. И. Патиашвили генсек возложил на меня, хотя это было более чем нелогично. Удивлен был и Патиашвили. Факт отказа от встречи свидетельствовал, что Горбачев все знал, но не хотел иметь свидетеля этой информации»
(Болдин В. И. Крушение пьедестала… С. 347–348))Вероятно, Горбачёва ждали, чтобы окончательно определиться. Посовещавшись в аэропорту со встречавшими, он спокойно поехал на дачу отдыхать, а другой участник встречи Е. Лигачёв «скоропалительно», по выражению А. А. Собчака, ушел в отпуск (Собчак А. А. Тбилисский излом… С. 42). Так бывает, когда трудное решение принято, груз с души снят и, следовательно, можно расслабиться. А дело взяли в руки лица, находившиеся «за кадром» и направлявшие события так, как того требовал сценарий ликвидации великой Державы.
По — видимому, генерал И. Н. Родионов и партийное руководство Грузии поддались тем, кто толкал их на кровавое дело. Если это было бы по — другому, т. е. ответственность за произошедшее 9 апреля у Дома правительства целиком лежала на Родионове и грузинских руководителях, то им пришлось бы серьезно отвечать за содеянное, тем более что шум вокруг тбилисских событий был поднят колоссальный. Но они, как говорится, «вышли сухими из воды». Военные же получили повышения по службе. Генерала Родионова вскоре назначили на важную и престижную должность начальника Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. Совершенно очевидно, что это назначение не могло произойти без согласия Горбачева — Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза. Кажется, Верховный был доволен Родионовым (А. И. Лебедь видит в назначении Родионова на должность начальника Академии Генерального штаба косвенное признание беспочвенности обвинений в его адрес:
«Позднее М. С. Горбачев и иже с ним косвенно признали нелепость навешанных на генерала обвинений, назначив его начальником Академии Генерального штаба, но значительно позднее и именно косвенно»
