Игорь Бунич - Золото партии. Историческая хроника
Если уж было необходимо, уголовников наводили и на музеи, где в нужный момент умелые руки отключали сигнализацию и усыпляли (а то и убивали) охрану, похищая ценности исторического значения. (Как много прекрасного успел создать русский народ, если в процессе непрерывного более чем семидесятилетнего разграбления его богатства и не смогли выкачать до дна!).
Такие истории уже мало кого удивляли. Ведь приказал же первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Романов доставить к себе хранящийся в Эрмитаже сервиз Екатерины II, перебил его вдребезги, гуляя на свадьбе собственной дочери. И ничего. Никто даже ни пикнул.
Весь антикварный мир знал о фигурке обезьянки, вырезанной из огромного цельного куска янтаря и выставленной в витрине московского магазина «Опал», обслуживающего иностранцев. Богатые туристы неоднократно приценивались к стоящему на витрине янтарному чуду, но неизменно получали ответ, что вещь является национальным достоянием и не продается. В одно прекрасное утро обезьянка из витрины исчезла. Слетевшиеся на эту новость аккредитованные в Москве американские корреспонденты засыпали вопросами продавщиц и администрацию ювелирного магазина. Продавщицы стереотипно отвечали: «Вещь продана», а администрация, таинственно закатывая глаза, разводила руками. Не могли же они рассказать, что по приказу генерала МВД Чурбанова — зятя Брежнева и заместителя Щелокова — ночью был поднят с постели директор магазина, и янтарное чудо исчезло. Чурбанов, если верить его словам, выполнял каприз своей жены, Галины Леонидовны, но, несмотря на все ухабы судьбы, отправившей самого Чурбанова за решетку, несмотря на многочисленные обыски, совершенные на многочисленных квартирах и дачах дочери генсека, обезьянку так и не нашли. Переплавленная в доллары, она заняла место в частной коллекции на западе.
Не осталось незамеченным и уникальное бриллиантовое колье старинной работы, принадлежавшее известной советской кинозвезде Зое Федоровой. Колье было в свое время преподнесено актрисе ее мужем, американским адмиралом, находившемся в годы войны с дипломатической миссией в Москве. После войны, по всем правилам насаждаемых Сталиным норм социалистического образа жизни, адмирала выслали, а Зою Федорову отправили в концлагерь. Видимо, предчувствуя свою судьбу, актриса отдала на хранение колье друзьям, и тем самым сохранила его. Ныне, на волне объявленной Брежневым из-за недостатка твердой валюты и надвигающейся экономической катастрофы политики разрядки, актриса попыталась выехать к мужу в Соединенные Штаты и получила разрешение.
Однако, колье через границу не пропустили, объявив Федоровой, что на такую ценную вещь необходимо специальное разрешение. Федорова решила задержаться в Москве, чтобы получить такое разрешение. Она бросила бы колье на таможне, если бы оно не было памятью об ее единственной яркой любви юных лет. Любви, которая стоила актрисе так дорого. Через несколько дней Зою Федорову нашли убитой выстрелом в затылок в собственной квартире, а колье обнаружилось гораздо позднее среди вещей застрелившегося генерала Щелокова. И не только это колье.
Обо всем этом Андропов знал. Он сделал попытку подключить КГБ к делам МВД, отобрав себе дела по вещам, «имеющим высокую историческо-художественную ценность». МВД яростно сопротивлялось, не желая пускать соперников в свою богатую житницу, но все-таки нехотя согласилось «на проведение в исключительных случаях совместных операций». Еще до этого Андропову удалось внедрить часть своих офицеров в систему ОБХСС и взять под некоторый контроль так называемую «спецмилицию», занимающуюся мелкими и средними валютчиками.
Однако, выяснилось, что антикварные дела совсем не такие простые и легкие, как это казалось на первый взгляд.
В квартиру академика Чудновского среди бела дня вломилась банда грабителей, чья «кавказская национальность», если говорить официальным языком, ярко бросалась в глаза. Преступников интересовали картины из коллекции академика. С академиками было сложно. Им нельзя было инкриминировать, как всем прочим коллекционерам, приобретение коллекции на «нетрудовые доходы», а потому и доказать законность конфискации ее в «доход государства». К академикам поэтому применялись другие методы. Связав хозяина, грабители стали извлекать из рам несколько чрезвычайно дорогих полотен Матисса, как раз входящего в большую моду на Западе. Один из преступников, отжимая ножом гвозди рамы, в спешке всадил лезвие себе в кисть руки и довольно основательно ее поранил. Сделав свое дело, кавказцы скрылись.
За дело взялся КГБ. Описания потерпевшего были точны, и опытные оперативники быстро поняли, что речь идет о преступной группе из Баку, не раз «светившейся» на делах подобного рода. Прямая спецсвязь с Баку работала отлично, и уже через час в КГБ Азербайджана был передан приказ из Москвы об аресте группы с именами и фамилиями для верности. Каково же было разочарование в Москве, когда в Баку, внимательно выслушав поступившую из Москвы информацию, ответили: «Да, это группа хорошо известна, но, к сожалению, тут, видимо, какая-то ошибка поскольку перечисленные люди уже скоро год, как выехали за границу по израильской визе». Но КГБ не был бы КГБ, если бы даже сам себе верил на слово и пользовался бы только официальными каналами. Связались с агентурой и выяснили, что вся банда преспокойно находится в Баку, никуда не собирается уезжать, а, напротив, недавно вернулась из поездки в Италию, привезя «кучу» валюты.
Андропов почувствовал себя оскорбленным.
Специальная команда оперативников инкогнито, соблюдая все меры конспирации, вылетела в Баку. На одной из военных баз под городом оперативников ждал готовый к немедленному вылету самолет. Банду быстро и без шума повязали в городе, запихнули в автомобили и, не сказав даже «здрасте» местному КГБ, доставили в Москву.
Опознание преступников прошло без сучка и задоринки. Характерные лица, шрам на руке — все сходилось. Полковник КГБ, пожимая руку академику, поздравлял его и себя с успехом, уверяя, что дальнейшее следствие не займет и месяца. Через неделю академика снова вызвали к следователю. Глядя куда-то поверх его головы на портрет Дзержинского, полковник, с видимым усилием подбирая слова, сообщил, что дело закрыто, преступники освобождены за недостатком улик. Академик не стал тратить время на «охи» и удивление, а сразу же спросил, где можно обжаловать подобное решение. Полковник, помолчав, ответил: «Видимо, обжаловать можно, если сразу пожалуетесь лично товарищу Брежневу». Полковник делал то, что ему приказали. Академик слег в больницу, не выдержав столь динамичного развития непрогнозируемых событий.
Но оба они были бы потрясены еще сильнее, если бы узнали, что благодаря этому делу Андропов подвергся унижению, какого не испытывал со сталинских времен, когда генералиссимус вспомнил о его контактах с союзниками во время войны и чуть было не ликвидировал, так как был искренне убежден: любой контакт с иностранцами всегда заканчивается для советского человека вербовкой в империалистическую разведку.
Андропова вызвал к себе Суслов — член Политбюро и главный партийный идеолог, в кабинете которого находился Борис Пономарев — заведующий международным отделом ЦК КПСС. Суслов сухо поинтересовался: почему люди Андропова позволяют себе бандитские акции в столицах союзных республик, даже не ставя об этом в известность местное партийное руководство.
Андропов пытался объяснить, что речь идет об опасных преступниках, можно сказать, о бандформировании, на ликвидацию которого было отпущено так мало времени, что было совершенно невозможно затевать волокиту межреспубликанских согласований. На это Суслов заметил, что только суд определяет, является ли какое-либо лицо преступником или бандитом, а отнюдь не органы безопасности, о чем имеется целый ряд партийных документов и решений съездов, которые Андропову неплохо было бы изучить. Еще не совсем понимая суть разворачивающейся интриги, шеф КГБ с недоумением взглянул на главного партийного идеолога, но тут в разговор вмешался Пономарев. Борис Пономарев был наиболее влиятельной фигурой в аппарате ЦК КПСС, настолько влиятельной, что о делах возглавляемого им международного отдела ЦК даже Андропов знал только то, что ему было положено знать, а все попытки узнать больше, либо наталкивались на глухую стену непроницаемой секретности, либо рассеивались в лабиринтах контрверсий, умело пущенных слухов и искусного легендирования.
Люди Андропова обслуживали международный отдел ЦК, рыская по миру с чемоданами иностранной валюты, передавая ее в укромных местах из рук в руки представителям разных братских компартий, левацким группировкам и многочисленным террористическим организациям — единственным представителям выродившегося коммунистического рабочего движения. Из мозаичных рапортов этих курьеров трудно было составить полную картину происходящего. Работала старая конспиративная схема, родившаяся еще в гениальных головах Парвуса и Ленина — самых талантливых преступников XX века.
