KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Артем Драбкин - «Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника

Артем Драбкин - «Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Артем Драбкин, "«Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Как вы отмечали Рождество 1942 года?

– Рождество, ха-ха. Праздника точно не было. С момента закрытия котла мы никаких посылок не получали. Я посылал письма, но ответов не получал. По телевизору иногда рассказывают истории о том, что кто-то получил письмо в начале января. Скорее всего ему с кем-то передали, кто прилетал в котел. Официальная почта не работала.

– Кого вывозили из котла?

– В первую очередь раненых, потом экспертов, специалистов. Что такое «эксперт»? Я знаю одного оберлейтенанта, которого из котла вывезли на самолете, почему – я не знаю. Потом он служил в бундесвере и стал генералом. Сколько их вывезли и как определяли, эксперт это или нет, – я не знаю.

– Как вы это воспринимали, что из котла кого-то вывозят?

– Тогда, в котле, мы этого не знали, считали, что вывозят только раненых.

21 января нас сняли с нашей позиции и отправили в центр города. Нас было 30 человек, командовал нами старший фельдфебель. Я не знаю, как я спал последние дни, я не помню, спал ли я вообще. С момента, когда нас перевели с нашей позиции в центр города, я больше ничего не знаю. Там нечего было жрать, кухни не было, спать было негде, море вшей, я не знаю, как я там был… Южнее Красной площади там были такие длинные рвы, мы в них разводили костер и стояли и грелись возле него, но это была капля на раскаленных камнях – нам совсем не помогало спастись от холода. Последнюю ночь с 30 на 31 января я провел на Красной площади в руинах города. Я стоял в карауле, когда посветлело, часов в шесть-семь утра, зашел один товарищ и сказал: «Бросайте оружие и выходите, мы сдаемся русским». Мы вышли наружу, там стояло трое или четверо русских, мы бросили наши карабины и отстегнули сумки с патронами. Мы не пытались сопротивляться. Так мы оказались в плену. Русские на Красной площади собрали 400 или 500 пленных.

Первое, что спросили русские солдаты, было «Uri est’? Uri est’?». (Uhr – часы.) У меня были карманные часы, и русский солдат дал мне за них буханку немецкого солдатского черного хлеба. Целую буханку, которую я не видел уже несколько недель! А я ему, с моим юношеским легкомыслием, сказал, что часы стоят дороже. Тогда он запрыгнул в немецкий грузовик, выпрыгнул и дал мне еще кусок сала. Потом нас построили, ко мне подошел монгольский солдат и отнял у меня хлеб и сало. Нас предупредили, что тот, кто выйдет из строя, будет немедленно застрелен. И тут, в десяти метрах от меня, я увидел того русского солдата, который дал мне хлеб и сало. Я вышел из строя и бросился к нему. Конвой закричал «nazad, nazad», и мне пришлось вернуться в строй. Этот русский подошел ко мне, и я ему объяснил, что этот монгольский вор забрал у меня хлеб и сало. Он пошел к этому монголу, забрал у него хлеб и сало, дал ему затрещину и принес продукты мне обратно. Это ли не встреча с Человеком?! На марше в Бекетовку мы разделили этот хлеб и сало с товарищами.

– Как вы восприняли плен, как поражение или как облегчение, как конец войны?

– Смотрите, я ни разу не видел, чтобы кто-то сдался в плен добровольно, перебежал. Каждый боялся плена больше, чем погибнуть в котле. На Дону нам пришлось оставить обер-лейтенанта командира 13-й роты, раненного в бедро. Он не мог двигаться и достался русским. Через пару часов мы контратаковали и отбили его труп у русских. Он принял лютую смерть. То, что с ним сделали русские, ужаснуло. Я его знал лично, поэтому на меня это произвело особенно сильное впечатление. Плен нас ужасал. И, как потом выяснилось, справедливо. Первые полгода плена были адом, который был хуже, чем в котле. Тогда умерли очень многие из 100 тысяч сталинградских пленных. 31 января, в первый день плена, мы прошли из южного Сталинграда в Бекетовку. Там собрали около 30 тысяч пленных. Там нас погрузили в товарные вагоны, по сто человек в вагон. На правой стороне вагона были нары, на 50 человек, в центре вагона была дыра вместо туалета, слева тоже были нары. Нас везли 23 дня, с 9 февраля до 2 апреля. Из вагона нас вышло шестеро. Остальные умерли. Некоторые вагоны вымерли полностью, в некоторых осталось по десять-двадцать человек. Что было причиной смерти? Мы не голодали – у нас не было воды. Все умерли от жажды. Это было запланированное уничтожение немецких военнопленных. Начальником нашего транспорта был еврей, чего от него было ждать? Это было самое ужасное, что я пережил в жизни. Каждые несколько дней мы останавливались. Двери вагона открывались, и те, кто был еще жив, должны были выбрасывать трупы наружу. Обычно было 10–15 мертвых. Когда я выбрасывал из вагона последнего мертвого, он уже разложился, у него оторвалась рука. Что помогло мне выжить? Спросите меня что-нибудь полегче. Я этого не знаю.

– В России есть мнение, что сталинградские пленные умерли в основном потому, что они были истощены уже в котле, как вы считаете?

– Да, это частично правда. Многие голодали, но моя часть не голодала. У нас была конина и хлеб с элеватора. Даже если вы полностью здоровы, посадите вас на три недели в вагон и не давайте воду – вы умрете. Еще говорят, и это неправда, что все сталинградские пленные были уже больны и поэтому их приговорили к смерти, поэтому многие умерли.

Конечный пункт нашего маршрута был на самом востоке Узбекистана. Туда прибыло много эшелонов с пленными. Надо сказать, что они были не такие плохие, как наш. Мы пришли в лагерь, в котором бараки были выкопаны в земле и сверху покрыты соломой. В начале апреля нас в этом лагере было шесть тысяч человек. В середине мая этот лагерь расформировали, потому что в нем осталось в живых 1200 человек. Каждый день там умирало примерно 100 человек. В лагере была похоронная команда, десять человек, они вытаскивали мертвых из землянок и складывали трупы снаружи лагеря, в степи, в штабеля. Мы их спросили: «Вы похоронили товарищей?» – «Нет, их слишком много, их трупы сожрали животные». Я там познакомился с одним немцем. Перед смертью он мне сказал, что я выгляжу лучше, чем он, и попросил, если выживу, сообщить его жене, на которой он женился всего за год до этого, о его судьбе. В 1945 году, когда я вернулся домой, я съездил к его семье и рассказал о нем. Еще через год его жена, молодая женщина, хотела снова выйти замуж. Ей потребовалось официально признать его умершим. Она попросила меня пойти с ней и его родителями в ЗАГС и засвидетельствовать, что он умер в 1943 году в русском плену. Знаете, что там началось? Мне сказали, что я не имею права говорить, что в Советском Союзе, нашем друге, умер немецкий военнопленный! Они еще хотели знать, где он похоронен. Я сказал, что он лежит где-то в степи, его труп съели дикие животные…

Оттуда, из Узбекистана, больных отправили в лазарет, а так называемых здоровых – в трудовой лагерь.

Мы были в Узбекистане на рисовых и хлопковых полях, норма была не очень высокой, жить было можно. После этого с нами стали обращаться по-человечески, я бы так сказал. Там тоже некоторые умирали, но в целом с нами обращались по-человечески.

– Как к вам относилась русская охрана?

– Без любви. Ха-ха. Нас отводили на работу, справа и слева шли по два человека, всегда с собаками. Проблем при этом не было.

В ноябре 1943 года нас перевезли из Узбекистана на Урал в Орск. Туда мы ехали десять дней. Когда нас увозили из Узбекистана, там было 20 градусов тепла, а на Урале уже было 20 градусов мороза, метровый слой снега и ветер. Одежда у нас за восемь месяцев лучше не стала, и там мы опять начали умирать. В январе – феврале я четыре недели работал на фабрике, слесарем – мы ремонтировали бетономешалки и транспортеры для подачи корма. Главное, мы работали не на холоде. Когда потеплело, начиная с марта месяца, я работал на стройке слесарем, потом на бетономешалке, потом клал рельсы и так далее. На этой стройке в начале ноября 1944-го… Какой у русских праздник в начале ноября? Годовщина революции? К этому празднику наша бригада была отмечена как лучшая и премирована. Мы думали, что нам дадут немного хлеба, а нам дали по 100 грамм водки. Это было ужасно! Мы ее выпили, и нас чуть не вырвало.

Как-то в Орске нас повезли в banja, в открытом грузовике на 30-градусном морозе. У меня были старые ботинки, а вместо носков намотаны носовые платки. У бани сидели три русские матушки, одна из них прошла мимо меня и что-то уронила. Это были немецкие солдатские носки, постиранные и заштопанные. Вы понимаете, что она для меня сделала? Это была вторая, после того солдата, что дал мне хлеб и сало, человеческая встреча.

Была и еще одна встреча с Человеком. В 1945 году я по здоровью был в третьей рабочей группе и работал на кухне хлеборезом. А тут пришел приказ, чтобы третья рабочая группа прошла медицинскую комиссию. Я прошел комиссию, и меня определили в транспорт. Никто не знал, что это за транспорт и куда он идет, думали, что в какой-то новый лагерь. Мой начальник кухни, немец, тоже сталинградец, сказал, что он меня никуда не отпустит, пошел во врачебную комиссию и начал настаивать, чтобы меня оставили. Русский врач, женщина, на него наорала, сказала ему: «Пошел вон отсюда» – и я уехал на этом транспорте. Потом оказалось, что это транспорт домой. Если бы я тогда не уехал, то на кухне я бы подкормился и остался бы в плену еще несколько лет. Это была моя третья человеческая встреча. Эти три человеческие встречи я никогда не забуду, даже если проживу еще сто лет.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*