Шарль де Голль - Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946
Французские войска в Индокитае насчитывали порядка пятидесяти тысяч человек, из которых 12 тыс. были выходцами из Европы. Численно — сила весьма незначительная. Но фактически она была даже слабее, чем указывали цифры. Это объяснялось, во-первых, тем, что туземные части, способные в зависимости от степени их лояльности нести службу на тех или иных участках фронта, были непригодны к активным боевым действиям. Во-вторых, французские части, не сменявшиеся в течение шести лет, потеряли немало людей в условиях неблагоприятного климата. К тому же они располагали — и это главное — изношенным, устаревшим оружием и другим военным снаряжением, а также практически не имели ни танков, ни самолетов, ни автомашин. Наконец, они были разбросаны на огромной территории и лишены возможности произвести перегруппировку, поскольку находились под постоянным наблюдением со стороны японцев, готовых в любой момент силой пресечь любые передвижения.
Мое указание Мордану сводилось к тому, чтобы, в случае японского нападения, он затянул, насколько это только возможно, сопротивление французских войск на индокитайской территории. Воинские части, дислоцированные в Аннаме, Камбодже и Кохинхине, были изолированы и не могли в полной мере нанести удар по врагу. Им, следовательно, надлежало оборонять свои укрепленные пункты, пока не иссякнут возможности, а затем постараться уйти мелкими группами в труднодоступные районы и начать партизанскую войну. Главным силам, расположенным в Тонкине, предписывалось, маневрируя, отходить к китайской границе по линии Ханой — Лай-Чау и, если удастся, продолжать бои. В зависимости от их активности они могут рассчитывать на поддержку или, по крайней мере, на снабжение со стороны американской авиации, базирующейся на китайской территории в расположении войск Чан Кайши. На основе этих указаний генерал Мордан разослал соответствующие инструкции своим подчиненным на случай боевой тревоги и начала военных действий. 21 февраля я вновь подтвердил телеграммой свои распоряжения, еще раз указав на принятие необходимых мер предосторожности.
Таковой была ситуация на 9 марта, когда в этот день, вечером, японцы потребовали от адмирала Деку в Сайгоне и генерала Эме в Ханое полностью им подчиниться и незамедлительно передать под их контроль французские войска, которых ожидало разоружение. Верховный комиссар и главнокомандующий ответили отказом и были тут же арестованы, после чего японцы повсеместно атаковали наши гарнизоны.
К несчастью, секретная миссия генерала Мордана была почти тут же раскрыта врагом и генерал был арестован, что обезглавило сопротивление и усложнило наши задачи. Однако практически повсюду наши офицеры и солдаты, отдавая отчет в безнадежности своего положения, мужественно исполняли свой долг, несмотря на то, что некоторые туземные подчиненные их покинули, а от других им пришлось освободиться самим. Яростно оборонялись хорошо укрепленные Ханой и Хайфон, гарнизон Гуэ, опорные пункты в Ланг-Соне, Ха-Гианге, Лоакае, Тат-Ке. Монкай, который японцы атаковали, не считаясь с потерями, держался две недели. Гарнизон Виня сражался до 24 марта. На рубеже реки Бассак бои велись до 1 апреля. Отдельные отряды, действовавшие в Северном Тонкине, сумели добраться до китайской границы. Небольшому числу мелких военно-морских и таможенных судов также удалось спастись. Но особо отличилось крупное соединение, заранее сформированное в районе Сон-Тая под командованием генерала Алессандри[82], ядро которого составляли солдаты Французского легиона: несколько тысяч плохо вооруженных людей, маневрируя и вступая в бои сначала между Красной и Черной реками, затем к западу от последней, противостояли японцам в течение пятидесяти семи дней, пока не соединились с союзными войсками в Китае.
В ходе этих операций отчетливо проявилось предвзятое отношение американцев к французскому участию в боевых действиях. Несмотря на неоднократные обращения правительства Франции к Вашингтону, США постоянно под разными предлогами отказывали в переброске в Юго-Восточную Азию войск, которые мы держали наготове в Африке и на Мадагаскаре. Начавшиеся в Индокитае бои никак не повлияли на позицию американцев. Однако присутствие в Бирме Французского экспедиционного корпуса наверняка способствовало бы активизации сил Сопротивления в Индокитае, а переброска по воздуху подкреплений имела бы большое значение для наших войск в Тонкине и Лаосе. Но даже американская авиация, базирующаяся в Китае, на расстоянии вытянутой руки от войсковой группы Алессандри, не оказала ему ни малейшего содействия. Генерал Сабатье[83], назначенный генеральным представителем после ареста японцами генерала Мордана, сумевший не только покинуть Ханой и добраться до Лай-Чау, но и войти в контакт с американским командованием, не получил от него никакой поддержки. Я давно разгадал игру, которую вели наши союзники, и нисколько не удивлялся, если их намерения вдруг становились явью. Это лишь укрепляло мою решимость вернуть Франции Индокитай, когда, после великой победы над общим врагом, наши руки по отношению к союзникам окажутся развязанными.
Во всяком случае, на тот момент было неоспоримым, что свою лепту Франция внесла в эту победу боями в Индокитае. Ее войска уничтожили двести японских офицеров и 4 тыс. солдат. В мае месяце около шести тысяч французских солдат, в большинстве своем европейцев, сконцентрировалось в китайской провинции Юньнань. Сражения, пришедшие вдруг на смену долгому периоду сомнений, душевной боли, унижений, велись в психологически трудных условиях: на людей угнетающе действовали неприятные открытия, изоляция, нехватка вооружения, впечатление, что до Бога слишком высоко, а до Франции слишком далеко. Но одержанные победы и принесенные жертвы обретали лишь большую ценность. Моральный капитал нации складывался, в том числе, и из страданий ее солдат.
Какое бы внимание я ни уделял событиям на Атлантическом побережье, в Альпах или в Индокитае, наибольшую головную боль мне доставляли события в Германии. Именно здесь решались судьбы Европы. Именно на германской земле военные операции различных союзных армий, их цели, выбор направлений основных ударов, установление границ секторов оккупации приводили постепенно к тому, что называется свершившимся фактом, а именно это после перемирия будет иметь решающее значение. В мою задачу входило сделать так, чтобы доля, внесенная французской армией в победу, относительный вес ее успехов, размеры завоеванной ею территории были как можно более значительными. Это даст Франции право полновесного участия в дискуссиях и решениях, которые последуют за прекращением военных действий. Чтобы это было ясно всем, я публично объявил о своих намерениях 2 апреля в Париже на площади Согласия во время церемонии вручения знамен и штандартов командирам новых или возрожденных полков.
Однако в умах союзного командования, главную скрипку в котором играл Вашингтон, зрели иные планы. Согласно этим планам основную роль на заключительном этапе войны должны были взять на себя американцы. Приказами Ставки задача по овладению Руром — самым важным во всех отношениях районом Германии — возлагалась исключительно на американцев. Затем, тем же американцам предписывается двинуть одну часть своих войск к Эльбе, другую — в направлении Дуная, с тем чтобы захватить основную часть немецкой территории и соединиться с советскими войсками у Берлина, Праги и Вены.
Англичанам отводились районы, прилегающие к Северному морю. Что касается французов, то сначала, как помнится, их хотели оставить на левом берегу Рейна, но поскольку они все-таки перебрались через него, им было рекомендовано далеко от него не удаляться. Само собой разумеется, что в момент, когда перед французскими войсками открывались широкие перспективы, мы не могли пойти на подобное сокращение нашего военного участия.
В то время как группа армий генерала Брэдли окружала в бассейне Рура немецкие войска генерала Моделя[84] и, вынудив его капитулировать, форсировала в самом сердце Рейха реку Везер, группа армий генерала Деверса вместо того, чтобы также двигаться на восток, все более отклонялась к югу. Если бы французы остались безучастными зрителями этого маневра, армия Пэтча сжала бы армию Делаттра и заблокировала ее у Рейна, соизволив, возможно, уступить нам несколько жалких кусков в немецкой провинции Баден. В данном случае военные операции имели непосредственное отношение к политике. Именно поэтому, еще до нашего перехода через Рейн, я указывал Делаттру на то значение, какое будут иметь действия его армии для национальных интересов Франции. Мы договорились с ним, что при любых обстоятельствах 1-я армия должна овладеть Штутгартом. Столица Вюртемберга действительно могла бы открыть нам путь к Дунаю, в Баварию и Австрию. Овладев ею, мы получили бы очень сильный козырь для реализации наших намерений относительно французской оккупационной зоны.
