Б Кузнецов - Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие)
196
войти в группу независимых представителей интеллигенции. Эйнштейн добавил, что таким представителем не может быть министр тоталитарного государства. Но некоторые члены Комиссии начали выражать опасение, что Италия выйдет из Лиги Наций, и Эйнштейн увидел, как пассивное неприятие войны сочетается на практике с примирением по отношению к силам войны и реакции.
Антонина Валлентен, встречавшаяся с Эйнштейном и его семьей в двадцатые годы, рассказывает в своей книге "Драма Эйнштейна" о его настроениях в Женеве во время сессии Комиссии интеллектуального сотрудничества.
Дружеские связи, научные интересы и музыка были для Эйнштейна большой поддержкой.
"Однажды вечером после особенно тяжелого для Эйнштейна заседания Комиссии он вместе с Марией Кюри сидел на скамье на берегу Женевского озера. Оба они в тяжелом молчании следили задумчивым взглядом за колебаниями светлой полосы на воде от фонаря, зажегшегося, когда сгустились сумерки. Внезапно разговор возобновился, но в глазах собеседников уже не было тоски. "Почему отражение в воде разбивается в этом месте, а не в другом?" - спросил Эйнштейн. Несколько суховатый голос Марии Кюри окрасился тоном, который соответствовал созерцательному тону Эйнштейна. Разговор перешел на законы физики, речь шла теперь о формулах оптики..." [13].
13 Vallentin A. Le drame d'Albert Einstein. Paris, 1957, p. 104.
Антонина Валлентен рассказывает далее, как Эйнштейн в тяжелые для него дни разочарований в деятельности Комиссии интеллектуального сотрудничества убегал от ранящих впечатлений бытия в мир музыкальных образов.
Однажды Комиссия в полном составе беседовала в ресторане на берегу озера, стараясь не касаться разногласий. Чувствовалось, что эти разногласия иной природы, чем столкновения научных концепций.
Сквозь шум голосов и звон тарелок пробивались звуки ресторанной музыки. В сознании Эйнштейна они постепенно заслоняли и все, что происходило вокруг, и впечатления дня. Эйнштейн подошел к скрипачу, взял у него скрипку и заиграл.
197
"Его лицо преобразилось, на нем появилась улыбка, черты смягчились, казалось, он мечтал и не замечал окружающего. Во всяком случае Эйнштейн не думал, какое зрелище представляет он на эстраде перед прикованными к нему глазами присутствующих. Эйнштейн был один. Он смывал с себя горечь общения".
Потом, когда стало совсем поздно и Эйнштейну напомнили об этом, он вернул скрипку со слабой извиняющейся улыбкой и ушел.
В двадцатые годы берлинская квартира Эйнштейна напоминала Ясную Поляну: сюда являлись люди со всех концов света, люди самых разнообразных профессий, интересов и взглядов, побуждаемые самыми различными мотивами, ищущие ответа на физические, математические, философские, моральные, религиозные, политические и даже чисто личные вопросы. К ним присоединились легионы любопытных: Эйнштейн вошел в число достопримечательностей Берлина, а его адрес - Габерландштрассе, 5 - в туристские маршруты. Некоторые посещения стали началом мимолетной, а иногда долгой дружбы и в конце концов ценных воспоминаний об Эйнштейне. Иногда воспоминания включают сведения о взглядах Эйнштейна по коренным вопросам. Органический демократизм Эйнштейна приводил к тому, что пришедший с какой-то просьбой студент выслушивал из уст автора новую, еще нигде не опубликованную концепцию. Концепции эти большей частью отражены в литературном наследии и письмах Эйнштейна. Основная ценность воспоминаний - в тех деталях быта, привычек, даже наружности, которые сейчас так дороги и, несомненно, останутся дорогими множеству людей. Приведем некоторые воспоминания. Теперь, когда нам известны основные особенности мировоззрения, интеллекта и склонностей Эйнштейна, детали укладываются в единый образ. Это, разумеется, не значит, что указанные детали могут быть выведены из внутреннего облика, подобно тому как Эйнштейн стремился и в идеале считал возможным вывести все детали картины мира из ее исходных принципов. Но Эйнштейн принадлежал к числу людей, у которых все личное и повседневное не только уходило на второй план, но и приобретало форму, подчиненную основному внеличному содержанию жизни; он сам приближался в этом отношении к своему идеалу научного познания, который так отчетливо высказан в автобиографическом очерке.
198
Нельзя переоценить роль Эльзы Эйнштейн в создании того уклада, который в наибольшей степени соответствовал склонностям Эйнштейна. Эльза не отгораживала его от людей и не слишком заботилась о комфорте. Ее собственная интеллигентность, общительность, скромные вкусы и глубокое уважение к чужим мнениям создали в доме атмосферу, соответствовавшую противоречивым, но внутренне гармоничным склонностям Эйнштейна - интересу к людям и стремлению к уединенной работе.
Несколько слов о доме Эйнштейна. Владелец его, уроженец России, давно уже был горячим поклонником ученого. Иметь Эйнштейна в качестве обитателя своего дома было для него венцом самых гордых замыслов. Эйнштейн снял квартиру из девяти комнат. В них, кроме Эйнштейна и Эльзы, жили две ее дочери - Ильза и Марго, а затем в течение некоторого времени - мать Эйнштейна. После смерти отца Эйнштейна она жила у своих родственников, а затем, больная, переехала в Берлин. Умерла она в 1920 г.
Дом был расположен в сравнительно новом районе западной части Берлина. Этот район назывался Баварским кварталом по наименованию улиц, носивших баварские названия. Широкие, прямые улицы, тенистые деревья и новые дома привлекали в этот квартал зажиточные семьи. Дом, в котором жил Эйнштейн, был похож на тысячи других берлинских домов. Перед домом был маленький сад со статуей святого Георгия, попирающего дракона [14].
14 См.: Garbedian H. Albert Einstein. New York, 1939, p. 110-112.
В квартире Эйнштейна все было просто. Светлые обои в цветах, семейные портреты и репродукция картины, изображающей Фридриха Великого с двумя собаками, пианино в углу - все как и в тысяче других домов. Только библиотека указывала на профессию хозяина. Посетитель, ожидавший увидеть в обстановке дома отражение личности Эйнштейна, был бы разочарован, если бы затем ему не удалось попасть наверх. В угловой башенке находились две небольшие комнаты, отделенные лестницей от остальной квартиры. Это были кабинет Эйнштейна и вторая комната, где стоял круглый стол, покрытый красной с белым тканью. На столе кипы бумаги, брошюр
199
и много табачного пепла. Два стула с соломенными сидениями, кушетка и у противоположной стены полки с книгами, журналами и двумя толстыми библиями. На полке стояла также статуэтка, сделанная Марго и изображавшая старого еврея с невероятной шевелюрой. Происхождение этой статуэтки таково. У Эйнштейна начали выпадать волосы, и Эльза посоветовала для их укрепления есть побольше лука. Эйнштейн последовал ее совету. Марго изготовила статуэтку, сделала надпись "Рабби Цвибель" (Zwiebel - лук) и сказала Эйнштейну: "Такую копну волос и бороду до пояса приобретает человек, поедающий лук". Эйнштейн очень любил статуэтку.
Эта статуэтка - символ простой, дружеской и проникнутой юмором атмосферы в семье - находилась среди вещей, оставшихся от прежних владельцев. Эйнштейну они не мешали, чужие вкусы никогда не вызывали у него раздражения. На столе стоял маленький телескоп. Когда гости спрашивали о назначении телескопа, Эйнштейн отвечал: "Нет, это не для звезд. Телескоп принадлежал бакалейщику, ранее жившему здесь. Я его берегу как игрушку". Когда же Эйнштейна спрашивали, где его инструменты, он, улыбаясь, показывал на свой лоб. Однажды в ответ на вопрос о его лаборатории Эйнштейн предъявил свою авторучку.
Вставал Эйнштейн около восьми часов утра. В домашних туфлях и халате, пока наполнялась ванна, он садился за пианино. Когда жена говорила: "Готово, Альбертль", он проходил в ванную, а Эльза спешила закрыть за ним дверь, так как он часто забывал сделать это сам. После завтрака он набивал трубку и уходил в кабинет.
Эйнштейну часто задавали вопрос, сколько часов он работает, и он всегда затруднялся ответить, потому что для него работать значило думать. Иногда же он сам спрашивал кого-нибудь из друзей: "Сколько часов в день вы работаете?" - и когда получал ответ - восемь или десять, пожимал плечами и говорил: "Я не могу так долго работать. Я не могу работать больше четырех пяти часов в день, я не трудолюбивый человек".
Когда Эйнштейн уходил в кабинет, Эльза садилась разбирать корреспонденцию. Письма приходили со всего света, на всех языках, сотни писем, которые швейцар приносил в больших корзинах. Писали ученые, государственные деятели, лидеры организаций и обществ, рабо
200
чие, безработные, студенты. Было много писем, содержавших просьбы о помощи или совете, предложения услуг. Молодая женщина предлагала свои услуги в качестве "космической созерцательницы". Изобретатели писали о новых машинах, родители - о детях, которым дали имя Альберт, сигарный фабрикант сообщал, что назвал новый сорт сигар "Относительность".
