И Петров - Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)
Поставил "Годунова" талантливый Пьер Медсен - сын мэра Ниццы. Самозванца пел Жан Грей из Лиона, а Шуйского - Жан Жиродо. С обоими артистами я встречался в спектаклях во время прошлых гастролей, и мы радовались новой встрече, как старые друзья.
Большое впечатление произвела на меня певица Берта Монмарт в роли Марины Мнишек. Хотя у нее сопрано, она успешно справляется и с партиями, написанными для меццо. У нас в театрах такие явления чрезвычайно редки, а на Западе исполнительницы партий Амнерис или Кармен поют и чисто сопрановые партии, а драматическому тенору ничего не стоит выступить в партии лирического баритона, и наоборот. Берта Монмарт - отличная Елизавета Валуа в "Доне Карлосе" Верди. Я слушал эту оперу в "Гранд-Опера", и мне очень понравилась вся постановка.
Как и в Ницце, в Тулузе у меня было два спектакля "Годунова". Театр здесь возглавляет большой знаток и энтузиаст оперы Луи Изар. Некогда он пел с Шаляпиным, Александром Кипнисом и другими мировыми знаменитостями. Мне был дорог успех у тулузской публики, но не менее приятным было сердечное отношение такого директора театра. Мы расстались друзьями; я пообещал Изару приехать, чтобы спеть в "Хованщине": отказать этому страстному поклоннику русской музыки было просто немыслимо.
После Франции я в третий раз отправился в Югославию... Приехав в Сараево, я почти сразу должен был идти в театр на вечернюю репетицию - на следующий день был назначен спектакль. Я решил лечь пораньше и хорошо отдохнуть, но выспаться не удалось: на заре меня разбудили какие-то странные звуки. Сначала они слышались издалека, потом стали раздаваться все ближе, все громче. Это были крики муэдзинов, зазывавших правоверных на молитву. Они пронзительными голосами выводили довольно сложные мелодии со множеством фиоритур. Воздав должное искусству муэдзинов, я все-таки посетовал про себя на то, что в маленьком Сараеве так много мечетей - сто двадцать! Такой многолюдный хор спугнет любой сон... К счастью, публика не заметила, что Мефистофель поет, не выспавшись, и "Фауст" прошел удачно.
Затем я выступал в Скопле. Здесь еще были очень ощутимы последствия недавнего землетрясения. Я хорошо помнил этот прелестный городок по прежним приездам в Югославию и теперь не узнал его. На месте первоклассного отеля валялся щебень и стояли бараки. Среди них - наспех выстроенная гостиница, еще сырая и неуютная. Разрушенным оказался и концертный зал. Правда, чудесный оперный театр уцелел, но все здание было покрыто трещинами, и его вскоре пришлось снести, потому что отремонтировать было уже невозможно.
Выставочный зал, где проходил мой концерт, был переполнен. Я очень люблю благодарную югославскую публику и всегда с удовольствием для нее пел. И на этот раз разнообразная программа из классических и современных советских произведений принималась очень хорошо. После каждого номера Семену Климентьевичу Стучевскому и мне долго аплодировали.
Затем я приехал в Белград, который поразил меня огромным строительством. Столица Югославии все больше хорошела, красота и разнообразие ее архитектуры радовали взор.
В оперном театре я встретился со своими старыми знакомыми: басом Чангаловичем, баритонами Поповичем и Григорьевичем, тенором Маринковичем. При встрече они сжали меня в объятиях, как если бы мы были самыми близкими людьми. Эти певцы были хорошо известны советским слушателям по гастролям в нашей стране. Знали у нас и главного дирижера белградской оперы Оскара Данона. Он дирижировал всем репертуаром очень мягко, выразительно, с глубоким пониманием, и петь с ним было легко. Тонкий и знающий музыкант, на редкость работоспособный человек, Данон завоевал для своего театра мировую славу именно благодаря русскому репертуару.
С огромным успехом выступал этот театр во множестве стран, показывая оперы Мусоргского, "Князя Игоря" Бородина, "Сказание о невидимом граде Китеже" Римского-Корсакова. Белградцы включили в репертуар своих зарубежных гастролей "Любовь к трем апельсинам" Прокофьева, "Катерину Измайлову" Шостаковича. И везде их восторженно принимали.
"Фауста" в Белграде ставил режиссер из ФРГ Шрам. Меня осторожно предупредили: "Постановка необычная, может быть, вам что-то и покажется странным или нескладным,- вы уж нас извините..."
Не скрою, странного в этом "Фаусте" было предостаточно! Я просто не понимаю, как можно было так бесцеремонно поступить и с оперой Гуно, да и литературным первоисточником - великим гётевским "Фаустом". Все в спектакле, словно нарочно, нарушало романтический колорит оперы, и я переименовал фамилию Шрам на Срам. Представьте себе: "красуются" на сцене три алых помоста разной высоты, соединенных очень неудобными лестницами. Артистам все время приходится думать не о пении и игре, а о том, как бы не споткнуться на крутых ступенях и не полететь вниз. И никак эти помосты не "включены" в действие, не помогают игре актеров. Просто помосты и все... Разве вот два "помощника" Мефистофеля - балеринки, наряженные чертенятами, подадут старому Фаусту свиток и перо, передадут "документ" своему "хозяину", а потом застынут в "дьявольской" позе на вышеупомянутых лестницах...
В Загребе - одном из красивейших городов Югославии - я спел сольный концерт и Бориса Годунова в местной опере. В небольшой партии Рангони выступал замечательный баритон Руджак, который недавно вернулся из США, где в течение года пел в "Метрополитен-Опера". Загребская труппа хороша и по подбору голосов, и по разнообразию репертуара, в котором также много русских произведений. "Катерину Измайлову" Шостаковича загребский театр вывозил в Италию и имел огромный успех.
В Любляне я побывал впервые. Очаровательнейший этот город расположен в ста километрах от Италии. Чистенькие, небольшие домики под яркими черепичными крышами на фоне зеленых склонов гор. Улицы и площади залиты солнцем. Жизнерадостные люди. Красивое здание филармонии, увенчанное статуей... трубочиста. Мне рассказали, что нарядный с отличной акустикой концертный зал был выстроен трубочистом: всю свою жизнь копил он деньги, чтобы оставить городу дом, где сможет царствовать музыка...
Всегда с удовольствием выступал я в Клуже - одном из самых музыкальных городов Румынии. Здесь всего на сто шестьдесят тысяч жителей два оперных театра, и они постоянно переполнены. Репертуар театра широк, и, кажется, легче сказать, что в нем не идет, чем перечислить хотя бы основные названия. Во всяком случае, на афишах представлены все лучшие оперы мира от Моцарта до Вагнера, от Глинки и Даргомыжского до Чайковского и Прокофьева. Легко понять поэтому, как приятен мне был успех в этом городе, где на сей раз я пел в "Годунове" и "Фаусте",
Оперу Гуно я исполнил в уютном Тимишоаре, с его интереснейшей картинной галереей национальных художников, а затем приехал в Бухарест.
Столица Румынии, как и Белград в Югославии, строилась быстро и красиво. Не было двух домов, повторяющих друг друга по архитектуре и окраске, так что спутать их было невозможно и они являлись истинным украшением столицы.
Мне понравились не только жилые дома, но и новые административные здания. Например, выстроенный в центре Зал конгресса, примыкающий к бывшему Королевскому дворцу. Архитектура последнего, естественно, весьма отлична от Зала - этого во всех отношениях современного здания. Но строители нашли способ соединить их в один ансамбль, органично "вписать" новое здание в старое окружение.
"Борисом Годуновым" в Бухаресте дирижировал Эджиньо Массини. Этого превосходного музыканта хорошо знали советские слушатели. Когда-то бухарестский театр гастролировал у нас, и Массини изумительно провел "Трубадура" Верди и многие другие спектакли. Петь, когда оркестром и сценой управляет "волшебная палочка" Массини,- огромное удовольствие. Он прекрасно понимает природу вокального искусства, его внимание к певцу исключительно.
Затем я вернулся домой, увозя с собой ту сердечную теплоту, с которой относились ко мне - советскому артисту - публика и зарубежные коллеги по искусству.
Однако вскоре мне опять пришлось отправиться в путь.
В четверг, 22 октября мы были в Шереметьеве. В девять утра в огромные кабины "Ту-114" вошли взволнованные артисты Большого театра: солисты оперы, балет, хор, оркестр. Предотъездная сутолока, объятия, прощания, напутствия.
Впервые нашему оперному театру выпала честь прорубить "окно в Европу". И сделать это предстояло в Милане, в одном из мировых центров оперной культуры. "Ла Скала" ждал нас.
Четыре часа беспосадочного полета
Внизу Киев, Львов, Ужгород... Самолеты пересекли советскую границу. Будапешт... Не прошло и четырех часов, как мы были над Ломбардской равниной Северной Италии. К полудню лайнеры плавно опустились на миланском аэродроме Мальпенса. Вот и "полуденная земля" Италии. День оказался пасмурным, хоть и теплым.
В аэропорту, современном здании из стекла,- простор, свет. Нас встречают наши габтовцы - приехавшие заблаговременно работники постановочной части. Здесь и директор "Ла Скала" синьор Антонио Гирингелли, и несколько певцов миланского театра - большинство из них находилось в зарубежных турне. Мы встречаемся как близкие знакомые. Каждому вручают изящную карточку: "Театр "Ла Скала" поздравляет коллектив Большого театра СССР с приездом в Милан и желает счастливой работы и полного успеха". Потом нам раздают значки "Ла Скала". Такой значок заменяет пропуск в здание театра.
