Юлий Анненков - Флаг миноносца
- Боимся, - честно ответила женщина постарше, но тут же стала надевать платок. Она вернулась минут через десять: - Нашла! Вашу девушку увела Сидоркина, что работает завмагом "Культтовары".
Земсков и Дорохов пошли к Сидоркиной, но Людмилы там не оказалось. Заведующая магазином подтвердила, что действительно она увела к себе высокую девушку с якорьком на рукаве гимнастерки.
- А где она сейчас? - спросил Земсков.
- У Прохоровых в сарае, на чердаке.
Дорохов попрощался с Земсковым:
- Теперь ты - на пути, а мне не стоит особенно много шататься по городу. Как думаешь выбираться?
- Выберусь, товарищ Дорохов. Пойду вверх по реке. Там меня ждет наш матрос.
Дорохов неожиданно обнял Земскова и хлопнул его ладонью по спине:
- Счастливо, парень! Главное, возвращайтесь поскорее - вы все. Насовсем!
Земсков проводил глазами смелого человека, которого все здесь знали. Кто он такой? Может быть, через некоторое время мы услышим о партизанском отряде в районе Майкопа, а может, погибнет сегодня же ночью, как тысячи безвестных героев.
Сарайчик Прохоровых находился за огородом, среди зарослей бузины и лопуха. В дом заходить не стали. Земсков сорвал с дверей сарая повешенный для пущей верности хозяевами жестяной замочек. В темноте он нащупал лестницу. Сидоркина караулила у ворот.
Когда под ногами Земскова заскрипели хлипкие ступеньки, сверху раздался срывающийся голос:
- Стой! Ребята, гранаты к бою!
- Людмила, это я - Земсков!
Он схватился руками за раму чердачного люка, подтянулся и влез наверх. Людмила бросилась к нему:
- Земсков, Андрей! - Она обхватила его за шею и громко заплакала, всхлипывая и вытирая слезы о дороховскую полосатую рубашку.
- Кто здесь с вами?
- Никого. Это я так, чтоб испугались. Я - одна.
- А где Горич? Где все?
Оказалось, что санитарная машина задержалась, так как Горича позвали оказать помощь командиру танкистов. Вместе с Юрой ушел санитар. Людмила и шофер ждали долго, потом поехали к мосту, но дорога была забита машинами, и шофер решил объехать пробку переулками. Внезапно началась стрельба. Несколько пуль попало в машину. Когда взорвали мост, шофер бросился бежать, а Людмила осталась. У нее не было никакого оружия, кроме ампутационного ножа. Этот длинный хромированный нож и сейчас торчал за голенищем брезентового сапожка.
Первое время Людмила не очень боялась, но когда по соседней улице прошли немецкие танки, она растерялась, схватила что попало из медикаментов и побежала в переулок. На ее глазах фашисты закололи широкими штыками шофера санитарной машины, который пытался спрятаться в газетном киоске. Людмила не могла двинуться с места. Окаменев, она стояла под аркой ворот. Какая-то женщина отвела девушку к себе домой, а когда стемнело, ее спрятали на этом чердаке.
Свою гимнастерку Людмила зарыла в сене. Она не сообразила, что бриджи и сапоги тоже доказывают ее принадлежность к армии.
- Все ясно, - сказал Земсков, выслушав короткий рассказ.
Густой запах свежего сена наполнял узкое пространство между потолком и толевой крышей. Еле слышно доносились далекие выстрелы. Сидоркина вошла в сарай и зашептала, задрав голову кверху:
- Сидите там. На улице полно немцев. Утром вам принесут поесть.
- Спасибо, товарищ, - ответил Земсков, - большое вам спасибо! Утром нас уже не будет.
Женщина ушла, а они уселись на сене у слухового окна, из которого видны были темные сады и огни пожаров. Людмила все еще дрожала. Земсков обнял ее одной рукой за плечи:
- Ну, чего дрожишь, глупая? Я всегда думал - ты храбрая. А на самом деле - трусишка.
- Я - не трусишка. С тобой я ничего не боюсь. Людей жалко...
Больше никто из них не говорил ни слова. Так сидели они у слухового окна, следя за бликами пожаров на черных кронах деревьев, прислушиваясь к неясным шумам этой душной, тревожной ночи.
Людмила уснула. Она дышала ровно и глубоко. Земсков ощущал каждый ее вздох под тонкой тканью полосатой тельняшки. Закинутая голова девушки лежала на его плече.
Постепенно затих шум моторов. Выстрелы глухо доносились издалека. Вероятно, немецкое наступление передвинулось за реку Белую. Пришло время отправляться в путь.
Земскову жалко было будить Людмилу. Лицо спящей девушки показалось ему не просто красивым - это он замечал и раньше, - а каким-то очень родным, словно он знал ее много лет. Он осторожно провел рукой по густым, жестким от пыли волосам. Людмила открыла глаза.
- Надо идти? - она быстро встала, вытащила из-под вороха сена свою измятую гимнастерку.
Земсков высунулся через окошечко. Все спокойно. Ветер несет облака. Луна то зарывается в них, то снова обнажается изогнутым серебристым мечом. Ни одно окошко не светится. Ни звука шагов, ни человеческого голоса.
- Пошли, Людмила.
Она не двигалась с места.
- Боишься?
- Скажи, Андрей, мы можем не дойти? Правда?
- Все может быть.
- У меня к тебе просьба...
- Какая? - он положил по гранате в карманы гражданских брюк, вынул пистолет, проверил его. - Какая просьба?
- Поцелуй меня.
В полутьме ее лицо казалось неясным светлым пятном. Только глаза, еще большие, чем обычно, отражали отблеск далекого огня, и чуть заметно белели зубы между полуоткрытых губ.
Земсков обнял Людмилу. Она почувствовала между лопатками холодок пистолета, который он держал в руке, прижалась всем телом к Земскову и сама поцеловала его:
- Теперь пойдем!
4. КУРДЖИПС
Они благополучно дошли до реки, не встретив ни одного человека. От воды веяло сырой прохладой. Как ни в чем не бывало квакали лягушки. На том берегу из-за леса взлетали ракеты. Земсков шел неслышным скользящим шагом. Людмила легко поспевала за ним. Узенькая дорожка свернула в камыши. Земсков, не раздумывая, вошел в плотный строй шумящих стеблей. Другого пути вдоль берега не было, и он уверенно продвигался по еле заметной тропке.
Под ногами захлюпала вода. Внезапно Земсков остановился, схватив Людмилу за руку. В тихом хоре камышей ему послышался какой-то посторонний звук, но даже сейчас прикосновение к ее горячей руке было чем-то очень значительным и хорошим. Несколько секунд они простояли, держась за руки. Бархатные щеточки колыхались над их головами. Наконец Земсков отпустил руку Людмилы и, сделав ей знак стоять на месте, двинулся вперед. Справа заблестела маслянистая черная вода. Камыши отступили, открывая крохотную бухточку. На противоположной ее стороне из камыша высунулась голова в бескозырке.
- Валерка!
- Есть, товарищ старший лейтенант!
Косотруб повел Земскова и Людмилу вдоль берега. Он успел уже здесь осмотреться и даже обнаружил рыбачий челнок, который предусмотрительно отвел подальше. Челнок рассчитан был на одного человека, от силы - на двоих.
- Ничего, поместимся! - успокаивал Косотруб. - Везет мне - второй линкор заимел. Этот еще лучше того донского ящика!
Весла не было, но Косотруб раздобыл где-то доску. Когда челнок глубоко осел под тяжестью троих человек, Валерка сам себе скомандовал:
- На воду!
Переезд на другой берег занял не более десяти минут. Челнок ткнулся плоским днищем в песок. Недалеко от берега, подымающегося круто в гору, темнел лес. Земсков повел своих спутников напрямик между деревьями, по компасу. По его расчету к утру они должны были выйти на магистральное шоссе в районе станицы Апшеронской.. Редкая стрельба доносилась с северо-востока. Это давало Земскову надежду достичь Апшеронской раньше немцев. Ночью они обычно не наступали.
Идти становилось все труднее. Земсков скинул с себя гражданскую одежду, мысленно еще раз поблагодарив Дорохова. Стало немного легче. "Как же трудно, должно быть, Людмиле!" - думал он. Девушка не жаловалась. Она молча шла между Земсковым и Косотрубом. Дорогу преградил не широкий, но быстрый поток, шумящий по камням. Валерка попробовал палкой глубину.
- Можно перейти. Здесь не больше метра.
Он первым перебрался на другой берег. Земсков без труда поднял Людмилу на руки. Совсем близко от ее уха его губы произнесли непонятное слово: "Курджипс". Она осторожно, но решительно высвободилась из его рук:
- Я - тяжелая, не надо. Ты мне только дай руку.
Мокрые по пояс, они вышли на другой берег. Здесь начинались поля. Вдали виднелись какие-то строения.
"Если это поселок Садовый, значит мы забрались слишком далеко на север", - соображал Земсков. Ориентироваться ночью по местным предметам было трудно. Решили обойти поселок с юга. Когда он остался позади, пошли по проселочной дороге. Людмила еле передвигала ноги. Она брела, спотыкаясь, как во сне. Земсков объявил привал. Валерка достал из кармана банку консервов и кусок хлеба. Разделив еду на три части, он быстро съел свою долю, растянулся под деревом и тут же уснул. Земскова тоже неудержимо клонило ко сну. Ему не мешала даже мокрая одежда. Глаза слипались, голова тянулась к земле. Уже в полудремоте он услышал вопрос Людмилы:
