Олесь Бузина - Тайная история Украины-Руси
Еще через год армия Миниха захватила Очаков, потом Хотин, разбила турок в чистом поле под Ставучанами. Миних грезил походом на Константинополь. Но Россия, в отличие от него, уже устала и заключила мир. Единственным реальным результатом войны стало то, что татары отныне боялись ходить в набег на Украину — «прогулка» Миниха в Бахчисарай сломала их психику навсегда.
Вскоре скончалась императрица Анна, назначив преемником внука Ивана Антоновича, а регентом — ненавистного всем Бирона. Терпеть над собой альфонса, выслужившегося в царской спальне, герой степных походов не мог физически. Он не был похож на современных генералов.
В ночь на 8 ноября 1740 года Миних лично выудил Бирона из постели. Чудовище, терроризировавшее всю страну, было арестовано и отправлено в Сибирь.
Россия странно отблагодарила фельдмаршала за этот поступок. Воцарившаяся через год Елизавета Петровича тут же отправила Миниха в ссылку. Она боялась инициативного полководца, боялась его замыслов, его неукротимого трудолюбия. Да мало ли что может прийти такому в голову?
О Минихе старались не вспоминать. Но охотно пользовались его идеями. Именно он, вернувшись через двадцать лет ссылки в Петербург, подал Екатерине II проект изгнания султана из Европы. Именно его победы убедили русских, что турок можно и нужно бить. Этот никогда не жаловавшийся, спавший по три часа в сутки фельдмаршал с лицом, покрытым волевыми морщинами, был так же неутомим, как впоследствии Суворов. Его не сломили ни войны, ни опала. Он умер на восемьдесят пятом году, пережив восемь (!) царей. Завоевание Крыма Суворовым и Потемкиным, произошло по его замыслу. И в том, что сейчас этот Крым принадлежит Украине, есть заслуга этого немца — несправедливо оболганного и забытого. Забытого именно потому, что он был слишком велик.
Как Екатерина восстановила Сечь
О том, что Екатерина II в 1775 году сделала из Запорожской Сечи скирду гноя, знают все.
Катерино, вража мати, що ти наробила?
Край веселий, степ широкий та й занапастила, — пелось в известной народной песне.
Но тогда как же объяснить, что до самого 1917 года в составе русской армии воевали запорожцы? Причем самые настоящие, не опереточные — 1-й Запорожский Императрицы Екатерины Великой полк Кубанского казачьего войска. И воевали хорошо! Блестяще, прямо скажем, воевали! За взятие Карса им пожаловали серебряные георгиевские трубы. За отличие в Турецкую войну 1877–78 гг. — георгиевский штандарт. За покорение Западного Кавказа — специальные памятные знаки на папахи. Екатерина II числилась в полку «вечным шефом». Интересно, как все это согласуется с версией о чуть ли не животной ненависти матушки-царицы к чубатым степным рыцарям, которых она якобы только то и делала, что «розпинала»?
Кстати, ясно вижу эту картину, столь любезную нашим историкам-квазипатриотам: на кухне Зимнего дворца скучает императрица. За окошком гаснет унылый петербургский денек.
— Скука, Александр Васильевич, — жалуется Екатерина фельдмаршалу Суворову.
— Так точно, Ваше Величество! — рапортует молодец фельдмаршал.
— А не распять ли нам запорожца? — вдруг оживляется Екатерина. — Не занапастить ли шельмеца?
— Обязательно занапастить! — веселеет герой Измаила, — А лучше сразу двух, чтобы им в одиночку не скучать!
Естественно, все это фантасмагория. А на самом деле было так.
Уже через год после роспуска Запорожской Сечи Григорий Потемкин, только что назначенный Новороссийским генерал-губернатором, почувствовал, что без казачков как-то скучновато. По осенней степи гулял ветер, играя сухой травой, как чуприной на мертвой казацкой голове, а в воздухе неумолимо пахло новой войной с турками, хотя предыдущая закончилась всего два года назад.
Как пьянел тогда вернувшийся из победоносной армии молодой генерал от должности вице-президента Военной коллегии! И как, играя вельможу, опрометчиво осек своего давнего знакомца, запорожского депутата Антона Головатого: «Не можно вам оставаться. Вы крепко расшалились и ни в коем виде не можете уже приносить пользы!»
Валы Сечи срыли. Запорожцы разбрелись по плавням тягать карасей. Но уже 31 октября 1776 года Потемкин вынужден был подать царице доклад о том, что южная граница империи стоит нараспашку, как ворота трактира, а для защиты ее нужно срочно формировать гусарские полки из тех казаков, что еще остались рыбачить на старых местах. Но только те не хотели идти в гусары! Они любили свободу — им не нравились тесные гусарские штаны! И тогда Потемкин вспомнил о Головатом. К счастью, тот был жив, хотя после погрома Сечи едва не застрелился.
Вместе с еще одним депутатом — Сидором Белым — уволенные в отставку и лишившиеся смысла жизни, они встали на проезжей дороге и порешили, прочтя молитву, пальнуть друг в друга при слове «аминь». Вскоре весельчак Головатый уже рассказывал эту историю в виде анекдота: «При слове «избави нас от лукавого» я остановился, опустил пистолеты, обратясь к Белому, спросил:
— А знаешь що, батьку?
— Що?
— Вот мы постреляемся?
— Атож!
— И нас тут найдут мертвых?
— Эге!
— И скажут: «Вот два дурня, запорожцы, напились мертвецки и пострелялись, сами не зная, чего».
— Так що робыты?
— Цур ему стреляться! Поедем дальше!
— Справди, цур ему!
Попросив у Бога прощения, старшины приложились к дорожной баклажке и со словами: «Что будет, то и будет!» пустились в путь.
А уже 6 апреля 1784 года Потемкин добыл разрешение императрицы обновить Войско Запорожское «на манер Донского», а Сидора Белого отправил на Дунай к тем казакам, что перешли на турецкую сторону. Но задунайцы не захотели возвращаться, требуя восстановления всех вольностей и клейнодов.
Наконец сечевой строй был обновлен. Белого избрали кошевым атаманом. Головатого — судьей. А 27 февраля 1788 года Суворов прислал «Верного Запорожского войска Атаману кошевому Белому» пожалованные царицей клейноды — знамя с синим крестом, бунчук и булаву. В том же году вспыхнула война с турками, в которой запорожцы воевали так, как, может быть, никогда раньше.
Именно они ночным штурмом овладели Хаджибеем на месте, где нынешняя Одесса. Лихой атакой захватили остров Березань. А под Измаилом, высадившись со стороны Дуная, ворвались в крепость в самом неожиданном месте.
Тогда же войско получило новое название — Черноморское. А Потемкину достался диковинные титул «Великого гетмана казацких войск Екатеринославских и Черноморских». Он и умер в степи на руках у черноморцев из своего конвоя. Смерть эта страшно опечалила казаков — неожиданно они лишились того, кто из врага превратился в их надежнейшего «лоббиста».
Головатому пришлось снова собираться в Петербург — хлопотать о переселении войска на Кубань, где можно было жить в предельной воле. Щедро сыпя добытыми на войне червонцами и обновляя полезные знакомства, депутаты нашли самый короткий путь в царский дворец — петербургские гостиные кишели земляками, оккупировавшими все самые вкусные бюрократические места.
С одинаковой легкостью носивший европейский камзол и казацкий кунтуш Головатый вырядился на прием к императрице истинным запорожцем и даже захватил с собой бандуру. А в самый ответственный момент растрогал своим пением Екатерину чуть ли не до слез:
Встань, батьку, великий гетьмане;
Милостивый великий пане,
Встань, Грицьку, промов за нас слово,
Проси цариці — все буде готово.
Лаконичный камер-фурьерский журнал, фиксировавший все придворные события, не уточняет, захотелось ли Екатерине, чтобы князь Потемкин восстал из праха и тут же повалил ее на постель, как это случалось в прошлые времена, но «основной инстинкт» императрицы был приятно потревожен воспоминаниями. Всплакнув о безвременно почившем Гришеньке, Екатерина II подмахнула соответствующий указ. Бумага, выданная на руки Головатому, торжественно гласила:
«Войско козачье Черноморское, собранное покойным генерал-фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим из верных Козаков бывшей Сечи Запорожской, в течение последней нашей с Портой Оттаманской войны многими мужественными на суше и водах подвигами оказало опыты ревностного к службе нашей усердия и отличной храбрости.
В воздаяние таковых сего войска заслуг Всемилостивейше пожаловали мы оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию с землею между рекою Кубани и Азовского моря».
За новым войском закреплялись старинные привилегии самоуправления. Губернатору Таврии поручалось освободить всех оказавшихся в крепостном состоянии запорожцев и разрешить им присоединиться к черноморцам Головатого. Для переселения выделялось 30 тысяч рублей, провиант и «всевозможные вспоможения».
