Николай Николаев - 100 великих загадок истории Франции
В этой гавани в январе 1816 г. высадился некто, назвавшийся Питером Стюартом Неем. У него был резкий гортанный выговор, что наводило окружающих на мысль о его ирландском происхождении. Больше о нем ничего определенного сказать было нельзя.
Маршал Ней. Мог ли он оказаться в Америке
В те времена со всех концов света в Штаты стекались политические беженцы в поисках приюта и переселенцы в поисках работы. Страна радушно принимала искателей приключений и неудачников, нимало не интересуясь ни их прошлым, ни тем, какими средствами они располагали.
Питер Стюарт Ней принадлежал к той породе людей, которые умеют заставить признать себя, внушить к себе уважение любому. Он был довольно высокого роста, рыжеволос, с загорелым лицом. На вид сугубо штатский человек, затянутый в длинный синий редингот, он отличался, однако, военной выправкой. Его крупная голова и открытый лоб, покрытый шрамами, выражали силу и энергию. Его можно было бы принять за одного из тех отставных офицеров, незабываемый облик которых обрисовал Бальзак в своих романах «Темное дело» и «Полковник Шабер».
Обычно мрачный, скрытный и буйный, когда выпьет лишнее, Питер Стюарт Ней своим поведением возбуждал любопытство окружающих. Его считали фантазером. На самом же деле он был расчетливым человеком. Спустя несколько лет он оказывается в Северной Каролине, в Браунсвилле, где служит школьным учителем.
Он слыл превосходным наездником. Несмотря на это, после обильного возлияния ему случалось иногда и падать с коня. Если он и любил лошадей, то не менее пылко относился и к бутылке. Свалившись однажды с лошади и растянувшись на улице Браунсвилла, он высокомерно отказался от любезного предложения негра помочь ему сесть в седло. Чтобы его, как мешок, да подсаживал какой-то цветной! Он видел в этом покушение на свое достоинство.
«Еще чего, так обращаться с герцогом Эльхингенским!» – пробурчал он.
Кажется, именно в тот раз и зародилось в безумной голове Питера Стюарта Нея честолюбивое желание выдать себя не за кого-нибудь, а за самого маршала Нея. К этому побуждало и сходство фамилий. Остальное было делом искусной инсценировки. Таким заявлением он мог снискать себе уважение со стороны учеников и их родителей и привлечь к себе внимание окружающих. Кроме того, это давало возможность выгодно преподнести досадные последствия своей невоздержанности, которая в таком случае становилась прямо-таки простительной и даже вызывающей почтение, раз уж эта привычка была приобретена в суровые дни военной службы в дыму сражений.
В 1921 г. Питер Стюарт Ней угощает свою постоянную публику, доверчивых и наивных учеников, драматическим спектаклем, в котором с блеском исполняет главную и единственную роль.
Прочитав в газете, которую ему только что принесли в класс, известие о смерти Наполеона на острове Святой Елены, школьный учитель внезапно смертельно побледнел и как подкошенный упал на пол.
Именно так написал позже Джон А. Роджер, один из его учеников, свидетель данного эпизода.
На следующий день, все еще охваченный отчаянием (вот только был ли это действительно приступ отчаяния и депрессии?), он пытается ножом перерезать себе горло. Рана была поверхностной, но она оставила глубокий след в памяти свидетелей, которые слышали, как он восклицал: «Со смертью Наполеона исчезла моя последняя надежда!»
Начиная с этого момента Питер из обыкновенного мошенника превращается в актера. Все глубже и полнее вживается он в роль знаменитой личности, с которой его отождествляет воспаленное воображение. Вначале робко, ограничиваясь всего лишь туманными намеками, а затем, по мере того как его побасенка брала слушателей «за живое», все увереннее он объясняет, что избежал пуль взвода, выделенного для его расстрела, чудесным образом – благодаря сообщникам, имена которых он пока вынужден скрывать. Ему удалось бежать в Бордо, откуда он и отправился в Америку.
Год от года псевдомаршал шлифовал свою легенду.
Теперь он поставил на видном месте на своем рабочем столе портрет императора. Его занятием, помимо уроков математики, – что было его «службой» и давало хлеб насущный, – стало ревностное поклонение великому человеку, под началом которого он, рискуя жизнью, прошел всю Европу.
Не был ли Питер Стюарт Ней случайно гением? Нет, просто у него была довольно хорошая память, и он умел извлечь выгоду из деталей, заимствованных из пары-тройки стандартных мемуаров, образчики которых имели широкое хождение в Париже в эпоху Реставрации.
Доказательством того, что он их читал, является то, что он был в состоянии критиковать «Мемуары» Вальтера Скотта, которые только что были опубликованы и в которых искажался облик императора. Разумеется, после этого ему не было равных в описании эпизодов битвы при Ватерлоо. Он должен был их вспоминать или делать вид, что вспоминает, причем запечатленными куда больше глазами самого Нея, чем глазами Веллингтона!
Питеру Стюарту Нею, как и любому творцу мифа, было необходимо верить в реальность своих вымыслов. Умело дозируя и искусно смешивая вычитанное в книгах, заимствованное из рассказов мемуаристов и летописцев, с выдуманными деталями, он живо и ярко рассказывает о событиях прошедших лет.
Заметим, что он часто меняет место жительства и место работы. В период с 1821 по 1830 г., то есть в течение 9 лет, он переезжает из Браунсвилла в Москвилл, из Южной Каролины в Северную, преподает в разных школах Роун-Кантри, два года живет в Вирджинии, затем вновь переезжает в Северную Каролину. В 1830 г. замышляет «возвратиться» (!) во Францию, затем отказывается от этой идеи. Не скажешь, что это уравновешенный человек!
Возможно, он ощущает потребность обновлять свою аудиторию, испытывать на разной публике воздействие своих россказней и способствовать их распространению. Возможно, он страдал психозом перемены мест, который часто бывает свойственен создателям мифов, выдумщикам и хвастунам (вспомним Дон Кихота). Этот феномен был блестяще проанализирован профессорами Дюпрэ и Логром. И мне кажется, что Питера Стюарта Нея следует отнести к категории тех чудаков, которым посвящены исследования этих двух психиатров.
Обладая весьма слабыми знаниями латыни, древнегреческого и иврита, он со временем выучил французский язык в такой степени, что мог свободно изъясняться и читать на нем. А то, как ни велико было легковерие его окружения, людей в начале его мифологической деятельности все же приводило в недоумение то обстоятельство, что маршал Наполеона совершенно не владеет родным языком!..
Будучи человеком рассудительным и изворотливым, этот малый добавил к своим занятиям «высококвалифицированного преподавателя математики» то, что можно было бы назвать хобби: он изобрел систему стенографирования, которая позже приведет в отчаяние экспертов, корпящих над разгадыванием его «иероглифов».
Однажды ему показывают гравюру, на которой изображен расстрел маршала. Он заявляет, что все изображено неверно, и с карандашом в руке начинает вносить поверх изображения свои исправления, чтобы это больше «соответствовало действительности».
Один скептик, желая привести его в замешательство, сообщает, что в Париже, на кладбище Пер-Лашез, видел могилу великого наполеоновского солдата. Нисколько не смущенный, тот возражает ему с удивительной невозмутимостью: «Вы могли ее видеть, но Нея в ней нет, она пуста».
Все свидетели отмечали, что к старости Питер Стюарт Ней все больше предавался пьянству.
Когда он был навеселе, то становился болтливым и откровенничал, изливая душу. Откровения, срывавшиеся с пьяных уст, попадали в чуткие уши, а затем передавались молвой, что и позволяет нам теперь приблизительно восстановить ход весьма рискованного предприятия – так называемого побега маршала.
Неосмотрительно добиваясь решения Верховного суда ультрароялистской Палаты пэров, вместо того, чтобы предстать перед трибуналом, который, вероятно, оправдал бы руководителя изменников, маршал, не дрогнув, получил сообщение о роковом приговоре.
Остается только восхищаться мужеством, которое он проявлял до последней минуты своей жизни, оставаясь храбрейшим из храбрых: он сам командовал солдатами, расстреливавшими его.
Истинное положение дел… (тут вместо точек следовало бы ввернуть ироническое замечание) заключалось в том, что операция по спасению приговоренного к смерти была задумана в величайшей тайне. Победитель битвы при Ватерлоо английский фельдмаршал Веллингтон, охваченный угрызениями совести при мысли о Нее, символе воинской храбрости, который должен погибнуть от пуль французов, организовал a mock execution, мнимое приведение приговора в исполнение.
Общество розенкрейцеров, наиболее могущественное в эту эпоху, в лице Мишеля Нея видело одного из своих самых активных сторонников. Доказательством этого является тот факт, что все его дипломы и знаки отличия масона вошли в архив масонской ложи, созданию которого он содействовал, вложив туда свои средства. Масоном, хотя и принадлежавшим другому обществу, был также герцог Веллингтон. Именно это побудило его проявить масонскую солидарность по отношению к брату, попавшему в беду.
